Много хлопот у Посольского приказа! И сношения с иностранными государствами, и прием зарубежных посольств, и отправка за границу посольств русских, и все дела с иноземными торговцами, и суд по их делам, и составление всевозможных грамот, выпуск газеты…

Для выполнения столь сложной и ответственной работы нужны хорошо подготовленные люди. И, как правило, возглавляли приказ образованные дьяки, с широким государственным образом мыслей. В подчинении дьяка — его помощник, подьячий, переводчики и толмачи. Все они приводились «к вере», то есть присягали: «Всякие государственные дела переводить вправду и с неприятели их государскими тайно никакими письмами не ссылаться, и мимо себя ни через кого писем не посылать, и в Московском государстве с иноземцами о государственных делах, которые ему даны будут для переводу, ни с кем не разговаривать». В середине XVII века насчитывалось свыше сорока приказов, почти все они располагались в Кремле. Потом на Ивановской площади было построено новое двухэтажное здание — административный государственный центр. В нем разместились многие приказы, в том числе и Посольский помещение которого находилось вблизи колокольни Ивана Великого…

При Иване Грозном во главе приказа стоял Иван Висковатый, тот самый, что, по словам пастора Веттермана, присутствовал при осмотре книг «великолепной либереи» московских великих князей. Он играл видную роль во внешней политике страны, участвовал почти во всех переговорах с послами, которые величали его «канцлером».

Этот образованный дьяк провел целое книжное изыскание по религиозной живописи. В его время псковские мастера реставрировали Благовещенский собор, пострадавший от пожара. Канцлеру показалось, что псковичи создают новые иконы без должной идейной выдержанности. Но он не сразу выдвинул этот вопрос на обсуждение. Предварительно Висковатый, чтобы подтвердить свои сомнения, стал изучать источники. Его личных книг, среди которых были произведения Дионисия Ареопага и Иоанна Златоуста, оказалось недостаточно, и он позаимствовал необходимое у московских бояр Морозова и Юрьева (о том, что у главы Посольского приказа были не только произведения церковных писателей, свидетельствует принадлежавший Висковатому «Травник» — медицинский справочник).

Блистал образованностью и дипломат Федор Карпов; он увлекался священным писанием и астрологией, хорошо знал античную литературу и философию, любил стихи Овидия и читал их в подлиннике, переписывался с Максимом Греком. В одном из «Слов…» Максим Грек называет Карпова «разумным», «многим разумом и православием украшенным», «честнейшим и премудрейшим Федором».

После Висковатого, казненного Иваном Грозным по подозрению в измене, приказ возглавил Андрей Щелканов, который также спускался в кремлевский тайник для осмотра великокняжеской библиотеки. По отзывам современников, он был необыкновенно проницательный, умный и работоспособный. Царь Борис Годунов, дивясь его трудолюбию, часто говорил о Щелканове: «Я никогда не слыхал о таком человеке, весь мир кажется для него тесен».

При Щелканове в Посольском приказе стала складываться справочная библиотека — ведь сотрудники такого важного учреждения постоянно нуждались во всевозможных справках о странах мира, обычаях народов, в словарях, картах и атласах. С сожалением надо признать, что от первых шагов по существу первой на Руси библиотеки иностранной литературы не осталось никакого следа. Лишь от конца XVI века сохранилась опись архива приказа. В ней, наряду с документами, перечислены рукописи «на розных языках»: «Летописец литовских князей», «Судебник», «Перевод с летописца польского», «Космография», а также «коробья новгородская» с какими-то «латинскими книгами» и «книги татарские». Однако книги эти в XVII веке пропали и больше не упоминаются.

Становление подлинной библиотеки Посольского приказа со значительным фондом относится ко второй половине XVII века, когда приказом руководили выдающиеся деятели А. Л. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев, В. В. Голицын. Прежде всего сами они были не только дипломатами, но и большими библиофилами, обладателями значительных книжных коллекций.

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин получил хорошее образование, изучил иностранные языки, риторику, любил математику. Он активизировал внешнюю политику государства и являлся ревностным сторонником прогрессивного преобразования России в экономической и военной областях; по его инициативе была организована почта между Москвой, Ригой и Вильнюсом. При нем библиотека приказа интенсивно пополнялась, при нем, наконец, стала регулярно выходить рукописная газета «Куранты».

Техника этого дела была такова. В Посольский приказ поступали газеты — немецкие, польские, голландские, итальянские. Они переводились на русский язык, и из них выбирали важнейшие материалы. Источником информации служили также письма русских людей, находящихся за рубежом.

Наиболее существенные выборки писались от руки на листах склеенной бумаги сверху вниз — столбцом (отсюда современное — «столбец»). Длина столбцов достигала нескольких метров, столбцы напоминали папирусные свитки…

Самый ранний сохранившийся выпуск газеты относится к 1621 году. Выходила она на протяжении восьмидесяти лет в единственном экземпляре и предназначалась для царя, руководителей и работников приказа. «Куранты» сообщали о политических событиях, военных столкновениях, торговых новостях в странах Западной Европы и Малой Азии. Сообщения отличались краткостью, лаконизмом, начинались они с указания, откуда «пишут» и с какого языка переведено. Вот, к примеру: «Перевод с голландского письма о перемирии меж королей испанского да французского». «Куранты» пестрят заметками из разных городов — «из Варшавы» и «из Виницеи», «из Рима» и «изо Гданска», «из Турина» и «из Бреславы». Так, «из Лифляндской земли пишут, что он, Хмельницкий, призывает на помощь Московское государство», «а еще из Мейпланта (Милана) августа 26 числа года 1643 пишут: к городу Трино французские люди дважды подходили, только с большими потерями обратно отошли, и стреляли они из четырех раскатов (батарей) и из двадцати четырех пушек…».

Несмотря на внешнюю медлительность, информация была довольно оперативной. Не успел, например, в Москву прибыть первый посланник от Кромвеля, а о его деятельности в России уже знали «из перевода с вестового печатного листа, что подал в Посольском приказе свейский комиссар Яган Деродес в нынешнем 1654 году февраля в 20 день».

Включались в «Куранты» и свои материалы: «3 Дону пишут, что посылали донские казаки отряды против крымских татар…»

Приказ получал не менее двадцати наименований зарубежных газет. И все они переводились.

Когда дипломатическая карьера Ордин-Нащокина приближалась к концу, в Посольском приказе одних знатоков иностранных языков было более ста человек. Имелись переводчики с латинского, шведского, немецкого, польского, греческого, татарского и других языков. Подьячий Григорий Котошихин рассказал в своей книге, что заниматься переводами разрешалось только в стенах самого приказа, а «на дворы им великих дел переводит не дают», опасаясь «порухи от пожарного времени и иные причины». Причем работа велась «по вся дни», так что «толмачи днюют и ночуют в приказе человек по десяти в сутки».

Мы потому подробно остановились на «Курантах» , что они были прообразом петровских «Ведомостей». Кроме того, поступавшие из-за рубежа периодические издания и «Куранты» хранились в библиотеке приказа, составляли часть ее фонда.

И хотя начало выпуска «Курантов» датируется 1621 годом, регулярно они стали выходить позже, при Ордин-Нащокине.

Для пополнения книжного собрания приказа литература довольно часто покупалась за границей. Так, послу в Польше Репнину-Оболенскому велено было приобрести «самые нужные к Московскому государству» книги. До наших дней дошел этот перечень. Тут и «Хронограф» Герберштейна по-латыни, а в нем «писано про все Московское государство», и «Хроника польская Гвагвина», и «Хроника Пясецкого» на латинском языке, и «Орбис Полонус», в котором представлены «старовечность» русских и польских шляхетских домов и их гербы, и «Лексикон славяно-русский», а также «Лексикон гданский шестиязычный». Из двух старых польских летописцев требовалось купить тот, что на польском языке. Подавляющее число книг Репнин-Оболенский смог достать в Люблине и во Львове, среди них «Лексикон славяно-русский», «Хроника Пясецкого», «Лексикон гданский», «Описание Польши».

Особенно много поступлений в библиотеку было при Ордин-Нащокине. Известно, например, что, отправляясь на посольский съезд в Мигновичи, он попросил, чтобы ему прислали из Смоленска «82 книги латынских», которые были у иезуитов. Распоряжение Ордин-Нащокина, разумеется, выполнили. Аналогичный запрос был послан в Архангельск — «у немец купить чертежи пространные и полные всем государством» и доставить их в Посольский приказ.

При Артамоне Сергеевиче Матвееве был составлен важный документ: опись посольской библиотеки. Но прежде чем говорить о нем, несколько слов о самом Матвееве, сменившем Ордин-Нащокина, который ушел из приказа «по собственному желанию» (а фактически из-за несогласия с царем по некоторым внешнеполитическим вопросам).

Матвеев, сын русского посла в Турции и Персии, рано попал ко двору и благодаря своим дарованиям быстро выдвинулся. Сначала возглавлял Малороссийский приказ, а потом — Посольский. Он был сторонником просвещения, сближения с Западом. Дом обставил по-европейски, завел у себя театральную труппу, собрал большую личную библиотеку не только на русском, но и на немецком, латинском, греческом, польском, французском, голландском, итальянском языках самой разнообразной тематики. Книги по архитектуре соседствовали с трудами по географии и космографии; медицинские пособия чередовались с юридическими трактатами; рядом с описанием городов были исследования по военному делу. Множество карт: «Чертеж Архангельского города и иных поморских городов и мост». «Три чертежа печатных, на одних листах Московской, другой польской, третий асийской земли», чертежи «свейской и датской земель»…

У знатного вельможи имелись сочинения Аристотеля, «Кодекс» Юстиниана, произведения Вергилия и даже «Разговоры» Эразма Роттердамского.

В то время в различных библиотеках, в том числе и домашних, книги держались в ящиках, лубяных коробьях, сундуках, ларях и ларцах, стенки и крышки которых украшала роспись на литературные сюжеты.

В сборнике изречений «Пчела» обличались мнимые книголюбы, которые прячут свои богатства в ларе. Например, у патриарха Никона часть книг лежала «в казенном сундуке железном немецком большом з замком». Для царевича Алексея Петровича приказано было столяру Левонтью Федорову «зделать книгохранительницу из липовых досок длиной полтора аршина, шириною в девять вершков, вышиною аршин без дву вершков, по передней стене с затворы, и расписать зеленым аспидом и зделать к ний замок, петли луженые железные…».

Постепенно на смену горизонтальному приходило вертикальное, более удобное расположение литературы. Бояре заводили у себя всевозможные шкафы и шафы , а Матвеев ставил книги в поставец.

Летом 1676 года, вскоре после смерти царя Алексея Михайловича, Матвеев впал в немилость. Он был назначен в Сибирь воеводой Верхотурья. Захватив с собой и часть книг, в том числе «две тетради словенского письма о болезнях»! бывший канцлер отправился в далекий путь. Однако до цели добраться не успел. Его противникам показалось, что наказан он слишком мягко. Матвеева обвинили в чернокнижии, лишили всех чинов и имущества и сослали в Пустозерск — «место тундрявое, студеное и безлесное». Там же «держали в тюрьме с великою крепостью» протопопа Аввакума…

Книги, взятые Артамоном Сергеевичем на Север, в большинстве своем рассеялись кто куда, и их находили не только в XIX, но и в середине XX века. В начале 50-х годов филолог И. М. Кудрявцев, изучая рукописи, привезенные из Вологды, обратил особое внимание на одну — в сафьяновом переплете, с золотым тиснением на крышках и на корешке, с золотым обрезом. «Артаксерксово действо», определил исследователь. Это была первая пьеса русского театра XVII века, текст которой считался утраченным, — принадлежала она Матвееву.

Опальный боярин писал из Пустозерска множество челобитных и царю Федору, и его приближенным. Челобитные показывают, что их автор — человек начитанный и высокообразованный, обладающий литературным талантом. В одном из писем он утверждает: «Кровь моя, как вода, пролита за вас государей, и вопию ко всесильному богу на тех, которые меня, холопа твоего, без всякие моей вины от милости твоей государевой отлучили и послан в заточение в Пустозерский острог, где гладом и тамошние жители тают и скончаваются, а мне, холопу твоему, глада ж ради прежде времени душа изврещи».

Возвращен был Матвеев в Москву лишь в 1682 году, но вскоре погиб во время стрелецкого бунта…

Из оставшейся после Матвеева библиотеки 77 книг исключительно на иностранных языках были переданы в Посольский приказ.

Что же находилось в библиотеке приказа до этого значительного добавления? Обратимся к описи 1673 года. Собственно, в том году составлялась опись всего архива. Последняя, тридцать шестая глава — «Книги на розных языках печатные и письменные» — содержит их перечень. Перед текстом помещен заголовок: «Сундук липовый большой, с нутреным замком, а в нем книги розных языков». И далее перечислены всевозможные летописцы, космографии, атласы, разные уложения и статуты, конституции, труды по истории и филологии. Открывается опись атласом в четырех книгах «с описанием земель и государств, в лицах, на немецком языке, на александрийской бумаге, оболочены белым клееным пергаментом, по обрезу все золочены». Затем идет знаменитая космография Меркатора — «всей вселенной описание в лицах, на латинском языке, на средней александрийской бумаге, оболочена кожею черного аспидного, по обрезу аспидна ж».

Значительная часть собрания имела прямое отношение к деятельности Посольского приказа. Таковы: «Конституция или уложение, коруны польской с 1550 по 1603 год», «Каково подобает быти секретарю или подьячему», «Подлинное объявление причин, для чего король, свейский с датским войну начал». Не без пользы хранились в библиотеке и «Хроника на латинском языке о королях польских и о великих князьях литовских, також и о московских, и о прусских магистрах и курфюрстах, и о татарех», «Хроника действ во всей Европе знатных» Пясецкого.

Безусловно, религиозная литература непосредственно не относилась к служебным долам работников приказа, но она была в библиотеке. Попали туда цифирные книги, сочинения Аристотеля и Сенеки, произведения Вергилия, книга Квинта Курция об Александре Македонском и «Книга учения конского».

Основную часть фонда составляли латинские, потом (по количеству) польские, немецкие, шведские, итальянские издания.

Посольский приказ — единственный из всех — выделил под книги специальное помещение, которое именовалось… казенкой, — термин чрезвычайно редкий. Мы знаем книгохранительные палаты, книгохранительницы, книжные дома, библиотеки, а тут — такое странное наименование.

Значительное место в казенке, кроме книг, рукописей и документов архива, занимали всевозможные карты, или, как тогда говорили, чертежи. С XVI века в России множатся географические знания, участники русских экспедиций и служилые люди составляют добротные чертежи уже огромной страны. Они изготовлялись и в Москве, и в провинции. На рубеже XVI–XVII веков появился сводный «Чертеж всему Московскому государству». Сам «Чертеж» утрачен, остался лишь объяснительный текст к нему, написанный около 1627 года. Он имеет заголовок: «Книга Большому чертежу». Из текста следует, что карта действительно охватывала территорию от Финского залива до реки Обь в Сибири, от Ледовитого океана до Черного моря…

До последнего времени Большой чертеж считался первой русской картой. Исследования академика Б. А. Рыбакова, проведенные им сравнительно недавно, показали, что это не так. Одна из первых карт, по мнению академика, была сделана в Посольской избе на целое столетие раньше, примерно в 1496 году. Она отразила новую идею — именно в это время, как известно, завершалась централизация государства.

Удивительно ярко сказал об этом Карл Маркс. Он отметил, что в начале своего царствования Иван III все еще был монгольским данником; его власть все еще оспаривалась удельными князьями; Новгород, стоявший во главе русских республик, господствовал на севере России, Польско-Литовское государство стремилось к завоеванию Московии, наконец, ливонские рыцари еще не сложили оружия. К концу царствования мы видим Ивана III сидящим на вполне независимом троне об руку с дочерью последнего византийского императора; мы видим Казань у его ног, мы видим, как остатки Золотой Орды толпятся у его двора; Новгород и другие русские республики покорны; Литва уменьшилась в своих пределах, и ее король является послушным орудием в руках Ивана; ливонские рыцари разбиты. Изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли подозревавшая о существовании Московии… была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на ее восточных границах…

Нетрудно представить, с каким неподдельным интересом зарубежные картографы рассматривали «чертежи» Московии, совершенно им неведомой. В 1523 году в Посольской избе прибавляется еще одна карта, закрепившая новые приобретения Москвы в западных землях.

Эту карту 1523 года через три четверти столетия дополнил сын Бориса Годунова — Федор. Царевич нанес на устаревший уже чертеж новые города, изобразил оборонительную линию конца XVI века — «Засечную черту».

А. С. Пушкин в «Борисе Годунове» описывает так:

Западноевропейский картограф Гессель Герритс 1613 году скопировал свою карту «с автографа Федора, сына царя Бориса».

В Посольском приказе в коробьях было множество различных карт. Здесь была составлена в 1614 году дошедшая до наших дней «Роспись чертежам розных государств» — всего двадцать названий. Против некоторых пометка — «наклеена на холст» (для прочности). Другие же пришли в негодность от времени и от частого употребления. Поэтому составитель вынужден был к очень старым чертежам делать печальные приписки: «ветх», «ветх добре», «ветх, роспался».

Кроме этого, «Роспись» кратко упоминает, что есть еще «чертежи ж розных государств», но они «ветхи добре» и разобрать их по названиям «немочно».

В последнюю четверть века библиотека неоднократно пополнялась. И, как уже говорилось, в нее влились книги, отобранные у опального Артамона Сергеевича Матвеева.

Через несколько лет в Посольский приказ было передано 29 книг из мастерской палаты. Среди них «Всемирный географический атлас» Иоанна Блеу в 15 томах, изданный в Амстердаме, «Летописец» на чешском языке и «Хронограф в лицах» на латинском.

Более обширным было собрание, полученное из Верхней типографии, — 71 книга, но две трети их падало на религиозную литературу. Из светских были труды по истории — «Краткое описание польских королей», «Летописец» Каллиста, несколько философских, в том числе сочинения Аристотеля; книги по естествознанию: письма Плиния, «Дело лекарственное», «Книга земли описание».

Еще больше — 76 книг — принадлежало раньше архимандриту македонского Николаевского монастыря греку Дионисию. В конце восьмидесятых годов XVII века он поселился в Нежине, где и осталась его библиотека. Потом ее затребовали в Москву, в Малороссийский приказ, а оттуда — в Посольский. Помимо религиозной литературы (около 60 процентов), в ней были филологические труды, главным образом грамматики, несколько книг по философии и истории (Геродота), две книги Демосфена, «Илиада» Гомера…

Таким образом, меньше чем за 25 лет в приказ поступило свыше 250 книг!

Правда, не все они соответствовали профилю учреждения, некоторые совершенно были не нужны. Отдавая те или иные книги в Посольский приказ, государственные деятели руководствовались принципом — сконцентрировать в одном месте иностранную литературу.

Другой источник пополнения фонда — переписка книг. И она велась во второй половине XVII века столь интенсивно, что можно говорить об издательской функции Посольского приказа. Здесь переводились, составлялись и оформлялись книги, имеющие и общекультурное значение. Среди них часть предназначалась для обучения царевичей, в частности Петра. Это прежде всего «Александрия», переводная повесть, известная на Руси с глубокой древности, «Польская хроника», пьеса «Артаксерксово действо», «Книга огнестрельного художества», «Великое зерцало» — сборник нравоучительных новелл; роман «Петр — златые ключи», знаменитая «Космография» Герарда Меркатора, сборник басен и т. д.

Издание этих книг было роскошным. И не удивительно — один экземпляр делался, или «строился», для подношения «в Верх», то есть царю и членам его семьи.

Посмотрим хотя бы «Избрание на царство Михаила Федоровича». Полное название, по обычаю того времени, чрезвычайно длинное: «Книга об избрании на превысочайший престол царский и венчание царским венцом великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Великий России и возведении на патриарший престол… светейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси в лицах». По своему характеру — это историческое произведение, основанное на документах, в нем не только излагаются факты, но и дается оценка этих фактов. Книга написана четким полууставом на 57 листах александрийской бумаги Мы знаем сейчас всю историю ее создания, известно кто автор, переписчик, переплетчик, художники и их помощники; есть сведения о том, сколько платили (или не заплатили бывало и такое) мастерам, и о том, сколько всевозможного материала израсходовано при строении «Избрания» И сведения эти почерпнуты из писем, челобитных, смет, надписей на книге.

Сравнительно недавно считалось, что текст составил боярин Матвеев. Мнение это как будто подтверждалось его челобитной, где он указывал на свое авторство. Он же высоко оценивал и готовую книгу, относя ее к числу таких, «каких не бывало». Теперь установлено, благодаря ряду источников (в том числе одной повести), что текст подготовил Петр Долгово. Матвеев же, как начальник Посольского приказа, осуществлял общее руководство…

Переписывал текст, оставляя чистые листы для миниатюр, Иван Верещагин — по два листа в день, «окромя воскресных дней и великих праздников». За работу ему платили два алтына ежедневно. 21 миниатюра последовательно рассказывает о порядке венчания царя и патриарха; во многих случаях художники изобразили массовые сцены. Фронтиспис состоит из заглавия книги, выполненного золотом и заключенного в красочный орнамент из трав и цветов. Первая страница украшена изящной рамкой из цветов — серебро и золото с чернью. Золото — всюду. Заглавная строка выведена вязью золотом, текст каждого раздела начинается золотым инициалом…

Сделанные пером и затем раскрашенные миниатюры переложены малиновой тафтой. К миниатюрам подклеены на шелковой подкладке подписи.

Книга, как говорится в старинном документе, «переплетена по обрезу в золоте, оболочена бархатом червчатым, застежки и наугольники, и средники серебряные золочены, прорезные…».

Главными художниками были Иван Максимов, создававший «личное», Сергей Рожков — «до-личное», Ананий Евдокимов и Федор Юрьев — травы, а также Григорий Благушин с товарищами — мастера по золоту. Переплетал книгу капитан Яган Элингуз.

Смета на необходимые материалы требовала «к строению той книги: золота красного 1000 листов, серебра 500 листов, бакану виницейского четверть фунта, яри виницейской фунт, киновари фунт, сурику фунт, шингелю фунт, шафрану четверть фунта, вохры фунт, белил фунт, умры четверть фунта, голубцу фунт, шмелти полфунта, черлени фунт, яиц 500 штук, кистей 60».

Во многих отчетах можно встретить данные о том, что по окончании работы царь «одаривал» мастеров подарками: кому «по 5 аршин кармазина», кому «денег 5 рублев», а кому английского сукна… Но роскошные рукописи политы потом и слезами.

Иван Верещагин, который переписывал еще «Александрию», «Василиологион», в одной челобитной царю сообщает: «Книгу пишу я, холоп твой, беспрестанно, а поденного корму мне твоего, великого государя жалования за мою работишку еще ничего не указано». И таких просьб Верещагина было несколько, а когда плату назначили, все равно «государева корму» ему не хватает. На обороте этой челобитной ему поручено «писать без лености со прилежанием». Не вынеся «каторги», мастер сбежал… Его разыскали, сковали, доставили в приказ и снова впрягли в ярмо. Теперь, наконец, его зачислили подьячим, но положение его не очень уж улучшилось: «Велено мне, холопу твоему, быть в Посольском приказе в подьячих и книжное письмо по-прежнему же писать, а твоего, великого государя, жалования… не указано».

Столь же тяжка была судьба и другого мастера, Ивана Максимова, иконописца и ученика Симона Ушакова. В челобитной он жалуется: «Взят я, холоп твой, из Пушкарского приказа в Посольский приказ для твоих, великого государя, дел… а твоего, великого государя, годового денежного и хлебного жалования мне, холопу твоему, не ученено…»

Нет, не сладкое житье было у государевых слуг, не легко удавалось получить «корм», «хлебное» и «денежное жалование», а работать приневоливали «без лености со прилежанием».

Листая старинные рукописи, любуясь их четким шрифтом, красочными причудливыми буквицами, роскошными миниатюрами, восхищаясь дорогими, тонко выполненными окладами, не следует забывать о тех мастерах, чьим трудом создавались эти произведения искусства.

Одной из удач мастерской Посольского приказа была «Книга описания великих князей и великих государей царей российских, откуду корень их государьской произыде, и которые великие князи и великие государи цари с великими же государи окрестными христианскими и мусульманскими были в ссылках», или так называемый «Титулярник».

В книге 75 портретов русских князей и царей — от Рюрика до Алексея Михайловича, и иностранных повелителей, московских и вселенских патриархов, рисунки русских и иноземных государственных гербов и печатей, русских городских и областных гербов. Это золото, серебро и краски на александрийской бумаге. Есть также сведения о происхождении Русского государства, о монархах и духовных лицах.

Акварельные портреты — кисти одного из лучших иконописцев И. Максимова и Д. Львова. Гербы и портреты окаймлены орнаментом.

Переплетал книгу опять-таки Яган Элингуз, которому поручалось все, что шло в дворцовую библиотеку. «Титулярник» оформлен «по обрезу в золоте, доски оболочены червчатым бархатом, застежки и наугольники и средники серебряные золоченные прорезные, на верхних досках в срединах по орлу, перед персонами и перед гербы вклеивана тафта…».

Книга предназначалась для царевича Федора Алексеевича, но была оставлена в Посольском приказе и для руководства в работе, и для показа приезжающим иностранцам. Не подходил царю и слишком большой размер «Титулярника», и он приказал сделать «в Верх» еще два экземпляра, так же украшенных, но меньшего размера. Все три варианта «Титулярника» дошли до наших дней, два из них хранятся в Ленинграде (Государственная публичная библиотека и Государственный Эрмитаж), один — в Москве (ЦГАДА).

Близко к «Титулярнику» примыкает по своему характеру «Василиологион», в котором изложены биографии множества монархов — от властителей Древнего Востока до Алексея Михайловича. Среди них — Семирамида, Навуходоносор, Соломон, Кир, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Октавиан Август, Владимир Мономах, Александр Невский, Дмитрий Донской, Иван Грозный…

В Посольском приказе строился и «Чин, как всех государств послы и с посланники по окрестным и мусульманским государям приказывать поклон».

Факты свидетельствуют, что один экземпляр «построенных» книг оставался, как правило, в распоряжении Посольского приказа. И пока загадка, почему все они (а их было довольно много) не попали в описи. Выдвигается предположение, что они были отделены от иностранной литературы и на них существовала особая опись. Но документального подтверждения этому пока нет.

Однако и без отечественных рукописей библиотека Посольского приказа насчитывала около четырехсот книг. Важно не только количество иностранной литературы, что само по себе — отрадный факт, но и то, что подбиралась она, комплектовалась целенаправленно, тем, что нужно было для учреждения.

Сотрудники приказа брали, видимо, книги для чтения на дом. А уж начальство пользовалось казенкой без ограничения. Так, некоторые книги, конфискованные у Матвеева, принадлежали ранее приказу, который он возглавлял. В свою очередь В. В. Голицын тоже взял 17 книг «огородного и палатного городового строений и резных фигурных образцов» (т. е. по архитектуре и садово-парковому делу), а назад их «не присылывал».

Наконец, патриарх Андриан пытался объединить посольскую библиотеку с библиотекой Печатного двора. В 1696 году он обратился к царям Петру Алексеевичу и его брату Ивану (они правили тогда вместе) с докладной запиской («Известием»). Отметив, что в Посольском приказе многие книги «неупотребительны», что «до них приказного дела нет» и они «хранятся там напрасно», патриарх писал: «Чтобы те книги собрав, указали великие государи цари отдать их в книгохранительную палату на Печатный двор. И они будут там в ведоме и в сохранстве и к книжному деланию потребны и ко временам, когда какая книга понадобится им государям или в церковную пользу, всегда в готовности, что в их царского пресветлого величества книгохранительнице все книги их государские разобраны чином и назираются особенно и относятся в ведении и всячески суть соблюдаемы, чтобы не пропадали напрасно где».

Однако решение Петра было совершенно противоположно устремлениям патриарха. Он приказал «печатные и письменные книги в Посольском приказе пересмотреть и переписать имянно да в приказе Малые России такие же книги, которые есть налицо, переписать же и взять их в Посольский приказ… и держать в Посольском приказе в бережении и записать для ведомо в книгу».

И все же после этого эпизода библиотекой Посольского приказа стали пользоваться не только его сотрудники, но я лица посторонние, в том числе работники Печатного двора…

Фонд библиотеки уцелел, его можно видеть в Центральном государственном архиве древних актов (Москва).

* * *

Посольский приказ не составлял исключения. Библиотеки были и в Аптекарском приказе, где имелись «лучшие, на всевозможных языках сочинения по медицине», и в Пушкарском, где подбиралась литература по фортификации, строительному делу, геодезии, астрономии, арифметике.

И вообще в области культуры, как уже говорилось, в России середины XVII века произошли значительные изменения. Возникают первые школы не только для обучения грамоте, но и для получения образования. Такие школы возглавляли Арсений Грек, Федор Ртищев, Симеон Полоцкий. Потом было создано первое в стране высшее учебное заведение — Славяно-греко-латинская академия. Значительно увеличивается количество печатных книг, в том числе светского содержания. Помимо Печатного двора, в Москве непродолжительное время существовала так называемая Верхняя типография — специально для выпуска произведений Симеона Полоцкого.

Новшеством были всевозможные буквари. Зачинателем этого важного дела стал подьячий Василий Бурцев, руководивший самостоятельным отделением Печатного двора. Особенно примечательно второе издание его «Букваря языка славенска, спречь начало учения детям…». Это первая русская иллюстрированная азбука. После обращения к учащимся о целях и методах обучения автор поместил ксилографический фронтиспис, на котором изображено училище и наказание розгами провинившегося ученика. Обращение написано виршами. Его начальные строки:

Букварь неоднократно переиздавался и долго был самым авторитетным учебным пособием.

Увидела свет переработанная и дополненная «Грамматика» Мелетия Смотрицкого — настоящее научное сочинение, стоящее на высоте филологической науки того периода. Епифаний Славиноцкий перевел вышедшую в Амстердаме обширную «Космографию» Иоганна Блеу, в которой излагалось представление о двух системах мироздания — Птолемея и Коперника.

Заботой об обороне объясняется выпуск таких книг, как «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» и «Краткое обыкновенное учение о строении пеших полков»…

В конце XVII века ясно обнаружилось стремление России к государственным преобразованиям, заметно усилилась тяга к дальнейшему сближению с культурой Западной Европы. По выражению историка С. М. Соловьева, «народ собрался в дорогу» и на заре XVIII столетия начал новый период своей истории.

* * *

В путешествии по Руси книжной мы вплотную подошли к правлению Петра I с его решительными реформами во всех областях жизни. Коснулись они и культуры. Уничтожается вековая монополия духовенства на книгу, вводятся в употребление новая гражданская азбука и арабские цифры. По меткому замечанию М. В. Ломоносова, «при Петре Великом не одни бояре и боярыни, но и буквы сбросили с себя широкие шубы и нарядились в летние одежды». Меняется и характер печатных книг — появляются труды по математике, географии, кораблестроению, на политические и культурно-бытовые темы. Учреждаются общеобразовательные и специальные учебные заведения, среди них — Морская академия и школы — навигацкая, артиллерийская, медицинская, цифирная. Зарождается идея об организации Академии наук.

Строятся новые типографии, одна из них — в новой столице (1711 год). Именно здесь, в этой типографии, была выпущена знаменитая «Книга Марсова, или Воинских дел» — в ней рассказывалось о победе русских над шведами.

Трудно перечислить все выдающиеся издания при Петре I. Это и «Арифметика, сиречь наука числительная» Л. Магницкого, и греко-славянско-латинский букварь Ф. Поликарпова, «География генеральная» и «Геометрия славенски землемерие». В «Букваре» Поликарпова давались основы латинского и греческого языков, текст сопровождался гравюрами на дереве — на двух из них изображены школы того времени. В «Арифметике» — сведения по алгебре, геометрии и тригонометрии.

Начинает выходить первая печатная газета «Ведомости», сменившая рукописные «Куранты».

Всего от введения гражданского шрифта до смерти Петра I увидели свет почти 350 гражданских книг, не считая 30 на иностранных языках. Они издавались не только в Москве, но и в Петербурге, Киеве, Риге, Ревеле.

Ученые, писатели, государственные деятели заводят у себя личные библиотеки. Солидное собрание имел сам Петр I, которое состояло из произведений «о гражданской, военной и корабельной архитектуре, механике, натуральных вещах и о резном, живописном и других изрядных художествах».

Книги по всемирной истории, дипломатическому искусству коллекционирует дипломат Д. Голицын. Этот высокообразованный князь интересуется и литературой по торговому делу, по счетоводству, не говоря уже о художественной. Когда Голицын попал в опалу (1737 год), то при конфискации имущества оказалось, что у него «имелось на чужестранных диалектах, також и переведенных на русский язык, около 6 тысяч книг…». Пожалуй, за всю историю русской культуры это первый случай, когда библиотека одного человека насчитывает не десятки, даже не сотни, а тысячи томов.

…Вскоре возникла потребность в крупном книгохранилище, где были бы книги по всем отраслям знания. И вот повелением Петра I в 1714 году начала свою историю первая в России из дошедших до нас научных библиотек. Вначале в ней было около двух тысяч книг. Потом фонд стал пополняться и старинными рукописями, и иностранными новинками, и только что отпечатанными изданиями. Вскоре в Летнем дворце, где первоначально размещалась библиотека, стало тесно, и для нее на Васильевском острове отстроили новое здание… В газете «Санкт-Петербургские ведомости» 26 ноября 1728 года появилась заметка об открытии библиотеки Академии наук. Газета по поводу этого знаменательного события писала: «Впредь будет Библиотека равным же образом повсенедельно дважды, а именно во вторник и в пятницу, пополудни, от 2 до 4 часа, отперта и всякому вход в оную свободен». Теперь она уже могла удовлетворить запросы академии.

Академия посылала свои печатные труды во Францию, Англию, Швецию, Германию. Взамен получала труды научных учреждений и обществ этих стран. Большое внимание библиотеке уделял М. В. Ломоносов. Он неоднократно подчеркивал, что ее ценность заключается не в роскошных шкафах, а в книгах, в их тщательном подборе, что надо постоянно заботиться о приобретении недостающей литературы.

Долгое время не удавалось собирать все выходящие отечественные книги. Только в 1783 году был принят правительственный указ, который предписывал типографиям обязательно выделять в академическую библиотеку по одному экземпляру.

Там занимались и брали книги первые русские академики, потом первые русские студенты…

Казалось, дальше развитие книгоиздательства, расширение библиотечного дела, просвещения пойдет семимильными шагами. Но этого не произошло…

После смерти Петра I Верховный тайный совет издал указ о закрытии сразу нескольких типографий. Были ликвидированы рассчитанные на сравнительно широкую сословную аудиторию цифирные школы. Один из указов Анны Иоанновны гласил: «Подлый народ не следует обучать грамоте, дабы не отвлекать его от черной работы». Этот принцип правящей верхушки был в силе вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции. Уже выше отмечалось, что при Екатерине II, которая слыла «просвещенной» царицей, грамотность населения не превышала половины процента! Меньше даже, чем в Киевской Руси…

Медленно, черепашьими темпами росла библиотечная сеть, да по существу и не было никакой сети. Изредка возникали, как островки в безбрежном океане, отдельные книгохранилища. Вот некоторые из них.

В 1814 году открылась Публичная библиотека в Петербурге со значительным фондом — четверть миллиона томов. По публичной она была только по названию. «Низшие сословия» доступа в нее не имели, библиотеку не могли посещать, как говорилось в правилах, люди «непристойно одетые», «лакеи в ливреях», а также другие «неугодные» лица.

Не удивительно, что в результате таких мер за весь 1816 год в библиотеке побывало всего 400 человек из числа дворян и чиновников.

Чтобы приблизить книгу к народу, к массовому читателю, русские просветители создавали частные библиотеки. При Московском университете, например, Н. И. Новиков основал бесплатную библиотеку-читальню.

В Вятке (ныне г. Киров) в организации общественной библиотеки принял участие А. И. Герцен. Именно тогда он сказал замечательные слова: «Публичная библиотека — это открытый стол идей, за который приглашен каждый, за которым каждый найдет ту пищу, которую ищет; это — запасный магазейн, куда одни положили свои мысли и открытия, а другие берут их в рост».

Но… «пища духовная» сортировалась с пристрастием, за деятельностью всех общественных библиотек (а их количество постепенно увеличивалось) был установлен тщательный надзор, за запрещенную литературу владельцев преследовали. Книги для чтения (за редким исключением) выдавались за плату. Во многих публичных библиотеках имелись «заповедные книги» и «заповедные кресла» дворян и высших чинов.

Царское правительство делало все возможное, чтобы держать народ в темноте и в невежестве, не допуская «кухаркиных детей» к учебе, к книге. От правительства не отставали и его прислужники. На московском заводе Гужона (ныне «Серп и молот») пункт правил для рабочих гласил: «Читать в стенах завода строжайше воспрещается. За нарушение штраф и другие карательные меры вплоть до увольнения».

Рабочий класс формировал свои подпольные библиотеки с запрещенной литературой. Эта литература воспитывала рабочих, учила их революционной борьбе. Уже первые политические кружки и союзы брали на вооружение книгу. Например, в библиотеке «Северного союза русских рабочих» число книг было так велико, что их нельзя было хранить в одной квартире. Пришлось разделить на несколько частей и развезти по рабочим кварталам. Каждый квартал имел своего библиотекаря, у которого был полный список всех принадлежащих «Союзу» книг. Главным библиотекарем был Степан Халтурин — один из создателей «Северного союза».

Место разгромленных библиотек занимали новые, искуснее законспирированные, лучше подобранные. Воспитывались прекрасные подпольщики-профессионалы. Среди них И. В. Бабушкин — человек, отдавший жизнь рабочему делу. «Гордостью партии» назвал его В. И. Ленин. Бабушкин страстно и непрестанно учился, учил других, устраивал подпольные библиотеки. Организатором нелегальной библиотеки в Нижнем Новгороде был Я. М. Свердлов, а в Гудаутах — Серго Орджоникидзе. И многие другие революционеры занимались библиотеками для рабочих.

…Книги давным-давно покинули монастыри, перешли в университеты, в академии наук, в публичные и национальные библиотеки. А народ пребывал в темноте. Поднимаясь на борьбу, он, как никогда раньше, хотел учиться. В начале XX века среди взрослого населения из каждых четырех человек трое были неграмотны. Вот каков результат «многолетней порчи народного просвещения царизмом» (В. И. Ленин). В 1906 году журнал «Вестник воспитания» писал, что для достижения всеобщей грамотности мужчин понадобится 180, а женщин — 280 лет (!).

Этот мрачный прогноз не оправдался. Великая Октябрьская социалистическая революция внесла свои коррективы, в кратчайшие сроки книга стала достоянием каждого, а страна наша превратилась в могучую книжную державу.