Жизнь князя Петра Владимировича Долгорукова (1817—1868) сложилась необычно. Отпрыск одного из самых знатных и древних русских дворянских родов, представитель «золотой молодежи», близкий к царскому двору, предназначенный к блестящей карьере, он окончил свои дни на чужбине как политический эмигрант.

Все началось с того, что Долгоруков, занимаясь генеалогией, вздумал предать гласности более чем сомнительное происхождение целого ряда вельмож, вошедших в силу в течение XVIII века, потомки которых образовали «сливки» русского общества. В 1842 году князь выпустил в Париже на французском языке, под псевдонимом «граф Альмагро», брошюру «Заметки о знатных русских семьях», где приводились факты, компрометировавшие многих аристократов, чьи предки, люди низкого рода, выдвинулись лишь благодаря своей службе в качестве царских денщиков и брадобреев, за что их жаловали графскими и даже княжескими титулами.

О Меньшикове, например, говорилось: «Разносчик, торговавший пирогами, он стал камердинером Петра Первого, помещен был им в гвардию и вскоре возвысился до генеральского чина, хотя едва умел читать и писать».

О Екатерине I Долгоруков осмелился писать так:

«Она была дочерью бедного ливонского крестьянина, стала служанкой пастора, затем женой шведского драгуна. Попав в плен при взятии Мариенбурга русскими войсками, она сделалась наложницей генерала Бауэра, который отдал ее графу Шереметьеву, а тот — Меньшикову. Последний в свою очередь уступил любовницу Петру Первому, а тот возьми и женись на ней». Братья и племянники Екатерины стали графами Скавронскими.

Не менее пикантные подробности сообщались о происхождении титула князя Безбородко, заслужившего милость царственных особ тем, что был виртуозом по куаферной части, т. е. парикмахером.

Судить автора за то, что он сообщал достоверные исторические факты, было невозможно, и Николай I ограничился тем, что велел его сослать,— правда, не в Сибирь, а только в Вятку, служить под надзором полиции.

После смерти царя Долгоруков подал его преемнику записку о необходимости освободить крестьян (конечно, с выкупом за землю).

В 1859 году он тайно выехал за границу и выпустил там новую разоблачительную книгу «Правда о России», сперва на французском, затем на русском. На объявленное ему повеление немедленно возвратиться и предстать перед судом сената Долгоруков ответил издевательским письмом: «Желая доставить вам удовольствие видеть меня, посылаю при сем свою фотографию, весьма похожую.

Можете эту фотографию сослать в Вятку или в Нерчинск, по вашему выбору, а я сам — уж извините — в руки вашей полиции не попадусь, и ей меня не поймать!»

На вывезенные из России средства Долгоруков развернул борьбу с самодержавием, хотя не придерживался столь либеральных взглядов, как Герцен и Огарев. Он выпускал оппозиционные царскому правительству газеты «Будущность», «Правдивый», «Листок», сотрудничал в «Колоколе» и, по словам Герцена, «подобно неутомимому тореадору, не переставая, дразнил быка — русское правительство и заставлял трепетать камарилью Зимнего дворца».

Книга «Правда о России» содержала резкую критику царского режима. В ней доказывалось, что династия Романовых прекратилась со смертью Елизаветы Петровны, и в России правит немецкая династия Голштейн-Готторпов.

О вельможах былых времен Долгоруков писал: «Высокопревосходительные, сиятельные и светлейшие холопы, разодетые в шитые кафтаны, покрытые орденами и лентами...»

Столь же резко отзывался он о вельможах, ему современных. Приводя множество фактов, автор убедительно вскрывал гнилость и реакционность царского режима, продажность чиновников, самоуправство и жестокость помещиков, казнокрадство, возведенное в систему и разоблаченное Крымской войной, крючкотворство и отсутствие гласности в судах, лживость официозной прессы, расточительство царского двора, запущенность финансов, произвол тайной полиции. Он требовал целого ряда реформ в духе умеренного либерализма.

За эту книгу Долгоруков был заочно приговорен сенатом к лишению дворянского и княжеского достоинств, всех поместий и к ссылке в Сибирь на поселение. Но поскольку он был недосягаем для царского правительства, то его признали «навсегда изгнанным из России».

Куда более серьезным, с нашей точки зрения, было другое обвинение, выдвинутое против Долгорукова некоторыми литературоведами, а именно — в причастности к сочинению оскорбительного анонимного письма, приведшего к роковой дуэли Пушкина; но позднейшие исследования это опровергают.

И другому князю титул не помешал перейти в лагерь непримиримых врагов самодержавия.

В 1864 году русское правительство снарядило «торговую экспедицию» для нахождения кратчайшего пути из Забайкалья в Приамурье через Маньчжурию (впоследствии по этому маршруту была проложена Китайско-Восточная железная дорога).

В экспедиции участвовал иркутский второй гильдии купец Петр Алексеев. Сопровождавшие караван казаки-буряты быстро угадали, что купец — мнимый, вовсе сукнами не торгует, и признали в нем военного, так как он отлично сидел в седле, владел оружием и ориентировался не хуже любого проводника.

Купец этот был не кто иной, как старший офицер для особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири М. С. Корсакове, 22-летний князь Петр Алексеевич Кропоткин, представитель одной из самых древних русских фамилий, незадолго до этого окончивший Пажеский корпус, «человек большой учености и блестящей карьеры», как отзывается о нем один современник.

Карьеры князь П. А. Кропоткин не сделал, но стал выдающимся географом и геологом и не менее выдающимся революционером. В 1874 году он был арестован царским правительством за активное участие в народническом движении и после двух лет заточения в Петропавловской крепости совершил смелый побег из военного госпиталя, куда его перевели для лечения. Эмигрировав за границу, этот аристократ, один из потомков Рюрика, близко познакомился с К. Марксом, разделил его идеи, но потом примкнул к М. А. Бакунину и стал одним из идеологов анархизма.

Поселившись в 1886 году в Англии, Кропоткин вел большую научную и литературно-публицистическую работу, снискал огромный авторитет, был избран в 1893 году членом Британской ассоциации по развитию наук (аналог нашей Академии наук), постоянно печатал научные статьи в заграничных журналах, газетах, Британской энциклопедии.

Однако в русской печати он ничего помещать не мог, поскольку Александр II велел «не допускать к выходу в свет сочинения лиц, признанных изгнанными из отечества, тайком покинувших его, и государственных преступников, какого бы содержания ни были эти сочинения и в каком бы виде ни издавались: под собственными ли именами авторов или под какими-нибудь псевдонимами или знаками».

В первую очередь это касалось Герцена, Огарева, Бакунина и Кропоткина. Царь был чрезвычайно шокирован тем, что последний, будучи отпрыском древнего аристократического рода, примкнул к революционному движению.

Вот почему под статьей «Два ученых съезда» в «Вестнике Европы» (1898, № 4) стоит «П. Алексеев» — вымышленная фамилия, образованная из отчества автора, та самая, под которой Кропоткин за 34 года до того участвовал в Маньчжурской торговой экспедиции.

В этой статье подробно описаны доклады, сделанные рядом ученых на состоявшихся в 1897 году в Детройте и Торонто конгрессах Британской и Американской ассоциаций по развитию наук. Принадлежность этой статьи перу Кропоткина доказывается тем, что он лично принимал участие в обоих конгрессах. К тому же в его «Записках революционера» (1899, русский перевод, изданный в Лондоне,— 1902) есть рисунок, сделанный им во время путешествия по Канаде в том же году.

Лишь после победы Октябрьской революции Кропоткин получил возможность вернуться в Россию (ему было уже 75 лет). Он поселился в городе Дмитрове Московской области, где и умер в 1921 году. Его именем названы город на Северном Кавказе и улица в Москве.