Холодная
 петроградская зима с 1919 на 1920 год вторгалась в дома, выла в пустых 
печах, мертвым инеем покрывала пустые книжные полки. Старый, больной 
академик, завернувшись в шубу, пишет и пишет. Академик знает: ему 
недолго жить, а еще столько дел! У него появились новые интересные мысли
 о древнейшей летописи; так мало еще расшифрован «Начальный свод».
Россия
 — в огне войны и великой революции, но Шахматов уверен: то, что он 
делает, нужно его стране так же, как сохраненное им в академической 
библиотеке замечательное собрание революционной литературы. А по правде 
говоря, ему даже некогда об этом размышлять. Может быть, нелегко будет 
многим понять, зачем в эту черную зиму, в годы крушения миров он листает
 тома Полного собрания российских летописей…
Он,
 Алексей Александрович Шахматов, иначе не может. Он опять дышит на 
пальцы и опять пишет. Снова счастлив, только вот бумаги не хватает…
«Продай Киев-город со Черниговом, купи ты бумаги со чернилами…»
Однажды он выводит на желтом оберточном листе:
«Святополк, узнав о чуде…»
И тут он умирает, впервые не закончив дела.
* * *
С
 тех пор прошло более сорока лет. Ученики Шахматова стали академиками. 
Уж пишут труды ученики учеников… Приселков и Никольский, Лихачев и 
Тихомиров, Черепнин, Рыбаков и многие другие исследователи успели 
углубиться в такую древность, которая прежде считалась недоступной. А 
каждый следующий шаг труднее предыдущего: ведь розыски ведутся в таком 
отдаленном от нас времени, от которого не осталось ни одной книги, да и 
летописные известия — наперечет.
Но
 зато с каждым годом совершенствуются методы исследования. Гениально 
анализируя и сравнивая различные летописные списки, оригинально и 
остроумно связывая историю летописания с политической историей, Шахматов
 значительно меньше интересовался древнерусской экономикой и борьбой 
классов. Ему казалось, что это не имеет прямого отношения к исследованию
 древних текстов. Когда этими проблемами занялись ученики Шахматова, они
 заметили в летописи немало ранее скрытых интересных данных о древней 
Руси и древнем летописании.
Наступление
 на прошлое теперь ведется широким фронтом различных, но связанных 
единой целью наук — истории, филологии, археологии, языкознания, 
искусствоведения.
А.
 А. Шахматов проник в своих исследованиях до «Древнейшего свода», а Д. 
С. Лихачев убедительно показал, что этот свод, по существу, представлял 
собою своеобразную повесть, еще не разделенную на годы.
Значит, до появления обычных летописей с ежегодными записями на Руси уже были и исторические произведения иного типа!
Одновременно
 Б. А. Рыбаков разыскивает древнейшие новгородские летописи, и пока еще 
не решен спор — где раньше, на Днепре или на Волхове, начались 
регулярные записи исторических событий. Во всяком случае, есть серьезные
 подозрения, что существовала в середине XI столетия летопись, 
составленная для известного посадника Остромира деда Яна Вышатича, 
владельца «Остромирова евангелия».
Сохранившиеся
 в поздних летописях подробные записи новгородских событий 1015–1017 
годов также намекают на какой-то очень древний «Новгородский свод».
Л.
 В. Черепнин идет еще дальше и предполагает, что в 997 году была 
завершена запись событий или историческая повесть в Киеве — иначе чем же
 объяснить, что в «Повести временных лет» имеются подробные записи за 
996 и 997 годы, а потом до 1015 года почти нет никаких сведений?
А нельзя ли продолжить поиски в «языческих временах», ранее 988 года?
Но ведь это фантастика!
Да,
 к сожалению, о столь далеком прошлом пока немногое рассказывают 
летописи. Мы говорим «пока», потому что можно ручаться: в самых 
известных, насквозь изученных летописных сводах имеется еще немало 
нераскрытого. К тому же почти каждый год находятся какие-то новые, 
неизвестные ранее летописные списки. Они, правда, большей частью 
относятся к XVI–XVIII векам, но в них иногда неожиданно обнаруживаются 
любопытнейшие записи большой древности. В самом деле, откуда в 
Никоновскую летопись, переписанную в XVII веке, попали известия о 
каких-то походах полулегендарных киевских князей Аскольда и Дира в 864, 
865 и 867 годах? Ни в одной летописи таких сведений больше не 
встречается. На вымысел переписчика не похоже. Значит, был какой-то 
«наидревнейший свод», где говорилось об этом.
Какой?
Пока нет ответа.
Сохранилось
 любопытное произведение XI века — «Память и похвала князю русскому 
Владимиру» монаха Иакова. Из этой рукописи видно, что Иаков пользовался 
какой-то очень древней летописью, до нас не дошедшей. Опять загадка! А 
сколько их еще…
Действительно ли Никон и Иларион — одно и то же лицо?
Как звали автора третьей редакции «Повести временных лет»?
Какова судьба Нестора после 1113 года?
Какое летописание древнее: киевское или новгородское?
Решение
 этих и десятков других проблем — дело будущего. При этом откроются 
новые страницы, может быть, даже новые главы древнерусской истории. 
Будут открыты еще неведомые писатели и историки ушедших столетий. А для 
того чтобы все это открыть, науке потребуется совершить новые 
путешествия по стране летописей.
И
 как только это произойдет, тотчас же не замедлят появиться новые 
загадки, о которых мы сейчас даже и не подозреваем… Загадки добрых, 
старых книг.
«Книги суть же реки, напояющие Вселенную…»