Литературный образ может существовать не иначе, как в
словесной оболочке. Все детали изображенного мира, о которых шла речь
выше, получают художественное бытие, только будучи обозначенными словом.
Слово, язык — «первоэлемент» литературы, материальный носитель ее
образности. Естественно поэтому, что словесно-речевому строю
произведения всегда уделялось и уделяется большое внимание.
В название главы вынесено сочетание «художественная
речь». Однако в учебной и методической литературе для обозначения
соответствующей стороны формы часто можно встретить более традиционные
термины «художественный» или «поэтический язык». Такое словоупотребление
неточно, поскольку художественная литература не создает своего языка, а
использует один из существующих национальных языков. В термине
«поэтический язык» игнорируется различие между языком и речью,
проведенное еще Ф. де Соссюром.
Итак, художественная литература использует
общенациональный язык, все его богатства и возможности. Каковы же эти
выразительно-изобразительные возможности языка и как их использует
литература?.
Лексика и стилистика
В первую очередь это лексические и стилистические
возможности языка. Лингвисты выделяют в лексике ряд языковых пластов,
для художественной же литературы достаточно стилистического выделения
трех срезов: нейтральной, сниженной и возвышенной лексики. Употребление
слов из последних двух групп придает произведению патетическое
(например, «Пророк» Пушкина), либо приземленно-бытовое звучание
(например, рассказ Чехова «Ванька»). Впрочем, при помощи употребления
возвышенной лексики может достигаться и заранее рассчитанный комический
эффект, когда возвышенные слова употреблены иронически либо когда они не
соответствуют ситуации и контексту (вспомним, например, пятистопные
ямбы Васисуалия Лоханкина из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова,
насыщенные возвышенной лексикой). Особый эффект производит употребление
возвышенной и сниженной лексики в том случае, если в языке то или иное
слово входит в синонимический ряд: употребленное в тексте слово как бы
оттеняется нейтральным синонимом. Так, в пушкинском «Пророке» вместо
нейтрального «глаза», «губы», «смотри», «слушай» употреблены
соответствующие возвышенные синонимы «зеницы», «уста», «виждь»,
«внемли»; а в рассказе Чехова «Ванька» вместо нейтрального «лицо»
употреблены сниженные синонимы «морда», «харя». Заметим, что если
возвышенная или сниженная лексика употребляется в речи персонажа, то
она, естественно, становится существенной частью его речевой
характеристики: так, для Чацкого в комедии Грибоедова «Горе от ума»
характерна возвышенная, а для Хлестовой, например, — сниженная лексика.
Если же в речи повествователя, персонажа или лирического героя
преобладает нейтральная лексика и отсутствуют возвышенные и сниженные
слова и обороты, то это тоже важный стилевой показатель; он понадобится
нам позже, когда мы будем определять типологические свойства
художественной речи и ее доминанту.
Для литературоведческого анализа существенно выявление в
произведении таких лексических пластов, как архаизмы, историзмы и
неологизмы. Историзмы — это те слова, которые вышли из общего
употребления, потому что утратились соответствующие понятия: кибитка,
почтмейстер, кафтан и др. Архаизмы — устаревшие слова, вытесненные из
живого современного языка синонимами: «десница» — правая рука, «шуйца» —
левая, «чело» — лоб и т. п. Большинство архаизмов относится к
возвышенной лексике и выполняет, следовательно, все ее функции, но кроме
того используется для воссоздания исторического колорита эпохи
(например, в романе А. Толстого «Петр I»). Историзмы же в художественной
литературе используются исключительно в этой последней функции.
Неологизмы — слова, употребленные впервые или недавно вошедшие в
национальный язык. Для целей литературоведческого анализа следует строго
различать неологизмы общеязыковые (например, неологизмы сугубо нашего
времени: обналичивать, растаможивание, консенсус, конверсия и др.) и
авторские. Первые возникают потому, что в жизни общества появилось новое
явление, требующее себе обозначения. Общеязыковые неологизмы
безразличны к стилистике художественного текста и не несут в себе
никакой эстетической выразительности. Авторский же неологизм возникает
именно из-за потребности найти более выразительное и меткое название для
вещи или явления — неважно, старого или нового. Так, неологизм
Тургенева «нигилист» (от латинского «nihil» — ничто) в романе «Отцы и
дети» насыщен смыслом и оказался очень удачной и выразительной кличкой
разночинцев-демократов; выразителен и неологизм Маяковского «любеночек»,
которым поэт назвал «маленькую», только что зарождающуюся любовь;
удачен неологизм современного писателя В. Полякова «апофигей»,
составленный из слова «апогей» и просторечного выражения «все по фигу».
Авторские неологизмы могут привиться в языке и стать общеязыковыми, а
затем и войти в общенациональный язык уже в качестве нормативной
лексики. Так случилось с приведенным выше тургеневским неологизмом, со
словом «летчик», исключительно удачно придуманным В. Хлебниковым взамен
иностранных синонимов «авиатор», «пилот». Но, разумеется, далеко не
всякий неологизм ждет такая судьба, большинство употребляется в тексте
художественного произведения однократно и в дальнейшем в
общенациональный язык не входит. Для литературоведческого анализа, как
понятно из вышесказанного, имеют значение только авторские неологизмы.
Интересно использование в художественной литературе
варваризмов — слов иностранного происхождения, не ассимилировавшихся еще
в русском языке. В простейшем случае они обозначают явления и понятия,
отсутствующие в русском культурном обиходе, например, ленч, фиеста,
импичмент и т. п. Для литературоведческого анализа этот случай не
представляет большого интереса. Но часто варваризм становится
специфическим выразительным средством. Так, Пушкин в «Евгении Онегине»
обыгрывает варваризмы в полемике с пуристами, отвергавшими всякое
употребление иностранных слов; после одного из варваризмов следует
лукавое замечание:
Она казалась верный снимок
Du comme il faut… Шишков, прости,
Не знаю как перевести.
В другом случае варваризм становится емкой и точной
характеристикой героини; попутно Пушкин опять размышляет о языке в
коротком авторском отступлении, а ведь язык — это часть культуры:
Никто бы в ней найти не смог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. He могу…
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести:
У нас оно покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести
Оно б годилось в эпиграмме…
Иной раз варваризм становится основой образа; так
происходит, например, в «автобиографической» трилогии Толстого с
французским выражением «comme il faut». Это выражение становится знаком,
символом определенного социального мира, а само понятие включается в
круг настойчивых размышлений героя о том, как надо жить, на какой идеал
ориентироваться. Размышления о людях «comme il faut» — важный этап в
нравственном становлении героя. Варваризм здесь подчеркивает
неестественность, нерусскость, чуждость выраженного в этом понятии
нравственного идеала, создает художественный образ.
Из прочих языковых средств, используемых в
художественной литературе, следует еще отметить необщеупотребительные
слова — диалектизмы, профессиональную лексику, жаргонизмы и т. п. Эти
слова употребляются в основном в речи героев, дополняя их речевую
характеристику. Диалектные слова иногда применяются и в
повествовательной речи для создания «местного колорита». |