Одним из великих вопросов дня в России является
вопрос о том, должны ли мы способствовать разрушению общинного владения
землею так же, как это сделали имущие классы в Западной Европе, и ввести
взамен того личное крестьянское землевладение или же мы должны
стремиться сохранить общину и приложить все усилия, чтобы она
развивалась далее по типу земледельческих и промышленных ассоциаций.
Сильная борьба идет по этому вопросу в среде русской интеллигенции, и в
первых самарских очерках из крестьянской жизни, озаглавленных «Из
деревенского дневника», Глеб Успенский отводит много места этому
вопросу. Он пытался доказать не только, что крестьянская община, в ее
настоящем виде, приводит к сильному угнетению личности, является помехой
индивидуальной инициативе, ведет ко всякого рода притеснениям бедных
крестьян богатыми, но также и то, что она является причиной общей
бедности крестьянства. Но Успенский не упомянул тех аргументах, которые
те же бедные крестьяне, если бы их спросили, не замедлили бы привести в
защиту общинного владения землей; и он приписал этому учреждению
результаты совершенно других, общих общерусских причин, — как это можно
видеть хотя бы из того факта, что та же бедность, та же инерция и то же
угнетение личности еще в большей степени наблюдаются в Белоруссии, где
общинное землевладение давно уже перестало существовать. Успенский, при
всей своей любви к крестьянству, выразил, таким образом, — по крайней
мере в его самарских очерках — те взгляды, которые распространены в
средних классах Западной Европы, которые, указывая на недостатки
общинного владения, тоже сваливали на эту форму владения землею целый
ряд фактов, в которых было виновато государство, а не община.
Положение, занятое Успенским, вызвало целый ряд
ответов со стороны другого беллетриста-народника, обладавшего не меньшим
талантом, — Златовратского (род. в 1845 г.), повести которого являлись
как бы ответами на очерки Успенского и его пессимистические выводы.
Златовратский с детства был близко знаком с жизнью крестьян средней
России, и чем менее иллюзий он питал относительно ее, тем более он был
подготовлен, когда начал серьезное изучение крестьянства, видеть хорошие
черты в их жизни и понимать типы тех крестьян, которые принимали близко
к сердцу интересы мира — деревни в ее целом; мирские типы этого рода я
также хорошо знал в моей юности в тех же местностях России.
Златовратского, конечно, обвинили в идеализации
крестьянства, но в действительности Успенский и Златовратский дополняли
друг друга. Как они дополняли друг друга географически — Златовратский,
описывая действительно земледельческую область средней России, в то
время как Успенский изобразил периферию, окружность этой области, — так
дополняли они друг друга и психологически. Успенский был прав, указывая
на мрачные стороны общинных порядков, на недостатки общины, которая
лишена, однако, жизненности вследствие давления всемогущей бюрократии; и
Златовратский был прав, указывая на то, какие люди вырастают на почве
общинных порядков, руководимые страстной привязанностью к земле,
указывая, какие услуги они могут оказать деревенской массе при условии
свободы и независимости.
Повести Златовратского представляют, таким
образом, крупный этнографический вклад и обладают в то же время
художественными достоинствами. Его «Деревенские будни», и в особенности
его «Крестьяне присяжные» (с 1864 года крестьяне-домохозяева поочередно
отбывали должность присяжных в окружных судах) полны глубоко интересных
сцен из деревенской жизни. Его «Устои» представляют серьезную попытку
охватить в художественном произведении основы русской деревенской жизни.
В этом произведении читатель встречает типы людей, олицетворяющих
возмущение крестьянства как против внешних притеснений, так и против
рабской подчиненности массы этим притеснениям, — людей, которые при
благоприятных условиях могут сделаться инициаторами движения более
глубокого характера. Каждый, знакомый с внутренней жизнью деревни,
знает, что подобные типы — вовсе не авторское измышление.
Писатели, упомянутые нами на предыдущих страницах,
далеко не исчерпывают всей школы беллетристов-народников. Не только
каждый крупный русский художник, начиная с Тургенева, был вдохновлен в
том или ином из своих произведений народной жизнью, но наиболее
выдающиеся современные писатели, как Короленко, Чехов, Эртель и многие
другие (см. следующую главу), принадлежат до известной степени к той же
категории. Найдется немало писателей этой школы, о которых более или
менее подробно упоминается во всяком курсе новой русской литературы, но
которым я, к сожалению, могу, за недостатком места, посвятить лишь
несколько строк.
Наумов родился в Тобольске (1838), и, закончив
университетское образование в Петербурге и поселясь в Западной Сибири,
он написал ряд рассказов и очерков, в которых изображал деревенскую
жизнь Западной Сибири и нравы золотопромышленных рабочих. Эти рассказы
пользовались большой популярностью благодаря выразительному языку,
энергии, которой они были проникнуты, и поразительным картинам
«поедания» деревенской бедноты богатыми «мироедами».
Другим писателем, в совершенстве изображавшим «мироедов» в деревнях Европейской России, был Салов (1843-1902).
Засодимский (род. 1843) принадлежит к тому же
периоду. Подобно многим из своих современников, он провел молодость в
изгнании, но остался до сих пор все тем же «народником», сохранив
горячую любовь к народу и веру в крестьянство. Его «Хроника села
Смурина» (1874) и «Степные тайны» (1882) особенно интересны, так как в
этих повестях Засодимский сделал попытку изобразить типы интеллектуально
развитых, протестующих крестьян, какие встречаются в деревнях, но
обыкновенно игнорируются другими беллетристами-народниками. Некоторые из
таких крестьян возмущаются против общих условий деревенской жизни,
некоторые являются мирными религиозными пропагандистами, наконец,
некоторые развиваются под влиянием пропагандистов из образованных
классов.
Петропавловский (1857—1892), писавший под
псевдонимом Каронин, был действительным поэтом деревенской жизни, поэтом
крестьянского труда. Он родился в юго-восточной России, в Самарской
губернии, но уже в ранней молодости попал в ссылку, в Тобольскую
губернию, где прожил много лет; по освобождении из ссылки он вскоре умер
от чахотки. Он дал в своих повестях и рассказах несколько очень
драматических типов деревенских «неудачников», но наиболее типичной для
определения его таланта является повесть «Мой мир». В ней он
рассказывает, как «интеллигент», страдающий нравственным раздвоением,
находит душевное успокоение, поселясь в деревне и разделяя с крестьянами
их почти сверхчеловеческий труд во время покоса и страды. Живя жизнью
крестьян, он завоевывает их любовь и находит здоровую и разумную
девушку, которая любит его. Это, конечно, до известной степени
деревенская идиллия; но идеализация настолько незначительна, — как мы
знаем по опыту тех «интеллигентов», которые действительно селились в
деревне и вели себя по отношению к крестьянам как равные к равным, — что
идиллия близко соприкасается с действительностью.
В заключение следует упомянуть еще некоторых
беллетристов-народников. К ним можно причислить Л. Мельшина (род. 1860) —
псевдоним ссыльного П. Я., отличающегося также поэтическим дарованием;
отбыв двенадцать лет каторжных работ в Сибири как политический
преступник, он издал два тома очерков из жизни каторжан, «В мире
отверженных», и в некоторых отношениях это произведение может быть
поставлено на ряду с «Записками из мертвого дома» Достоевского; С.
Елпатьевского (род. 1854), также ссыльного, давшего ряд очерков из
сибирской жизни; Нефедова (1847—1902), этнографа, который, помимо ценных
научных работ, дал ряд превосходных очерков из фабричной и деревенской
жизни; его произведения отличаются глубокой верой в неистощимый запас
энергии и пластическую созидательную силу крестьянства; и многих других.
Каждый из упомянутых нами писателей заслуживал бы более обширного
очерка, так как произведения их в той или иной степени послужили к
уразумению положения того или иного класса населения или способствовали
выработке форм «идеалистического реализма», который наиболее подходит
для изображения типов, взятых из среды трудящихся масс, и который
позднее был причиной литературного успеха Максима Горького. |