Распущенность нравов, характеризовавшая русское
высшее общество в XVIII веке, отсутствие высших стремлений,
низкопоклонство дворянства и ужасы крепостного права — неизбежным
образом вызвали реакцию среди лучших людей России, и эта реакция
воплотилась отчасти в широко распространившемся масонском движении, а
отчасти в христианском мистицизме, корни которого лежали в мистических
учениях, пользовавшихся тогда большой популярностью в Германии. Масоны и
их «Общество друзей» предприняли серьезную попытку поднятия
нравственного уровня массы, причем они нашли в Новикове (1744—1818)
истинного апостола этого обновления. Он начал свою литературную карьеру
очень рано, в одном из тех сатирических журналов, которые были обязаны
своим появлением инициативе самой Екатерины в начале ее царствования; но
даже в то время Новиков, в одном дружелюбном литературном споре с
«бабушкой» (Екатериной II), показал, что он не сможет удовлетвориться
одной лишь поверхностной сатирой во вкусе императрицы и что, вопреки ее
желаниям, он будет добираться до корня тогдашнего зла, указывая на
рабство и его глубоко деморализирующее влияние на широкие крути
общества. Новиков был не только хорошо образованным человеком: он
соединял глубокие нравственные убеждения идеалиста с талантами
организатора и делового человека; и, хотя его журнал (чистый доход с
которого Новиков употреблял на филантропические и общеобразовательные
цели) был вскоре запрещен «бабушкой», это не помешало ему основать в
Москве, с большим успехом, крупную типографию и книжный магазин, с целью
издания и распространения книг нравственно-философского характера. Его
книжное предприятие (соединенное с госпиталем для рабочих и аптекой, из
которой выдавались бесплатно лекарства беднякам Москвы) вскоре вошло в
деловые сношения с книгопродавцами по всей России и разрослось до
громадных размеров. В то же время его влияние на образованное общество
росло с каждым днем и приносило самые благоприятные результаты. В 1787
году, во время голода, он организовал помощь голодающим крестьянам,
причем один из его учеников пожертвовал для этой цели громадную сумму
денег. Конечно, и церковь и правительство относились с большим
подозрением к распространению христианства в той форме, в какой его
понимали масоны; и несмотря на то, что московский митрополит аттестовал
Новикова в качестве «лучшего христианина, какого ему приходилось
встречать», Новикова тем не менее обвинили в политическом заговоре.
Он был арестован и, по личному желанию Екатерины, к
удивлению всех знавших его, был в 1792 году приговорен к смерти. Его,
однако, не казнили, но осудили к 15-летнему заключению в страшной
Шлиссельбургской крепости, причем он был посажен в ту самую секретную
камеру, где томился когда-то Иоанн Антонович. Друг Новикова, масон д-р
Багрянский, изъявил желание разделить с ним его заключение. Новиков
оставался в крепости вплоть до смерти Екатерины. Только Павел I
освободил его, в 1796 году, в первый же день своего царствования; но
Новиков вышел из крепости разбитым человеком и впал в глубокий
мистицизм, наклонность к которому уже в то время проявлялась в некоторых
масонских ложах.
Христианские мистики не были счастливее масонов.
Один из них, Лабзин (1766—1825), пользовавшийся большим влиянием в
обществе, благодаря литературным трудам, в которых он боролся с
безнравственностью, окончил дни свои в ссылке. Впрочем, несмотря на
правительственные преследования, и мистические христиане и масоны
(некоторые ложи которых следовали учению розенкрейцеров) оказали
глубокое влияние на умственную жизнь России. С восшествием на престол
Александра I масоны получили возможность более свободной проповеди своих
идей; выраставшее в обществе убеждение в необходимости уничтожения
крепостного права, а также судебной и административной реформы,
несомненно, в значительной степени было результатом проповеди масонов.
Кроме того, довольно большое количество замечательных людей получили
образование в московском институте «друзей», основанном Новиковым; между
ними можно указать на историка Карамзина, на братьев Александра
Ивановича и Николая Ивановича Тургеневых (дальних родственников великого
романиста) и нескольких политических деятелей.
Судьба Радищева (1749—1802), политического
писателя той же эпохи, носит еще более трагический характер. Он получил
образование в Пажеском корпусе и был одним из тех молодых людей, которых
русское правительство послало в 1766 году в Германию для окончания
образования. Он слушал лекции Геллерта и Платтнера в Лейпциге, а также
изучал французских философов. По возвращении из-за границы, в 1790 году,
он издал «Путешествие из Петербурга в Москву», идея которого, кажется,
была внушена ему «Сентиментальным путешествием» Стерна. В этой книге он
очень искусно сочетал свои впечатления от путешествия с различными
нравственно-философскими рассуждениями о русской действительности и дал
хорошие правдивые изображения тогдашней русской жизни.
С особенной силой он указывал на ужасы крепостного
права, а также на скверную организацию администрации, продажность судов
и т. д., подтверждая эти осуждения общего характера конкретными
фактами, почерпнутыми из действительной жизни. Екатерина, которая уже до
начала революции во Франции, и в особенности со времени событий 1789
года, начала относиться враждебно к либеральным идеям своей юности,
пришла в ужас от книги Радищева. По ее повелению она была конфискована и
подвергнута уничтожению. Императрица сама писала обвинение против этой
книги и описывала автора, как революционера «хуже Пугачева». Еще бы! он
осмеливался «говорить с одобрением о Франклине» и был заражен
французскими идеями! Вследствие этого Екатерина сама написала резкий
разбор книги, послуживший руководством при возбуждении преследования
против автора. Радищев был арестован, заключен в крепость и позднее
выслан в одну из отдаленнейших местностей Восточной Сибири, в Илимск. Он
был освобожден из ссылки лишь при Александре I, в 1801 году. Год
спустя, убедившись, что даже восшествие на престол Александра I не ведет
к крупным реформам, он покончил с собою. Что же касается его книги, то
она до последнего времени оставалась запрещенной в России. Новое ее
издание, сделанное в 1872 году, было конфисковано и сожжено, и лишь в
1888 году было разрешено одному издателю выпустить эту книгу в
количестве всего лишь ста экземпляров, доступных лишь небольшому числу
ученых и высокопоставленных чиновников. |