— Это трудный класс. Вам достанется…

— Дисциплина?

— Да нет, дисциплина неплохая… Но вам достанется.

Я вошел в трудный класс, вооруженный картой, свернутой в трубку-копье, и прикрываясь щитом-журналом… Познакомился. Все шло вроде бы нормально. Начал рассказывать про Петра I, продолжая тему, начатую моей предшественницей, которая попросила дать ей ребят поменьше и, как она выразилась, «попроще».

Итак, я рассказывал о восстаниях крестьян против петровского гнета, и мне казалось, рассказывал неплохо. Вдруг паренек с предпоследней парты поднял руку.

— Вы говорите, что крестьяне восставали против Петра и эти восстания были делом хорошим, прогрессивным. Но ведь и сам Петр Первый был передовой, прогрессивный деятель. Как же так? Восставшие крестьяне мешали его реформам и, выходит, были людьми реакционными?

«Ого! — подумал я. — Вот это вопросик!»

Класс разглядывал меня с подлинным наслаждением. Несколько придя в себя, я пустился в объяснения:

— Бывает в истории так, когда две прогрессивные силы сталкиваются… Если б не крестьянские бунты, то Петр с народа содрал бы не три шкуры, а десять, и хозяйство страны пришло бы в упадок.

Но тут меня опять спросили, — это был сосед первого паренька:

— Что было бы, если бы Петр погиб, ну скажем, в юные годы, когда боролся со стрельцами и сестрой Софьей? Так же или иначе сложилась бы русская история?

Я почувствовал, что вспотел: очень люблю, когда задают вопросы, но все-таки… Позже я узнал, что преподавателя географии они в этот же день допрашивали: кто совершил второе кругосветное путешествие? Именно второе; о первом кто ж не знает? И как измерили расстояние до звезд? А может, придумали астрономы. Кто их проверит?

Наконец, учительницу литературы мучили три урока подряд — требовали доказательств того, что «Слово о полку Игореве» появилось действительно в XII веке, а не в конце XVIII и что Гоголь действительно сжег, а не спрятал второй том «Мертвых душ»…

Потом я с этим классом подружился. Вообще-то вопросы задавали не все, а человек пять-шесть. Это была веселая, не очень тихая компания.

В «Судьбе барабанщика» Гайдара некто Юрка, личность довольно темная, представляет герою повести компанию «деятелей» того же рода: «Знакомься — огонь-ребята, и все как на подбор отличники». Отсюда и мои любители вопросов прозвались «Огонь-ребята». Отличниками они, правда, не были, но из-за них класс казался острей и ядовитей. Все то, что у других проходило спокойно, принималось на веру, здесь пробовали на зуб, на ощупь, но зато, когда соглашались, на том и стояли.

Узнав, что я не враг вопросам, даже вопросам «не по программе», они пустились во все тяжкие.

— А правда ли, что нашли посадочную площадку для кораблей неведомых космических пришельцев?

— А правда ли, что Наполеона отравили?

— А какая самая первая в мире дата?

Иногда я пасовал и честно говорил: «Не знаю. Узнаю». А иногда объявлял просто: «Не знаю», потому что узнать было негде.

Все же я не очень-то давал им выходить за пределы той науки, которую преподавал, то есть истории, и однажды, когда меня спросили про кровообращение крокодила, в отместку заставил каждого из «Огонь-ребят» отвечать на пять моих вопросов. На сколько вопросов ответишь — такая отметка. За пять ответов — 5, за четыре — 4, за два — 2…

Одним зимним утром был урок повторения. Ума не приложу, откуда они догадались, что мне не хочется целый урок спрашивать. Но на третьей минуте Юра Иванов — главный оратор «Огонь-ребят» — поднял руку:

— Я читал, что знаменитый английский пират и путешественник Уолтер Ралей однажды засел писать историю Англии. Но едва взялся за перо, как увидел через окно какую-то драку. Ему казалось, что он ясно понял, из-за чего дерутся. Но тут явился слуга и рассказал про драку совсем по-другому. А пришедшая еще позже служанка объявила: «Что вы, что вы!! Все было совсем не так». И Уолтер Ралей не стал писать истории, потому что решил: «Если я не могу разобраться даже в том, что вижу, то как же опишу прошедшие века, которых никогда не видел».

— Ну и что? — спросил я.

— Так ведь, может быть, зря историю учим, — сказал Юра, — кто знает, что там на самом деле в древние времена было. По-моему, прав мудрец, который говорил: «Я знаю, что ничего не знаю».

Я понял, что Юра в эту минуту необыкновенно искренен, потому что хорошо знает, что урока не знает…

— А не помнишь ли, Юра, что ответил твоему мудрецу мудрец еще более мудрый? Он ответил: «Ты знаешь, что ничего не знаешь. А я даже этого не знаю…» Но я не столь мудр, — я как раз знаю, что ты не знаешь, и даже знаю — почему… (Подразумевался вчерашний хоккей.) И в наказание… — я сделал паузу, и Юра пережил несколько трудных секунд, — и в наказание ты мне сейчас сам расскажешь, откуда мы узнали, и узнали многое, о древней Руси… И отчего неправ Уолтер Ралей?

У «Огонь-ребят» отлегло. Вопросы, хотя бы из курса пятого класса, они знали куда лучше, чем вчерашний урок.

Юра «залился соловьем»:

— Раскопки! Хотя многое не раскопано, а то, что раскопано, еще не совсем объяснено. Сохранились древние законы «Русская правда», а соблюдали их или нарушали — неизвестно. Конечно, рассказывались… ну там… былины о богатырях и прочие сказки. Ну и, наконец, — летопись. Только что из нее узнаешь? Раскопок летописцы не вели, газет и радио не имели и, наверное, путали и ошибались на каждом шагу…

Я разозлился:

— Самоуверенность — первый признак недоросля. Летопись… Да ты ее хоть видал когда-нибудь?

Юра признался, что видеть не видел, но слыхал. Тут же в библиотеку отправилась ученица с моей запиской. Через пять минут передо мною лежали два аккуратных зеленых тома.

— Вот! — сказал я. — Спрашивайте. Спрашивайте, что хотите, про древнюю Русь. А они попытаются вам ответить.

— Почему «они»?

Я открыл первую страницу:

— «Се повести временных лет, откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть». Повести временных лет. Описание прошедших лет, или попросту «летопись».

— Какое длинное название!

— Ну, это сейчас, в наши дни мы чересчур торопимся, а ведь только в прошлом столетии исчезли заглавия-рассказы, заглавия-оглавления. Вот послушайте. — Я достал записную книжку — «Письмовник, содержащий в себе науку российского языка со многим присовокуплением разного учебного и полезно-забавного вещесловия. Осьмое издание, вновь выправленное, преумноженное и разделенное на две части профессором и кавалером Николаем Кургановым с присовокуплением книги «Неустрашимость духа, геройские подвиги и примерные анекдоты русских».

Или книга, всем знакомая, «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим».

В начале летописи — всего только двадцать одно слово. Но дело не в заглавии. Посмотрим, сумеете ли вы задать настоящие вопросы этой книге.

Поднялся десяток рук: «Огонь-ребята» и еще кое-кто.

— Что ели в древней Руси?

— Что ели? Пожалуйста. Вот запись за 946 год. «Князь Святослав не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел». (Я, разумеется, читаю не подлинный древнерусский текст, а его перевод.) Или запись за 996 год: «Собрали жители овса, пшеницы и отрубей и делали болтушку, на чем кисель варят, и взяли лукошко меда и сделали из него пресладкую сыту». Могу, конечно, еще найти несколько примеров.

— Нет, не надо. Пусть лучше эта книга расскажет про самые далекие края, известные жителям древней Руси.

— Пожалуйста. На первой же странице сообщается: «По потопе трое сыновей Ноя разделили землю, Сим, Хам, Иафет». И дальше громадный список стран. Ной и его сыновья — это легендарные персонажи из библии. А перечисленные страны — вполне реальные. На Востоке известная летописцу земля кончается за Уралом; о Сибири и Средней Азии — самое туманное представление. Про Индию он слыхал, но Китай даже не упомянул. Африка ему знакома только на несколько сот километров к югу от Средиземного моря. О «полнощных», северных странах не найдем почти ничего, и, разумеется, древнерусский писатель не знал, что находится за атлантическими горизонтами.

Большой, таинственный мир, где не измерены расстояния. «Объехать его можно за 500 лет», — полагал один из арабских географов. Другие мудрецы на подобные темы не рассуждали, ибо знали, что объехать невозможно: не пропустят — ограбят, убьют.

Огромный мир — от Англии до Индии, от Урала до Нила. Что по сравнению с ним путь в небеса, коль скоро, по мнению тогдашних ученых, до Луны каких-нибудь 126 поприщ, а до неподвижных звезд — 750 поприщ, то есть меньше, чем от Киева до Карпат! Итак, еще вопросы?..

— А оружие какое было?

— Вопросы вы задаете пока что легкие: оружие — кольчуги, щиты, стрелы… А вот целый отрывок — о мечах. «Хазары нашли полян[1] сидящими на Киевских горах в лесах и сказали: «Платите нам дань». Поляне, посовещавшись, дали от дыма по мечу. И отнесли их хазары к своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот новую дань захватили мы». Те же спросили: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хазарские: «Недобрая дань эта, княже: мы доискались ее оружием, острым только с одной стороны, то есть саблями, а у этих оружие обоюдоострое, то есть мечи: станут они когда-нибудь собирать дань с нас и с иных земель». И сбылось это все: владеют русские князья хазарами и по нынешний день».

Вот какой отрывок. Но разве он только расширяет наши познания о древнем оружии? Ответьте мне сами: что может внимательный ученый извлечь из этого рассказа?

Руки поднялись.

— Ясно, что хазары угнетали полян.

— У хазар было восточное оружие, сабли, а у славян изготовлялись обоюдоострые мечи.

— Давали дань от дыма, то есть платили подати с каждого двора.

Люда замечает, что летописец, видно, любил этих полян и. может, сам был из полян.

Наконец Юра объявляет:

— Да ведь весь этот рассказ позже придуман, когда русские уже «отомстили неразумным хазарам».

А я сказал, что «сказка ложь, да в ней намек…» Рассказ является легендой, но разве он не сообщает ценнейшие исторические сведения? Только надо суметь отделить ложь от намека, царство, что было на самом деле, от «тридесятого государства», настоящих царей — от Гога и Магога, Гороха и Несмеяны… Над этим ломал голову древний летописец. Нелегко приходится и нашим современникам.

— А что было в 888 году? — вдруг выпалил Федя.

— Почему тебя именно этот год интересует?

— Да так, первый попавшийся — три восьмерки.

— В 888-м ничего не было.

— То есть как «ничего»?

— Глядите: после сообщения о воцарении в 887 году византийского императора Леона (Льва) идет целый столбец:

888 год

889

890

891

892

893

894

895

896

897

Даты написаны, а событий нет: просто летописец не знал, что в эти годы было, а сочинять не хотел.

Ага! Не знал!

— Ну и что же, значит, жил много позже конца IX века.

И снова я листал зеленые тома летописи.

Я доказывал, что это необыкновенная книга, потому что для тех, кто изучает древнюю Русь, каждая строка — настоящий клад.

Вот запись за 911 год — договор Руси и Византии:

«Если ударит кто мечом или будет бит каким-либо другим орудием, то за тот удар или битье пусть даст 5 литров серебра по закону русскому». Как будто ничего особенного в этих строках нет. Но современный ученый заметит, что уже в X веке был «закон русский», до нас, кстати, не дошедший, что на Руси уже хорошо знали цену серебра.

А вот 945 год — договор Игоря с греками:

«Мы от рода русского послы и купцы (и далее 53 имени), посланные от Игоря, великого князя Руси, и от всякого княжья и от всех людей русской земли».

Историк тут же заметит: «всякое княжье» — значит, князей в стране было много; задумается над смыслом слов «от рода русского» — действительно ли от рода или от государства русского? Среди пятидесяти трех имен он найдет славянские, эстонские, скандинавские и узнает, кто служил Игорю.

Летопись расскажет про обычаи и веру, торговлю и кровную месть, древние города и мореплавание.

С каждым годом наука добывает из летописи что-то новое и интересное. Вам это может показаться странным — что нового можно найти в книге, тысячи раз прочитанной?.. А на самом деле эта «хорошо известная книга» полна неожиданностей.

Вот только один пример. Тысячи ученых читали летописный рассказ о том, что город Киев был назван в честь Кия, старшего из трех братьев, основавших город у Днепра.

Долго думали, что это легенда — в старину любили называть страны и города в честь мифических царей и героев. Рим — в честь Ромула, Скифы — якобы именем царя Скифа.

Но не очень давно археологи доказали, что на месте Киева было в древности три поселения, позже слившихся в одно. Об этих трех поселениях, вероятно, и напоминает легенда о трех братьях. Нашлись и другие намеки на князя Кия, жившего, по-видимому, в VI или в VII веке.

Летописец же записал старинное устное предание, которое без него неминуемо забылось бы, затерялось…

Летопись — история. Автор ее — ученый. Ни один человек, изучавший древнюю Русь после него, не обходился без летописи. Летописец в известном смысле — соавтор тысяч ученых трудов о начальном периоде русской истории, написанных, пишущихся и тех, что будут написаны.

Но летописец не только историк. Он — летописатель, «писатель лет», то есть историк-писатель.

Древний певец, скальд, аэд, не только услаждал повелителей на пирах. Он же представлял историческую, географическую и иные науки. Тогда наука и литература были почти неразделимы. Из «Илиады» узнавали историю Троянских войн, а «Одиссея» — это и поэма, и география, и лоция…

Викинги-норманны брали в дорогу к неизвестным берегам певцов-скальдов. Вместо карты открытых земель складывалась «географическая сага», и все запоминалось очень легко.

И после того как люди научились писать и читать, союз науки и поэзии не расторгался довольно долго. Мухаммед Пири Рейс — турецкий адмирал, пират, картограф и поэт — в 1520 году извинялся, что в своем атласе, «Книге морей», изложил правила ночного плавания не стихами, а прозой, «ибо при быстром ночном пробуждении стихи бывает трудно понять».

Летопись — это древняя наука и политика. Но послушайте— словно в сказаниях и поэмах, клянутся на ее страницах князья и воины: «Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель тонуть… А кто из русской стороны замыслит разрушить эту любовь, да не защитятся они от стрел и от иного своего оружия и да будут рабами во всю свою загробную жизнь…»

Трудно заметить, где кончается строгий ученый и начинается сказитель, где — история, а где — былина.

В летописи почти на каждой странице — сюжеты, образы, пословицы, знакомые вам всем с раннего детства.

Вспомните, вещий Олег умирает от своего коня; Святослав, собираясь в поход, сообщает врагу: «Хочу на вы идти». Владимир отказывается от мусульманской веры, запрещающей вино: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти!»

Летописец — замечательный ученый и художник!

Летопись — художественный предок «Руслана и Людмилы», картин Васнецова и Рериха, музыки Бородина и Римского-Корсакова…

В этот момент по грохоту и треску в коридоре я догадываюсь: настолько углубился в X и XI века, что не расслышал звонка, прозвеневшего в одной из школ XX столетия.