Изображение
времени в фольклоре сильно отличается от
изображения его в художественной литературе —
сильно нарушено традиционное единство
изображения.
Прежде всего необходимо определить основные
аспекты, с точки зрения которых следует
характеризовать данную категорию относительно
фольклора:
1) условность или историчность;
2) закрытость или открытость;
3) равномерность или неравномерность;
4) направленность;
5) завершённость.
В данных аспектах рассмотрим сказки и былины.
Все волшебные сказки используют вымысел,
традиционно восходящий к глубокой старине. Вся
динамика развития волшебного повествования
основана на стремлении героя к своей цели путём
преодоления невероятных трудностей с помощью
чудесных предметов и животных-помощников. Из
этого сразу видно, что сюжет не связан и не может
быть связан с действительностью. Сказочные время
и пространство не выходят за пределы сказки. Они
целиком замкнуты в сюжете. Пространства и
времени как бы нет до начала сказки и нет по её
окончании. Сказка начинается как бы из небытия,
из отсутствия времени и событий:
"Жил-был король вдовый; у него было двенадцать
дочерей, одна другой лучше...” («Ночные пляски»).
Или "В некотором царстве, в некотором
государстве жил-был старик, у него был сын...”
(«Дурак и берёза»).
Из этих примеров мы также видим и условность
пространства и времени, так как формула
"жил-был” не даёт нам точной отнесённости к
какому-то времени. Тем не менее можно видеть, что
действие отнесено к прошлому. Это выражается
грамматически, то есть формой прошедшего времени
глаголов "жить” и "быть”. Второй пример
указывает ещё и на условность пространства:
непонятно, в "царстве” ли это произошло или в
"государстве”.
Заканчивается сказка не менее подчёркнутой
остановкой сказочного времени; сказка кончается
конструкцией наступившего "отсутствия”
событий: благополучием, свадьбой, пиром и смертью
злодея: "Горе потонуло, а купец стал жить
по-старому, по-прежнему” («Горе»); "А царевич
поехал к отцу, выпросил разрешения и женился на
купеческой дочери, и стали они счастливо
жить-поживать, да добра наживать” («Оклеветанная
купеческая дочь»).
Мы уже не можем предположить, что будет дальше
происходить с этими персонажами. Заключительное
благополучие — это конец сказочного времени.
Выход из сказочного времени в реальность
совершается и с помощью саморазоблачения
рассказчика: указанием на несерьёзность
рассказчика, на нереальность всего им
рассказанного, снятием иллюзии.
"Принесла в избу сметану, посадила с собою
Лутоню. Лутоня наелся донельзя, залез на палати и
уснул. Когда он проснётся, тогда и сказка моя дале
начнётся, а теперь пока вся” («Лутонюшка»).
"Говорят, в старину все такие-то удальцы
рожались, а нам от них только сказочки остались”
(«Безногий и безрукий богатырь»).
Иногда завершительная формула напоминает, что
сказочник профессионал и требует себе платы за
исполнение:
"Сказке конец, а мне мёду корец” («Дурак и
берёза»).
Чаще всего рассказчик говорит, что он был на
пиру, которым закончилось действие, но и здесь
явно прослеживается фантастичность:
"На том пиру и я был, мёд-вино пил, по устам
текло, да в рот не попало; тут меня угощали: отняли
лоханку от быка да налили молока; потом дали
калача, в ту ж лоханку помоча. Я не пил, не ел,
вздумал упираться, со мной стали драться, я надел
колпак; стали в шею толкать” («Иван Быкович»).
Былины так же,
как и сказки, не имеют авторского времени. Их
время — время действия и время исполнения. Время
былин также является замкнутым. Время целиком
замкнуто в сюжете. Целиком и полностью оно
отделено от общего исполнительского времени:
начинается с начала сюжета и заканчивается
концом сюжета. По большей части конец былины —
это конец подвига богатыря.
Начинается былина определёнными формулами,
которые определяют место действия и дают
основные указания о богатыре:
Как во славном-то городе во Киеве
У ласкова князя у Владимира
Заводилось пированьице, почестен пир.
(«Михайло Данилович»)
И заканчивается всегда победой, восславлением
богатыря, пиром или всеобщим благополучием:
Да с той поры Рязань стала славная,
Да с той поры Рязань стала богатая,
Да тут ли в Рязани Авдотьино имя возвенчалось.
Да и тем дело кончилось.
(«Авдотья Рязаночка»)
В сказке
прошлое, определяемое только грамматически, не
определено в общем потоке истории, замкнуто и как
бы воспроизводится в каждом новом исполнении,
благодаря чему усиливаются её изобразительные
стороны. Время же действия былин строго
локализовано в этом прошлом — в условной эпохе
русского прошлого, которое можно было бы назвать
"эпической эпохой”.
Когда бы ни слагалась былина и какое реальное
событие она ни отражала бы, она переносит своё
действие в своеобразное эпическое время — в
Киев, ко двору князя Владимира и так далее.
А был ведь пособран-то богатый пир
Как у ласкового князя у Владимира.
(«Илья Муромец и Сокольник»)
Русская былина воспроизводит мир социальных
отношений и историческую обстановку именно того
времени.
Определяя время действия былины как условное,
необходимо иметь в виду, что воспринимается оно
тем не менее как историческое, действительно
существовавшее, а не фантастическое. Вот почему
героев исторического эпоса народ никогда не
наделял вымышленными именами.
Итак, действие былины происходит в прошлом, но
не в неопределённом прошлом сказок, а в строго
локализованном идеализированном эпическом
времени, в котором существуют особые социальные
отношения, особый быт, особенные психологические
законы.
События былины, в отличие от событий сказок,
воспринимаются как события русской истории, они
отнесены к условной русской старине. Рассмотрим
это на конкретной былине.
Прообразом Тугарина Змеевича в былине «Алёша
Попович и Тугарин Змеевич», как полагают многие
учёные, был половецкий хан XI века Тугоркан.
Исторический Тугоркан был в родственных узах с
киевскими князьями и вёл по отношению к русским
двойную политику. В 1906 году, во время княжения
Святополка, он подходил к Киеву и громил его
окрестности:
И Тугарин Змеевич нечестно хлеба ест.
По целой ковриге за щеку мечет,
Те ковриги монастырские,
И нечестно Тугарин питья пьёт —
По целой чаше охлёстывает,
Котора чаша в полтретья ведра.
Но затем войско Тугарина было наголову
разгромлено, а сам он был убит.
Алёша соскочил со добра коня
И проколол уши у головы Тугарина Змеевича
И привязал к добру коню,
И привёз в Киев-град на княжецкий двор,
Бросил среди двора княжецкого.
При всей
"абсолютной завершённости” эпического времени,
оно завершено лишь формально, так как в
идеологическом отношении эпическое время
является временем русской старины,
национально-историческим прошлым. Оно —
самостоятельная часть русской истории.
Формальная замкнутость эпического времени
ведёт к тому, что сюжет в нём по преимуществу один
и время однонаправлено, "однолинейно”.
Когда в произведении время течёт "открыто” и
связано историческим временем, тогда в
произведении легко могут совмещаться несколько
временных рядов и последовательность событий
может переставляться (сначала рассказывается
более позднее событие, а потом более раннее). Все
перестановки и все временные ряды совершаются на
фоне исторического времени. Когда же время
произведения замкнуто, перестановки затруднены.
Время и в былине, и в сказке развивается только
в одном направлении и никогда не возвращается
назад, поэтому в сказке, как отмечают
Д.С. Лихачёв и В.Я. Пропп, никогда нет
статических описаний. Описание в сказках, по их
мнению, даётся в динамике, в действии.
"Повадилась к царю Васславу в сад летать
жар-птица; на ней перья золотые, а глаза
восточному хрусталю подобны. Летала она в тот сад
каждую ночь и садилась на любимую Васслава-царя
яблоню, срывала с неё золотые яблочки и опять
улетала...” («Козьма Скоробогатый») —
демонстрируется активное описание, попутное
действиям жар-птицы.
Порой описания даются такими существительными,
которые прямо и норовят превратиться в глаголы:
"...едет мимо мясных лавок — шум, брань, толпа
народу...” («Волшебное кольцо»).
Значит, время в сказке не останавливается для
описания. Оно равномерно движется во времени
всего рассказа.
Но чаще всего описания заменяются устойчивыми
оборотами: "добрый молодец”, "красна девица”,
"чисто поле”, "широко раздолье”.
Отсчёт времени в сказке ведётся от одного
эпизода к другому. Время отсчитывается от
последнего события: "через год”, "через день”,
"на следующее утро”.
"Другая ночь приходит. Средний брат тоже не
едет ночевать на могилу... На третью ночь Иванова
очередь...” («Сивко-Бурко»).
"На другую ночь пошёл опять на охоту.
Попадается ему навстречу лисичка...” («Козьма
Скоробогатый»).
Как правило, данные формулы — трёхкратного
повторения. Повторяемость эпизодов замедляет
развитие действия. Это, в свою очередь,
противоречит убеждению о равномерности развития
сюжета народной сказки.
Э.В. Померанцева пишет о том, что
традиционные формулы в сказке, с одной стороны,
придают ей затейливый, разукрашенный характер, а
с другой — служат одним из приёмов замедления её
повествования.
Традиционные формулы — "скоро сказка
сказывается, да не скоро дело делается”, "утро
вечера мудренее”, "день коротается, к ночи
подвигается”, "едет далёким-далеко,
высоким-высоко” — и разграничивают, и связывают
эпизоды сказки.
"Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли —
скоро сказка сказывается, да не скоро дело
делается — приехал он во царство змеиное, убил
царя-змея, освободил от неволи прекрасную
королевну и женился на ней...” («Иван-царевич и
белый поляник»).
Данные формулы замедляют действие,
останавливают его там, где особенно заметен
разрыв между длительностью событийного времени
и быстротою рассказа об этих событиях. Они
подчёркивают стремление единству времени:
времени исполнения и времени, которое должны бы
занимать сами события. Единство времени
достигнуто быть не может — достигается лишь
условная пропорция между длительностью самих
событий и длительностью рассказа о них.
Главное событие былины — сборы в поход на
врага, схватка. Победа и благополучное
завершение. Развитие действия однолинейно, но
неравномерно: то замедляется, то убыстряется.
Едет герой на врага и сразу же оказывается в
сражении с ним:
Ай тут старой-от казак да Илья Муромец,
Он скорёшенько садился на добра коня,
Ай он вёз-то Соловья да во чисто поле,
А он срубил ему буйну голову.
(«Илья Муромец и Соловей-разбойник»)
Вышел богатырь из одного места и тут же
оказался в другом:
Пошёл Садко от Ильменя от озера.
Как приходил Садко во свой во Новгород,
Позвали Садко на почестен пир...
(«Садко»)
Напротив, седлание коня, "богатырская
поездочка”, стреляние из лука совершаются
медленно:
Пошёл-то Добрыня на широк на двор
Седлать-уздать он своего коня доброго,
Накладывал уздечку золочёную,
Накладывал на коня-то он напотнички,
На напотнички — подпотнички,
На подпотнички — мягки войлочки,
На войлок клал седёлышко черкесское,
О двенадцати подпругах о шёлковых...
(«Добрыня и Василий Козимирович»)
Замедление действия достигается описанием
местности:
Ай по той ли по дорожке прямоезжею
Да пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто не проезживал.
Как у той ли у Грязи-то у Чёрной,
Да у той ли у берёзы у покляпыя,
Да у той ли у речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сидит Соловей Одихмантьев сын.
(«Илья Муромец и Соловей-разбойник»)
Неровность течения времени в былине в
значительной степени объясняет концентрацию
действия вокруг богатыря и его силу. Богатырь —
сила, он активен, он сражается, он властвует над
событиями, он движет временем. Художественное
время былины зависит от богатыря, от его
активности в сюжете.
Неровность течения времени в былине — это
неровность действия богатыря. Время движется
богатырским подвигом. Богатырь как бы толкает
время, движет его рывками, напряжением силы.
Таким образом, особенности художественного
времени в сказках и былинах направлены на
создание выразительной динамики развития
действия. |