Одним из последних заветов, с которым умирающий Тургенев обратился к русским писателям, была его просьба, — хранить чистоту нашего драгоценного наследия — русского языка. Тургенев, знавший в совершенстве большинство западноевропейских языков, имел самое высокое мнение о русском языке, как орудии для выражения всевозможных оттенков мысли и чувства, и в своих произведениях он показал, какой глубины и силы выражения, и какой мелодичности прозы, можно достигнуть, владея русским языком. В его высокой оценке русского языка Тургенев, как читатели увидят из настоящих страниц, был совершенно прав. Словесное богатство русского языка поразительно: тогда как в языках Западной Европы часто имеется одно только слово для выражения известного понятия, — в русском языке имеются два, три или четыре слова для выражения различных оттенков того же понятия. Русский язык особенно богат в выражении различных оттенков чувств — нежности и любви, скорби и веселья, а также различных степеней того же самого действия. Его гибкость особенно сказывается в переводах, и ни одна литература не может похвалиться таким количеством превосходных, точных и истинно поэтических переводов иностранных авторов, каким обладает наша литература. Поэты самых разнообразных характеров — Гейне и Беранже, Шелли и Гете, не говоря уже о любимце русских переводчиков, Шекспире, одинаково хорошо переведены на русский язык. Сарказм Вольтера, заразительный юмор Диккенса и добродушный смех Сервантеса — с одинаковой легкостью находят себе выражение в русском языке. Более того, вследствие своего музыкального характера, русский язык чрезвычайно удобен в поэзии, для передачи мельчайших метрических особенностей оригинала. «Гайавата» Лонгфелло (в двух различных, превосходных, переводах), капризная лирика Гейне, баллады Шиллера, мелодические народные песни различных национальностей и игривые шансонетки Беранже — переведены на русский язык с точнейшим соблюдением ритма оригиналов. Головоломная смутность германской метафизики передается по-русски с такой же легкостью, как и точный изящный стиль философов XVIII столетия; краткие, конкретные, выразительные и вместе с тем изящные выражения лучших английских писателей — не представляют никакого затруднения для русского переводчика.

Вместе с чешским и польским, сербским и болгарским, а также несколькими другими наречиями русский язык принадлежит к великой славянской семье языков, которая, в свою очередь, — вместе со скандинаво-саксонской и латинской семьями, а также с языками литовским, персидским, армянским и грузинским, — принадлежит к великой индо-европейской или арийской ветви. С течением времени, — мы надеемся, вскоре, и чем скорее, тем лучше, — сокровища народной поэзии южных славян и новые литературы поляков и чехов сделаются доступными для западно-европейских читателей. Но в настоящем труде я коснусь литературы одной лишь ветви великой славянской семьи, а именно русской, или восточной, ветви; и даже при этом ограничении я принужден буду умолчать о южнорусской или украинской литературе и песнях. Я буду говорить лишь о литературе великороссов, или, проще, о русской литературе. Из всех славянских языков великорусский пользуется наиболее широким распространением. Это — язык Пушкина и Лермонтова, Тургенева и Толстого.

Подобно всем другим языкам, русский воспринял в себя много иностранных слов: скандинавских, турецких, монгольских, а позднее — греческих и латинских. Но, несмотря на ассимиляцию многих племен урало-алтайского или туранского корня, которая была уделом русского народа в продолжении многих веков, его язык сохранился в замечательной чистоте. Приходится только удивляться, что перевод Библии, сделанный в IX ст., на языке, которым тогда говорили в Болгарии и Македонии, до сих пор в общем понятен даже русскому простолюдину. Грамматические формы и конструкции фраз этого перевода совершенно различны от теперешних; но корни слов и даже значительное количество слов — те же, которые были в употреблении тысячу лет тому назад.

Должно, впрочем, сказать, что даже в этот ранний период язык русских славян достиг уже высокой степени совершенства. Очень немногие слова евангельского текста сохранены по-гречески, причем это обыкновенно названия предметов, неизвестных южным славянам; но в то же время ни одно из отвлеченных понятий и ни один из поэтических образов оригинала не подверглись искажению, и переводчики нашли для них надлежащие выражения. Многие выражения перевода отличаются поразительной красотой и сохранили эту красоту до настоящего времени. Каждому памятны, например, затруднения, которые испытывал ученый доктор Фауст, в бессмертной трагедии Гете, при переводе фразы: «В начале было Слово». «Слово» — Das Wort — в современном германском языке показалось доктору Фаусту чересчур низменным для выражения идеи: «Бог был Слово». Но «Слово» в старославянском переводе, помимо своего коренного значения, заключало гораздо более глубокий смысл, чем немецкое «Das Wort». Оно отчасти сохранило его и до настоящего времени; в старославянском же языке в понятие «Слово» включалось также понятие о «Разуме» — немецкий «Vernunft», и вследствие этого оно давало читателю идею достаточно глубокую, чтобы во второй части евангельского стиха не чувствовать противоречия.

Я глубоко сожалею, что не могу дать английским читателям понятия о красоте и строении русского языка, который был в употреблении в начале одиннадцатого века на севере России и образчик которого сохранился в проповеди новгородского епископа (1035 г.). Короткие предложения этой проповеди, рассчитанные на понимание их новообращенною паствою, поистине прекрасны; в то же время христианское мировоззрение епископа, вполне свободное от византийского гностицизма, очень характерно и до сих пор понимается массой русского народа.

В настоящее время русский язык (великорусский) в замечательной степени свободен от провинциальных поднаречий (patois). Малорусский или украинский, являющийся языком почти пятнадцатимиллионного народа и обладающий собственной литературой (как народной, так и литературой в собственном смысле этого слова), несомненно, представляет отдельный язык, в той же степени, как норвежский или датский отдельны от шведского или португальский и каталонский отдельны от кастильского или испанского. Белорусский, которым говорят в некоторых губерниях западной России, также необходимо рассматривать как отдельную ветвь русского языка, а не как местное наречие. Что же касается великорусского, или русского, то им говорит компактная масса почти 80 000 000 населения из северной, центральной, восточной и южной России, а также на Северном Кавказе и в Сибири. Произношение слегка разнится в различных частях этой огромной территории; но все же литературный язык Пушкина, Гоголя, Тургенева и Толстого понятен всей этой огромной массе народа. Русские классики расходятся по деревням в миллионах экземпляров, и когда, несколько лет тому назад, истекли права издателей на сочинения Пушкина (50 лет спустя после его смерти), полные издания его сочинений — некоторые из них в 10-ти томах — были распроданы в сотнях тысяч экземпляров по невероятно низким ценам; в то же время отдельные издания его поэм, сказок и т. д. продаются теперь сотнями тысяч, по копейке и по 3 копейки за экземпляр, разносимые по деревням коробейниками. Даже полные издания сочинений Гоголя, Тургенева и Гончарова в 12-томных изданиях иногда расходились, в виде приложения к «Ниве», в количестве 200 000 экземпляров в течение одного года. Преимущества подобного интеллектуального единства нации вполне очевидны.