Наряду с элегией любимым лермонтовским жанром является баллада. Баллады вырастают из лермонтовских элегий, продолжают их. В балладах Лермонтов делает основой повествования те же лирические мотивы одиночества, тоски по неведомому, бегства, любви и смерти. Но теперь эти темы растворяются в сюжете, превращаются в чувства различных персонажей.
Баллада «Сон» (1841) – одно из самых загадочных лермонтовских стихотворений. Хотя в первой же строфе появляется указание на место действия («долина Дагестана»), хронотоп стихотворения оказывается лирически-неопределенным, условно-экзотическим, представленным лишь несколькими деталями: уступы скал и их вершины, песок долины, яростно жгущее солнце.
Оригинальную композиционную и психологическую структуру стихотворения анализировал В. В. Набоков.
«Некто (Лермонтов или, точнее, его лирический герой) видит во сне, будто он умирает в долине восточных отрогов у Кавказских гор. Это Сон 1, который снится первому лицу.
Смертельно раненному человеку (Второму Лицу) снится, в свою очередь, молодая женщина, сидящая на пиру в петербургском, не то в московском особняке. Это Сон 2 внутри Сна 1.
Молодой женщине, сидящей на пиру, снится Второе Лицо (этот человек умирает в конце стихотворения), лежащее в долине далекого Дагестана. Это Сон 3 внутри Сна 2 внутри Сна 1, который, сделав замкнутую спираль, возвращает нас к начальной строфе» («Предисловие к „Герою нашего времени"»).
Любивший неожиданные сюжетные построения, сны, зеркала, персонажей-двойников, Набоков дает собственное заглавие «этому замечательному сочинению», «Тройной сон», и обнаруживает, что «витки пяти этих четверостиший сродни переплетению пяти рассказов, составивших роман Лермонтова „Герой нашего времени"».
Такое оригинальное объяснение, впрочем, не обязательно. Первый сон и первый лирический герой в балладе не названы и не описаны, а лишь подразумеваются. Но справедливо, что «я» раненого, лежащего на поле боя и ожидающего смерти, относится не к автору, а к другому персонажу, «Второму Лицу»: это ролевая лирика. Обратим внимание на то, что образ из второй строки ранее встречался в стихотворении «Смерть Поэта» и относился к Пушкину («С свинцом в груди и жаждой мести» – «С свинцом в груди лежал недвижим я»).
Стихотворение тем не менее называется не «Смерть солдата (или офицера)», а «Сон». Умирающий герой в предсмертном сне видит «в родимой стороне» юную жену, во время веселого разговора погруженную в грустный сон.
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
Внутри баллады течет время: в первой строфе герой умирает, в последней строфе девушка видит «знакомый труп». Однако ни отношения персонажей, ни степень реальности их сновидений принципиально не проясняются.
Главным событием баллады становится тайна : странное столкновение вещих снов, загадочное соприкосновение душ.
В других балладах Лермонтов втягивает в повествование внешний мир, делает героями предметы, явления природы, стихии. Но, в отличие от баснописца, подобные герои нужны поэту не для поучения (морали), а для выражения привычного круга лирических мотивов.
Вечно свободные тучи, не знающие, в отличие от лирического героя, ни родины, ни изгнания, мчатся куда-то в неведомую даль («Тучи»).
Плачет о покинувшей его веселой тучке утес («Утес»).
Одинокая сосна грезит – тоже во сне – о растущей на другом краю земли, в пустыне далекой, прекрасной пальме («На севере диком стоит одиноко…»).
Оторвавшийся от «ветки родимой» дубовый листок не может найти сочувствия у изнеженной, избалованной вниманием чинары: «Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!» («Листок»).
Мечтающие о чьем-то «благосклонном взоре» пальмы гибнут под топором, как люди: их листья называются одеждой, стволы – телами, сожжение их в костре изображается как страшная казнь.
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до утра огнем.
( «Три пальмы» )
Лермонтов не просто оживляет природу, но делает ее выражением основных мотивов своего творчества.
Однако романтическая баллада приобретает у Лермонтова и другую форму. «Он создает нечто для русской поэзии новое – лирическую новеллу, кратчайшую стихотворную повесть о современном человеке» (Л. Я. Гинзбург).
«Завещание» похоже на «Сон». Снова перед нами умирающий герой и другая женщина, о которой он думает в последние минуты. Но сходная лирическая ситуация насыщена многочисленными для краткой баллады бытовыми деталями и психологическими подробностями.
Монолог умирающего, с постоянными остановками, оговорками, паузами, слушает его товарищ. Точно и конкретно сказано о его ране. Ясно, что он умирает в госпитале: «Плохи наши лекаря». Упоминаются его отец и мать, с которыми герой не виделся и не общался много лет: они давно забыли про него и, может быть, считают сына давно умершим. Наконец, речь заходит о соседке с «пустым сердцем». Только ей герой просит сказать всю правду.
В балладе «Сон» конкретные отношения между персонажами так и остались неясными. В «Завещании» это очевидно: солдат всю жизнь помнил и любил свою соседку и перед смертью посылает ей последний привет, рассчитывая на запоздалое и бесполезное сочувствие: «Пускай она поплачет… Ей ничего не значит!»
Эта реплика лермонтовского персонажа не менее значима и напоминает по смыслу финальный вздох лирического героя пушкинского стихотворения «Я вас любил…»: «Как дай вам Бог любимой быть другим».
В «Завещании», как и в «Бородино», в лермонтовскую лирику входит образ простого человека как равноправного субъекта лирики со своим словом, голосом и проблемами. Здесь же, но пока не в центре баллады, возникает тема человека на войне. Она становится главной в стихотворении «Валерик».
|
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
