Среди пушкинских уголков России Полотняный Завод находится как бы на периферии. Ни одно из произведений великого поэта не связано с этой усадьбой. Пушкин приезжал сюда дважды — и оба раза это были чисто деловые поездки. Тем не менее Полотняный Завод сыграл в жизни Пушкина исключительно важную роль — прежде всего потому, что это было родовое гнездо его жены.

Полотняный Завод представляет собой редкий пример усадьбы при промышленном предприятии. В 1718 году калужский купец Тимофей Карамышев испросил у Петра I разрешение о постройке в излучине реки Суходол фабрики «для делания парусных полотен». Через два года, в 1720 году, он «на собственный кошт» поставил рядом с этой фабрикой бумажную мельницу и начал изготовлять бумагу. Такое сочетание производств было обычной практикой того времени, поскольку на бумагу шли отходы от полотна. В январе 1732 года компаньонами Карамышева становятся Афанасий Гончаров и Григорий Щепочкин — тоже калужские купцы. Уже через месяц Карамышев умирает, и фактическим хозяином дела становится Гончаров, капитал которого в три раза превышал долю Щепочкина. Он происходил из посадских людей, из поколения в поколение бывших «горшешниками» и державших мелкие гончарные лавки (отсюда и фамилия). По-видимому, по инициативе Гончарова в 1735 году происходит «полюбовный раздел» дела, «чтобы каждый в своей части прилежнее рачить мог». Отныне Гончаров не обременен какими-либо обязательствами; он смело пускается в «свободное плавание» и быстро добивается внушительных успехов.

На гончаровскую мануфактуру приходилось до трети всего парусного полотна, производимого в России. Качество было отменным — и это сразу же оценили не только русские моряки, но и европейцы. Сам Гончаров хвастался, что под его парусами плавает чуть ли не весь английский флот. Особенно поднимался спрос во время войн — а их было достаточно. Он без разбора продавал свои изделия всем воюющим сторонам и богател день ото дня.

«Первою в России» почиталась и бумага, изготовлявшаяся на фабрике Гончарова. Все это было признано в Петербурге. Уже в 1742 году императрица Елизавета Петровна даровала ему чин коллежского асессора, дающий право на потомственное дворянство. Екатерина II сделала Гончарова «поставщиком двора Ее Императорского Величества». Кажется, о большем невозможно было и мечтать.

Но Екатерина II пожелала все увидеть своими глазами. В декабре 1775 года она изволила посетить Полотняный Завод и осталась чрезвычайно довольна. К этому времени А. А. Гончаров окончательно обустроил свою усадьбу. Первой еще в 1738 году была возведена каменная церковь Спаса Преображения — и почти тогда же рядом поставлены Спасские ворота. Главный дом был расположен напротив — по одной линии с бумажной фабрикой. Следовательно, подъезд к нему не был по обширному парадному двору, и это придавало облику усадьбы своеобразную уникальность. В 1770 году был перестроен главный дом. Отныне он уже не напоминал об эпохе Петра I. Это типичное здание второй половины XVIII века с ризалитами (выступающими частями) на фасаде. Внутренняя планировка также соответствовала вкусам того времени: в центре парадный двухсветный зал, от которого в обе стороны расходятся анфилады комнат. Императрицу приятно удивили и обилие каменных служб, и обширный парк с целой системой прудов.

По-видимому, желая спасти своих потомков от разорения, расчетливый А. А. Гончаров учредил «майорат», включавший полотняный завод, бумажную фабрику и прилегающие земли. Майорат означал неделимую недвижимость, не подлежащую ни продаже, ни залогу и передававшуюся по наследству старшему в роде.

Впрочем, как очень часто бывает, расчеты оказались тщетными. После смерти патриарха семейства майорат унаследовал его старший сын Николай. Но он пережил отца всего на год. Владельцем Полотняного Завода стал внук Афанасий Николаевич, и он сделал все возможное, чтобы громадное состояние было пущено по ветру. Нажитый дедом капитал равнялся шести миллионам, внук же умудрился оставить полтора миллиона долга. Именно с ним в свое время Пушкину пришлось иметь дело.

Правда, надо сказать, что А. Н. Гончаров отнюдь не выделялся среди других богатых помещиков своего времени. Он швырял деньги направо и налево, но так делали многие из тех, у кого были деньги. В журнале «Старые годы» искусствовед А. В. Средин писал о А. Н. Гончарове: «… В его личности сосредоточились, как в фокусе, все недостатки русского барства екатерининской эпохи. Широко гостеприимный, нерасчетливый, не могший никому отказать в просьбе, «милостивый», как его называет народ, — влюбленный в блеск и роскошь, он постоянно окружен гостями, ведет жизнь шумную и праздную; по своему мировоззрению, будучи от природы недальнего ума, он является типичным выразителем правила «после нас хоть потоп»… Жизнь его проходит среди шума и блеска на Полотняных Заводах, а зимою — в Москве».

Прежде всего А. Н. Гончаров занялся обустройством своей усадьбы, причем проявив при этом незаурядный художественный вкус. Главный дом уже трехэтажный; внутренние помещения отделываются богатой лепниной и расписываются. Внешне он стал более строгим; с фасада были убраны барочные детали. Парк благоустраивается, и там появляются беседки, павильоны, на аллеях скульптуры. В оранжерее выращиваются экзотические фрукты. Как и положено большому барину, А. Н. Гончаров завел конный завод с обширным манежем и, конечно, имел свой крепостной театр.

Жизнь Полотняного Завода представляла собой сплошной праздник. Но семейного счастья здесь не было. А. Н. Гончаров был женат на Надежде Платоновне Мусиной-Пушкиной; у них родился единственный сын Николай — всеобщий баловень. Несмотря на нелады в семье, он получил прекрасное домашнее образование и с малолетства стал проявлять недюжинные способности, особенно, музыкальные. Его мать в конце концов не выдержала беспутства супруга и уехала в Москву, где поселилась в собственном доме. Тогда же муж отправился лечить душевные раны за границу, где провел четыре года. Вернувшись домой накануне нашествия Наполеона, он пустился в новые сумасбродства, заведя целый крепостной гарем.

Николай Афанасьевич был тонкой художественной натурой. При этом он унаследовал деловые способности и энергию прадеда. Ко времени распада семьи и отъезда отца в Европу он уже был женат на Наталии Ивановне Загряжской и жил в Полотняном Заводе. За четыре года отсутствия отца ему удалось поправить дела. Но последний, вернувшись, властно устранил сына от управления заводами и имениями и фактически низвел до роли нахлебника.

Молодому человеку пришлось терпеть его бесконечные капризы. Все это он (глава семьи и отец четырех детей, из которых младшая дочь Наталия родилась в 1812 году) тяжело переживал. Униженное положение не могло не сказаться на его душевном состоянии. Начало болезни спровоцировал несчастный случай: в 1814 году Николая Афанасьевича сбросила лошадь, он сильно расшиб голову и в результате «впал в меланхолию». Недуг, начавшийся депрессией, прогрессировал, и около 1824 года он уже полностью обезумел, стал кидаться с ножом на жену и детей. Жена — будущая теща Пушкина — не стала помещать сумасшедшего мужа в лечебницу; его просто-напросто заперли в отдаленном флигеле собственного дома на Большой Никитской улице в Москве. До конца своих дней несчастный оставался узником. Периоды временного просветления чередовались с припадками буйства. Пушкин просил жену не водить к нему детей, опасаясь, как бы он не откусил им носа.

Первый приезд Пушкина в Полотняный Завод 25–27 мая 1830 года связан с переговорами о приданом невесте, и поэту пришлось вступить в контакт с новоявленным «дедушкой». Последний не особенно ясно представлял себе, кто такой Пушкин, и почему-то считал его важной персоной при дворе. А. Н. Гончаров стал вести двойную игру. У него еще оставались незаложенные имения, и в приданое внучке он обещал выделить часть села Катунки Балахинского уезда Нижегородской губернии, но при этом просил Пушкина стать его ходатаем перед правительством о «временном вспоможении» в двести — триста тысяч рублей.

Изобретательным стариком был задуман один проект. В свое время он приобрел в Германии статую Екатерины II с намерением поставить ее в Полотняном Заводе в память приезда императрицы в усадьбу в декабре 1775 года. Эта статуя ранее была заказана Потемкиным знаменитому скульптору Мейеру, но из-за смерти фаворита не выкуплена. С постановкой ее в Полотняном Заводе А. Н. Гончаров затянул, а при правлении Павла I об этом нельзя было и помыслить. «Медная бабушка» (так окрестил скульптуру Пушкин) нашла свое убежище в сарае. По-видимому, А. Н. Гончаров уже давно задумывался над тем, чтобы статую переплавить и получить за металл наличные. Необходимость дать внучке приданое показалась ему удобным предлогом. Но просто уничтожить изваяние царицы было рискованно; следовало заручиться разрешением в правительственных верхах. Это стало еще одной просьбой, с которой А. Н. Гончаров обратился к Пушкину. Поэт пишет Бенкендорфу 29 мая 1830 года:

«Прадед моей невесты некогда получил разрешение поставить в своем имении Полотняный Завод памятник императрице Екатерине II. Колоссальная статуя, отлитая по его заказу из бронзы в Берлине, совершенно не удалась и так и не могла быть воздвигнута. Уже более 35 лет погребена она в подвалах усадьбы. Торговцы медью предлагали за нее 40000 рублей, но нынешний ее владелец, г-н Гончаров, ни за что на это не соглашался. Несмотря на уродливость этой статуи, он ею дорожил как памятью о благодеянии великой государыни. Он боялся, уничтожив ее, лишиться также и права на сооружение памятника.

Неожиданно решенный брак его внучки застал его врасплох без всяких средств, и, кроме государя, разве только его покойная августейшая бабка могла бы вывести нас из затруднения. Г-н Гончаров, хоть и неохотно, соглашается на продажу статуи, но опасается потерять право, которым дорожит. Поэтому я покорнейше прошу Ваше Превосходительство не отказать исходатайствовать для меня, во-первых, разрешение на переплавку названной статуи, а во-вторых — милостивое согласие на сохранение за г-ном Гончаровым права воздвигнуть, — когда он будет в состоянии это сделать, — памятник благодетельнице его семейства».

На обе просьбы Гончаров и Пушкин получили согласие Николая I. Но выяснилось, что за «медную бабушку» можно было выручить только 7 тысяч рублей. В результате было решено скульптуру сохранить до лучших времен. Неудачно сложились дела и со «вспоможением». Пушкин обращался и к Бенкендорфу, и к министру финансов Канкрину (которого он считал своим родственником), но в обоих случаях получил решительный отказ. Причину Пушкин объясняет в письме Гончарову 9 сентября 1830 года из Болдина: «Сношения мои с правительством подобны вешней погоде: поминутно то дождь, то солнце. А теперь нашла тучка…» Таким образом, визит поэта в Полотняный Завод оказался безрезультатным.

Бальзамом на душу Пушкину стал неожиданный приход в Полотняный Завод в день его рождения 26 мая двух калужан. Ими были владелец городского книжного магазина и библиотеки Иван Антипин и его приятель Фаддей Абакумов. Они прошли пешком 18 верст специально для того, чтобы поздравить поэта. Вряд ли стоит распространяться о том, сколь дорого было русскому гению такое очевидное доказательство его широкой популярности.

Пушкин уехал из Полотняного Завода, затаив в душе обиду. Выход ей он дал через год в письме П. В. Нащокину 22 октября 1831 года: «Дедушка свинья; он выдает свою третью наложницу замуж с 10000 приданого, а не может заплатить мне моих 12000 — и ничего своей внучке не дает». Впрочем, Пушкин давно уже полагался только на собственные труды.

Второй раз поэт приезжал в Полотняный Завод в конце лета 1834 года. Здесь произошли большие изменения.

А. Н. Гончаров умер двумя годами ранее. Наследовать ему должен был бы единственный сын, но очередное медицинское освидетельствование окончательно признало его душевнобольным. Опекуном был установлен старший из потомков по мужской линии Дмитрий Николаевич Гончаров. Жена Пушкина по многим соображениям (в том числе финансовым) решила провести четыре летних месяца в калужском имении родных вместе с братом и сестрами. Сам он был вынужден остаться в Петербурге, где занимался изданием «Истории Пугачева». Началась интенсивная переписка. В целом супруги обменялись почти тридцатью письмами с каждой стороны.

Пушкин скучал в Петербурге. Привязанный ко двору (пусть и не слишком обременительными обязанностями), опутанный долгами, он ощущал всей душой, что прежней — необходимой для творчества — свободы у него уже нет. Ему оставалось только мечтать в письме 11 июня: «Кабы Заводы были мои, так меня бы в Петербург не заманили и московским калачом. Жил бы себе барином». Жену он предостерегает (20 апреля): «В деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай себе воображения». По-видимому, Пушкин все же втайне рассчитывал и на денежную помощь со стороны родственников: «Сейчас приносили мне корректуру… Я прочел, что Пугачев поручил Хлопуше грабеж заводов. Поручаю тебе грабеж Заводов — слышишь ли, моя Хло-Пуш-кина? Ограбь Заводы и возвращайся с добычею». Но вместо денег жена привезла в Петербург сестер. Отныне семья поэта увеличилась двумя свояченицами, ранее влачившими одинокую жизнь в деревне.

21 августа Пушкин приехал в Полотняный Завод. Он нашел свое семейство живущими не в главном, а в так называемом Красном доме — отдельном строении в парке, стоящем на берегу пруда. Красный дом был просторен; в нем было 14 комнат. Кроме того, он находился вдалеке от фабрик, и поэту здесь явно было уютнее. Как и в Яропольце, Пушкин прежде всего заинтересовался усадебной библиотекой. Его постоянно видели с ворохом книг, которые он переносил в свои апартаменты. Сохранился любопытный документ пребывания поэта в усадьбе, а именно рукописный на четырех страницах «Реестр книгам у А. С. Пушкина». В реестре значатся 69 книг и 23 рукописи (причем и произведения самого поэта). По-видимому, это и было то, что Пушкин отобрал для себя в Полотняном Заводе и что переехало с ним в Петербург.

Отныне Пушкина с Полотняным Заводом связывали только деловые отношения. Он чрезвычайно нуждался в бумаге для своих издательских предприятий. Жена поэта выступала посредницей во взаимоотношениях мужа и брата. В ее письмах последнему не раз встречаются просьбы о присылке бумаги. Д. Н. Гончаров всегда охотно откликался на них, и бумага поступала Пушкину в срок.

После гибели поэта молодая вдова (ей было всего 25 лет) почти на два года уединилась в Полотняном Заводе. Летом 1837 года ее посетили здесь друзья Пушкина — В. А. Жуковский и П. В. Нащокин. Почти десять дней прожил в Полотняном Заводе и отец поэта С. Л. Пушкин. Но трагическая нелепость ситуации состояла в том, что Гончаровы были связанными родственными узами не только с Пушкиным, но и с Дантесом. Кроме того, после смерти тещи в 1848 году он — расчетливый француз — стал требовать долю наследства для своих детей от Е. Н. Гончаровой (она сама умерла в 1844 году). В конце концов по суду Д. Н. Гончаров был вынужден выплатить Дантесу то, что последний настойчиво домогался. Надо сказать, что если Гончаровы беднели, то Дантес, наоборот, богател. При Наполеоне III он сделал блестящую политическую карьеру, став сенатором 2-й империи. Кроме того, он, используя свое положение, без конца занимался финансовыми махинациями; его имя постоянно мелькало в числе учредителей коммерческих банков, директоров промышленных и железнодорожных компаний, страховых обществ. Понятно, что Гончаровым не с руки было порывать отношения с влиятельным, пусть и не особенно желанным, иностранным родственником. Именно этим объясняется появление в Полотняном Заводе большого фотографического портрета Дантеса, который он прислал в 1859 году. Одетый с иголочки джентльмен с тростью стоит в небрежной позе на ступенях лестницы. В этом холеном буржуа с трудом можно узнать бедного офицера, некогда приехавшего в Россию «на ловлю счастья и чинов».