В поисках племени, чей эпос лёг в основу
русских былин, логичным кажется обратиться к тем персонажам эпоса,
которых исследователи давно рассматривают как отражение родоплеменной
эпохи. В первую очередь к таковым относится Волх, он же Вольга.
Поскольку в некоторых исследованиях, в том числе и использовавшихся в
настоящей работе, продолжают рассматриваться «исторические» трактовки
этого образа и даже рассматривается как нечто «доказанное» тождество
Вольги с Олегом Святославовичем, а Волха — с Всеславом Полоцким, следует
обозначить свою позицию в этом вопросе.
Во-первых, тождество Вольги и Волха
есть факт. Б. А. Рыбаков, оценивавший это тождество как «отдельные
второстепенные детали, сходные в обоих циклах», мягко говоря, уклонился
от истины. Эти «второстепенные детали» представляют собой — имена
героев, сам сюжет в одной из двух былин о Вольге и единственной былине о
Волхе, описание рождения и молодости героя в обеих былинах о Вольге и
единственной о Волхе. Проще говоря, за вычетом этих «деталей» от Вольги
остаётся лишь его встреча с Микулой, от Волха — вообще ничего.
Во-вторых, подысканные исторической
школой «прототипы» Вольги и Волха, чьи биографии, как говорилось выше,
имеют крайне мало общего с сюжетами былин, должны навсегда занять своё
место в истории былиноведения как примеры курьёзной крайности.
Гораздо более ценно наблюдение
Ф. И. Буслаева и Н. И. Костомарова о тождестве Вольги-Волха с известным
по позднейшим новгородским записям XVI–XVII вв. эпонимическим героем
Волхом или Волхвом, сыном Словена-Славена, эпонима словен Ильменских.
Ещё Костомаров справедливо отказался относиться к легендам об этих
персонажах, отражённых в «Иоакимовской летописи», «Мазуринском
летописце» и ряде других источников, как досужему вымыслу позднейших
книжников. Разумеется, следы книжной обработки в дошедших до нас
вариантах сказаний присутствуют — как присутствуют они, скажем, в «Книге
завоеваний Ирландии» или «Младшей Эдде». Однако в основе их лежат
отлично известные фольклористам топонимические и этиологические
предания, и племенной эпос. Рассматривая былинного князя как потомка
эпонима, я уже говорил, что подобные герои существуют в эпосе множества
народов. М. М. Плисецкий указывал, что герои эпоса многих первобытных
племён называются просто по племенной принадлежности — «Гиляк», «Наш
Гиляк». Вполне возможно, что именно таким образом возникали
герои-эпонимы — тёзки своего народа, все эти Чехи, Лехи, Русы, Саксноты,
Эллины и Израили. Между тем исследователи уже отметили определённую
перекличку между этими сказаниями и данными так называемых «лживых саг»
или «саг о древних временах». Исследователи ставят вопрос о
предполагаемом существовании «исчезнувшего, условно
„северо-восточноевропейского эпоса", видя его остатки, в частности, в
сообщениях „Иоакимовской летописи"». Как мы помним, перекличке данных
этой летописи с сообщениями «Тидрек саги», одной из «лживых саг»,
придавал большое значение О. Н. Азбелев. Для нас эти выводы тем более
убедительны, что, говоря о племенных истоках былинного эпоса, эпоса
существовавшего на территории расселения новгородцев, естественно было
бы искать в былинах остатки племенного эпоса предков новгородцев —
ильменских словен. Здесь мы рассмотрим ряд былин, явно перекликающихся с
новгородскими легендами, как ещё один фрагмент
«северо-восточноевропейского» эпоса. |