Антигона (Antigone ) - Трагедия (442 до н. э.)
В Афинах говорили: «Выше всего в жизни людской —
закон, и неписаный закон — выше писаного». Неписаный закон — вечен, он
дан природой, на нем держится всякое человеческое общество: он велит
чтить богов, любить родных, жалеть слабых. Писаный закон — в каждом
государстве свой, он установлен людьми, он не вечен, его можно издать и
отменить. О том, что неписаный закон выше писаного, сочинил афинянин
Софокл трагедию «Антигона».
Был в Фивах царь Эдип — мудрец, грешник и
страдалец. По воле судьбы ему выпала страшная доля — не ведая, убить
родного отца и жениться на родной матери. По собственной воле он казнил
себя — выколол глаза, чтоб не видеть света, как не видел он своих
невольных преступлений. По воле богов ему было даровано прощение и
блаженная смерть, О жизни его Софокл написал трагедию «Царь Эдип», о
смерти его — трагедию «Эдип в Колоне».
От кровосмесительного брака у Эдипа было два сына —
Этеокл и Полигоник — и две дочери — Антигона и Исмена. Когда Эдип
отрекся от власти и удалился в изгнание, править стали вдвоем Этеокл и
Полиник под надзором старого Креонта, свойственника и советника Эдипа.
Очень скоро братья поссорились: Этеокл изгнал Полиника, тот собрал на
чужой стороне большое войско и пошел на Фивы войной. Был бой под
стенами Фив, в поединке брат сошелся с братом, и оба погибли. Об этом
Эсхил написал трагедию «Семеро против Фив». В концовке этой трагедии
появляются и Антигона и Исмена, оплакивающие братьев. А о том, что было
дальше, написал в «Антигоне» Софокл.
После гибели Этеокла и Полиника власть над Фивами
принял Креонт. Первым его делом был указ: Этеокла, законного царя,
павшего за отечество, похоронить с честью, а Полиника, приведшего
врагов на родной город, лишить погребения и бросить на растерзание псам и
стервятникам. Это было не в обычае: считалось, что душа непогребенного
не может найти успокоения в загробном царстве и что мстить беззащитным
мертвым — недостойно людей и неугодно богам. Но Креонт думал не о людях и
не о богах, а о государстве и власти.
Но о людях и о богах, о чести и благочестии
подумала слабая девушка — Антигона. Полиник ей такой же брат, как
Этеокл, и она должна позаботиться, чтобы душа его нашла такое же
загробное успокоение. Указ еще не оглашен, но она уже готова его
преступить. Она зовет свою сестру Исмену — с их разговора начинается
трагедия. «Поможешь ли ты мне?» — «Как можно? Мы — слабые женщины, наш
удел — повиновение, за непосильное нет с нас спроса:
богов я чту, но против государства не пойду». —
«Хорошо, я пойду одна, хотя бы на смерть, а ты оставайся, коли не
боишься богов». — «Ты безумна!» — «Оставь меня одну с моим безумьем». —
«Что ж, иди; все равно я тебя люблю».
Входит хор фиванских старейшин, вместо тревоги
звучит ликование: ведь одержана победа, Фивы спасены, время праздновать
и благодарить богов. Навстречу хору выходит Креонт и оглашает свой
указ: герою — честь, злодею — срам, тело Полиника брошено на поругание,
к нему приставлена стража, кто нарушит царский указ, тому смерть. И в
ответ на эти торжественные слова вбегает стражник со сбивчивыми
объяснениями: указ уже нарушен, кто-то присыпал труп землею — пусть
символически, но погребение совершилось, стража не уследила, а ему
теперь отвечать, и он в ужасе. Креонт разъярен: найти преступника или
страже не сносить голов!
«Могуч человек, но дерзок! — поет хор. — Он покорил
землю и море, он владеет мыслью и словом, он строит города и правит; но
к добру или к худу его мощь? Кто правду чтит, тот хорош; кто в кривду
впал, тот опасен». О ком он говорит: о преступнике или о Креонте?
Вдруг хор умолкает, пораженный: возвращается
стражник, а за ним — пленная Антигона. «Мы смахнули с трупа землю, сели
сторожить дальше, и вдруг видим: приходит царевна, плачет над телом,
вновь осыпает землею, хочет совершить возлияния, — вот она!» — «Ты
преступила указ?» — «Да, ибо он не от Зевса и не от вечной Правды:
неписаный закон выше писаного, нарушить его — страшнее смерти; хочешь
казнить — казни, воля твоя, а правда моя». — «Ты идешь против
сограждан?» — «Они — со мною, только тебя боятся». — «Ты позоришь
брата-героя!» — «Нет, я чту брата-мертвеца». — «Не станет другом враг и
после смерти». — «Делить любовь — удел мой, не вражду». На их голоса
выходит Исмена, царь осыпает иее упреками: «Ты — пособница!» — «Нет,
сестре я не помогала, но умереть с ней готова». — «Не смей умирать со
мной — я выбрала смерть, ты — жизнь». — «Обе они безумны, — обрывает
Креонт, — под замок их, и да исполнится мой указ». — «Смерть?» —
«Смерть!» Хор в ужасе поет: божьему гневу нет конца, беда за бедой — как
волна за волной, конец Эдипову роду: боги тешат людей надеждами, но не
дают им сбыться.
Креонту непросто было решиться обречь на казнь
Антигону. Она не только дочь его сестры — она еще и невеста его сына,
будущего царя. Креонт вызывает царевича: «Твоя невеста нарушила указ;
смерть — ей приговор. Правителю повиноваться должно во всем — в законном
и в незаконном. Порядок — в повиновении; а падет порядок — погибнет и
государство». — «Может быть, ты и прав, — возражает сын, — но почему
тогда весь город ропщет и жалеет царевну? Или ты один справедлив, а
весь народ, о котором ты печешься, — беззаконен?» — «Государство
подвластно царю!» — восклицает Креонт. «Нет собственников над народом», —
отвечает ему сын. Царь непреклонен: Антигону замуруют в подземной
гробнице, пусть спасутее подземные боги, которых она так чтит, а люди
ее больше не увидят, «Тогда и меня ты больше не увидишь!» И с этими
словами царевич уходит. «Вот она, сила любви! — восклицает хор. — Эрот,
твой стяг — знамя побед! Эрот — ловец лучших добыч! Всех покорил людей
ты — и, покорив, безумишь…»
Антигону ведут на казнь. Силы ее кончились, она
горько плачет, но ни о чем не жалеет. Плач Антигоны перекликается с
плачем хора. «Вот вместо свадьбы мне — казнь, вместо любви мне —
смерть!» — «И за то тебе вечная честь: ты сама избрала себе путь —
умереть за божию правду!» — «Заживо схожу я в Аид, где отец мой Эдип и
мать, победитель брат и побежденный брат, но они похоронены мертвые, а я
— живая!» — «Родовой на вас грех, гордыня тебя увлекла: неписаный чтя
закон, нельзя преступать и писаный». — «Если божий закон выше людских,
то за что мне смерть? Зачем молиться богам, если за благочестие
объявляют меня нечестивицей? Если боги за царя — искуплю вину; но если
боги за меня — поплатится царь». Антигону уводят; хор в длинной песне
поминает страдальцев и страдалиц былых времен, виновных и невинных,
равно потерпевших от гнева богов.
Царский суд свершен — начинается божий суд. К
Креонту является Тиресий, любимец богов, слепой прорицатель — тот,
который предостерегал еще Эдипа. Не только народ недоволен царской
расправой — гневаются и боги: огонь не хочет гореть на алтарях, вещие
птицы не хотят давать знамений. Креонт не верит: «Не человеку бога
осквернить!» Тиресий возвышает голос: «Ты попрал законы природы и богов:
мертвого оставил без погребения, живую замкнул в могиле! Быть теперь в
городе заразе, как при Эдипе, а тебе поплатиться мертвым за мертвых —
лишиться сына!» Царь смущен, он впервые просит совета у хора; уступить
ли? «Уступи!» — говорит хор. И царь отменяет свой приказ, велит
освободить Антигону, похоронить Полиника: да, божий закон выше
людского. Хор поет молитву Дионису, богу, рожденному в Фивах: помоги
согражданам!
Но поздно. Вестник приносит весть: нет в живых ни
Антигоны, ни женихаее. Царевну в подземной гробнице нашли повесившейся; а
царский сын обнимал ее труп. Вошел Креонт, царевич бросился на отца,
царь отпрянул, и тогда царевич вонзил меч себе в грудь. Труп лежит на
трупе, брак их совершился в могиле. Вестника молча слушает царица —
жена Креонта, мать царевича; выслушав, поворачивается и уходит; а через
минуту вбегает новый вестник: царица бросилась на меч, царица убила
себя, не в силах жить без сына. Креонт один на сцене оплакивает себя,
своих родных и свою вину, и хор вторит ему, как вторил Антигоне:
«Мудрость — высшее благо, гордыня — худший грех, спесь — спесивцу
казнь, и под старость она неразумного разуму учит». Этими словами
заканчивается трагедия.
М. Л. и В. М. Гаспаровы
Трахинянки (Trachiniai ) - Трагедия (440—430-е до н. э.)
«Трахинянки» — значит «девушки из города Трахина».
Трахин («скалистый») — это маленький городок в глухой горной окраине
Греции, под горой Этой, недалеко от славного ущелья Фермопил. Знаменит
он только тем, что в нем прожил свои последние годы величайший из
греческих героев — Геракл, сын Зевса. На горе Эте он принял добровольную
смерть на костре, вознесся к небесам и стал богом. Невольной виновницей
этой его мученической кончины была его жена Деянира, верная и любящая.
Она — героиня этой трагедии, а хор трахинских девушек — этоее
собеседницы.
Почти все греческие герои были царями в разных
городах и городках, — кроме Геракла. Свою будущую божественность он
отрабатывал подневольным трудом на службе у ничтожного царя из Южной
Греции. Для него он совершил двенадцать подвигов, один другого тяжелее.
Последним был спуск в Аид, подземное царство, за страшным трехглавым
псом, сторожившим царство мертвых. Там, в Аиде, он встретил тень
богатыря Мелеагра, тоже борца с чудовищами, самого могучего из старших
героев. Мелеагр сказал ему: «Там, на земле, у меня осталась сестра по
имени Деянира; возьмиее в жены, она достойна тебя».
Когда Геракл кончил свою подневольную службу, он
пошел на край Греции свататься к Деянире. Он пришел вовремя: там текла
река Ахелой, самая большая в Греции, и бог ее требовал Деяниру себе в
жены. Геракл схватился с богом в борьбе, придавил его, как гора; тот
обернулся змеем, Геракл стиснул ему горло; тот обернулся быком, Геракл
сломил ему рог. Ахелой покорился, спасенная Деянира досталась Гераклу, и
он повез ее с собою в обратный путь.
Путь лежал еще через одну реку, а перевозчиком на
той реке был дикий кентавр Несс, получеловек-полуконь. Деянира ему
понравилась, и он захотел похитить ее. Но у Геракла был лук и были
стрелы, отравленные черной кровью многоглавой змеи Гидры, которую он
когда-то победил и изрубил. Стрела Геракла настигла кентавра, и тот
понял, что пришла его смерть. Тогда, чтобы отомстить Гераклу, он сказал
Деянире: «Я любил тебя, и хочу тебе сделать добро. Возьми крови из моей
раны и храни ее от света и людей. Если муж твой полюбит другую, то
намажь его одежду этой кровью, и любовь его вернется к тебе». Деянира
так и сделала, не зная, что Нессова кровь отравлена стрелою Геракла.
Прошло время, и ей пришлось вспомнить об этой
крови. Геракл гостил у знакомого царя в городе Эхалии (в двух днях пути
от Трахина), и ему полюбилась царская дочь Иола. Он потребовал у царя ее
себе в наложницы. Царь отказал, а царский сын насмешливо добавил: «Не к
лицу ей быть за тем, кто двенадцать лет служил, как подневольный раб».
Геракл рассердился и столкнул царского сына со стены — единственный раз
в жизни убил врага не силой, а обманом. Боги наказали его за это — еще
раз отдали в рабство на год к распутной заморской царице Омфале.
Деянира ничего об этом не знала. Она жила в Трахине одна с юным сыном
Гиллом и терпеливо ждала возвращения мужа.
Здесь и начинается драма Софокла.
На сцене Деянира, она полна тревоги. уходя, Геракл
велел ей ждать его год и два месяца. Ему было пророчество: если
погибнуть — то от мертвого; а если не погибнуть — то вернуться и обрести
наконец отдых после трудов. Но вот прошли и год и два месяца, а его
все нет. Неужели сбылось пророчество, и он погиб от какого-то мертвого,
и уже не вернется доживать свои дни на покое рядом с ней? Хор
трахинянок ободряет ее: нет, хоть во всякой жизни есть и радости и беды,
но отец Зевс не оставит Геракла! Тогда Деянира зовет своего сына Гилла и
просит его пойти на поиски отца. Он готов: до него уже дошел слух, что
Геракл провел год в рабстве у Омфалы, а потом пошел походом на Эхалию —
мстить царю-обидчику. И Гилл отправляется искать его под Эхалию.
Едва Гилл уходит, как и в самом деле слух
подтверждается: от Геракла приходят вестники — сказать о победе и о
близком его возвращении. Их двое, и они не безликие, как обычно в
трагедиях: у каждого свой характер. Старший из них ведет с собою группу
безмолвных пленниц: да, Геракл отслужил свой год у Омфалы, а потом
пошел на Эхалию, взял город, захватил пленниц и шлет их рабынями
Деянире, а сам должен принести благодарственные жертвы богам и тотчас
будет вслед. Деянире жаль пленниц: только что они были знатными и
богатыми, а теперь — рабыни. Деянира заговаривает с одной из них, самой
красивой, но та молчит. Деянира отсылает их в дом — и тут к ней подходит
второй вестник. «Старший сказал тебе не всю правду. Не из мести Геракл
брал Эхалию, а из любви к царевне Иоле: это с ней ты сейчас
заговаривала, а она молчала». Нехотя старший вестник признает: это так.
«Да, — говорит Деянира, — любовь есть бог, человек пред ней бессилен.
Подожди немного: я дам тебе подарок для Геракла».
Хор поет песню во славу всевластной любви. А потом
Деянира рассказывает трахинянкам о своем подарке для Геракла: это плащ,
который она натерла той самой кровью Несса, чтобы вернуть себе Гераклову
любовь, потому что ей обидно делить Геракла с соперницей. «Надежно ли
это?» — спрашивает хор. «Я уверена, но не пробовала». — «Уверенности
мало, нужен опыт». — «Сейчас будет». И она передает вестнику закрытый
ларец с плащом: пусть Геракл наденет его, когда будет приносить
благодарственные жертвы богам.
Хор поет радостную песню во славу возвращающегося
Геракла. Но Деянира в страхе. Она натирала плащ клоком овечьей шерсти, а
потом бросила этот кровавый клок наземь, — и вдруг, говорит она, он
вскипел на солнце темной пеной и растекся по земле красно-бурым пятном.
Не грозит ли беда? не обманул ли ее кентавр? не отрава ли это вместо
приворота? И впрямь, не успевает хор ее успокоить, как стремительным
шагом входит Гилл: «Ты убила Геракла, ты убила моего отца!» И он
рассказывает: Геракл надел плащ, Геракл зарезал жертвенных быков, Геракл
разжег костер для всесожжения, — но когда костер дохнул жаром на плащ,
тот словно прилип к его телу, вгрызся болью до костей, словно огонь или
змеиный яд, и Геракл упал в корчах, с криками проклиная и плащ, и ту,
которая его прислала. Сейчас его несут на носилках в Трахин, но донесут
ли живым?
Деянира молча слушает этот рассказ, поворачивается и
скрывается в дом. Хор в ужасе поет о наставшей беде. Выбегает вестница —
старая кормилица Деяниры: Деянира убила себя. В слезах обошла она дом,
простилась с алтарями богов, поцеловала двери и пороги, села на брачное
ложе и вонзила меч в левую грудь. Гилл в отчаянии — не успел ей
помешать. Хор в двойном ужасе: смерть Деяниры в доме, смерть Геракла у
ворот, что страшней?
Приближается конец. Вносят Геракла, он мечется на
носилках с неистовыми криками: победитель чудовищ, самый могучий из
смертных, он погибает от женщины и взывает к сыну: «Отомсти!» В
промежутках между стонами Гилл объясняет ему: Деяниры уже нет, вина ее —
невольная, это ее обманул когда-то злой кентавр. Теперь Гераклу ясно:
пророчества сбылись, это он погибает от мертвого, а отдых, который его
ждет, — это смерть. Он приказывает сыну: «Вот два последние мои завета:
первый — отнеси меня на гору Эту и положи на погребальный костер;
второй — ту Иолу, которую я не успел взять за себя, возьми ты, чтобы она
стада матерью моих потомков». Гилл в ужасе: заживо сжечь отца,
жениться на той, которая — причина смерти и Геракла и Деяниры? Но
противиться Гераклу он не может. Геракла уносят; никто еще не знает, что
с этого костра он вознесется к небесам и станет богом. Гилл провожает
его словами:
«Никому недоступно грядущее зреть,
Но увы, настоящее горестно нам
И постыдно богам,
А всего тяжелее оно для того,
Кто пал роковою жертвой».
И хор вторит:
«Разойдемся теперь и мы по домам:
Увидели мы ужасную смерть,
И много мук, небывалых мук, —
Но на все была Зевсова воля».
М. Л. Гаспаров
Царь Эдип (Oidipous tyraimos) - Трагедия (429—425 до н. э.)
Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода
человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на
себя ответственность даже за то, чего он не хотел.
В городе Фивах правили царь Лаий и царица Иокаста.
От дельфийского оракула царь Лаий получил страшное предсказание: «Если
ты родишь сына, то погибнешь от его руки». Поэтому, когда у него родился
сын, он отнял его у матери, отдал пастуху и велел отнести на горные
пастбища Киферона, а там бросить на съедение хищным зверям. Пастуху
стало жалко младенца. На Кифероне он встретил пастуха со стадом из
соседнего царства — Коринфского и отдал младенца ему, не сказавши, кто
это такой. Тот отнес младенца к своему царю. У коринфского царя не было
детей; он усыновил младенца и воспитал как своего наследника. Назвали
мальчика — Эдип.
Эдип вырос сильным и умным. Он считал себя сыном
коринфского царя, но до него стали доходить слухи, будто он приемыш. Он
пошел к дельфийскому оракулу спросить: чей он сын? Оракул ответил:
«Чей бы ты ни был, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной
матери». Эдип был в ужасе. Он решил не возвращаться в Коринф и пошел,
куда глаза глядят. На распутье он встретил колесницу, на ней ехал
старик с гордой осанкой, вокруг — несколько слуг. Эдип не вовремя
посторонился, старик сверху ударил его стрекалом, Эдип в ответ ударил
его посохом, старик упал мертвый, началась драка, слуги были перебиты,
только один убежал. Такие дорожные случаи были не редкостью; Эдип пошел
дальше.
Он дошел до города Фив. Там было смятение: на скале
перед городом поселилось чудовище Сфинкс, женщина с львиным телом, она
задавала прохожим загадки, и кто не мог отгадать, тех растерзывала.
Царь Лаий поехал искать помощи у оракула, но в дороге был кем-то убит.
Эдипу Сфинкс загадала загадку: «Кто ходит утром на четырех, днем на
двух, а вечером на трех?» Эдип ответил: «Это человек: младенец на
четвереньках, взрослый на своих двоих и старик с посохом». Побежденная
верным ответом, Сфинкс бросилась со скалы в пропасть; Фивы были
освобождены. Народ, ликуя, объявил мудрого Эдипа царем и дал ему в жены
Лаиеву вдову Иокасту, а в помощники — брата Иокасты, Креонта.
Прошло много лет, и вдруг на Фивы обрушилось божье
наказание: от моровой болезни гибли люди, падал скот, сохли хлеба.
Народ обращается к Эдипу: «Ты мудр, ты спас нас однажды, спаси и
теперь». Этой мольбой начинается действие трагедии Софокла: народ стоит
перед дворцом, к нему выходит Эдип. «Я уже послал Креонта спросить
совета у оракула; и вот он уже спешит обратно с вестью». Оракул сказал:
«Эта божья кара — за убийство Лаия; найдите и накажите убийцу!» — «А
почему его не искали до сих пор?» — «Все думали о Сфинкс, а не о нем». —
«Хорошо, теперь об этом подумаю я». Хор народа поет молитву богам:
отвратите ваш гнев от Фив, пощадите гибнущих!
Эдип объявляет свой царский указ: найти убийцу
Лаия, отлучить его от огня и воды, от молений и жертв, изгнать его на
чужбину, и да падет на него проклятие богов! Он не знает, что этим он
проклинает самого себя, но сейчас ему об этом скажут, В Фивах живет
слепой старец, прорицатель Тиресий: не укажет ли он, кто убийца? «Не
заставляй меня говорить, — просит Тиресий, — не к добру это будет!» Эдип
гневается: «уж не сам ли ты замешан в этом убийстве?» Тиресий
вспыхивает: «Нет, коли так: убийца — ты, себя и казни!» — «уж не Креонт
ли рвется к власти, уж не он ли тебя подговорил?» — «Не Креонту я служу
и не тебе, а вещему богу; я слеп, ты зряч, но не видишь, в каком живешь
грехе и кто твои отец и мать». — «Что это значит?» — «Разгадывай сам:
ты на это мастер». И Тиресий уходит. Хор поет испуганную песню: кто
злодей? кто убийца? неужели Эдип? Нет, нельзя этому поверить!
Входит взволнованный Креонт: неужели Эдип
подозревает его в измене? «Да», — говорит Эдип. «Зачем мне твое царство?
Царь — невольник собственной власти; лучше быть царским помощником, как
я». Они осыпают друг друга жестокими упреками. На их голоса из дворца
выходит царица Иокаста — сестра Креонта, жена Эдипа. «Он хочет изгнать
меня лживыми пророчествами», — говорит ей Эдип. «Не верь, — отвечает
Иокаста, — все пророчества лживы: вот Лаию было предсказано погибнуть от
сына, но сын наш младенцем погиб на Кифероне, а Лаия убил на распутье
неведомый путник». — «На распутье? где? когда? каков был Лаий с виду?» —
«По пути в Дельфы, незадолго до твоего к нам прихода, а видом был он
сед, прям и, пожалуй, на тебя похож». — «О ужас! И у меня была такая
встреча; не я ли был тот путник? Остался ли свидетель?» — «Да, один
спасся; это старый пастух, за ним уже послано». Эдип в волнении; хор
поет встревоженную песню: «Ненадежно людское величие; боги, спасите нас
от гордыни!»
И тут в действии происходит поворот. На сцене
появляется неожиданный человек: вестник из соседнего Коринфа. Умер
коринфский царь, и коринфяне зовут Эдипа принять царство. Эдип
омрачается: «Да, лживы все пророчества! Было мне предсказано убить
отца, но вот — он умер своею смертью. Но еще мне было предсказано
жениться на матери; и пока жива царица-мать, нет мне пути в Коринф».
«Если только это тебя удерживает, — говорит вестник, — успокойся: ты им
не родной сын, а приемный, я сам принес им тебя младенцем с Киферона, а
мне тебя там отдал какой-то пастух». «Жена! — обращается Эдип к
Иокасте, — не тот ли это пастух, который был при Лаие? Скорее! Чей я
сын на самом деле, я хочу это знать!» Иокаста уже все поняла. «Не
дознавайся, — молит она, — тебе же будет хуже!» Эдип ее не слышит, она
уходит во дворец, мы ее уже не увидим. Хор поет песню: может быть, Эдип —
сын какого-нибудь бога или нимфы, рожденный на Кифероне и
подброшенный людям? так ведь бывало!
Но нет. Приводят старого пастуха. «Вот тот, кого ты
мне передал во младенчестве», — говорит ему коринфский вестник. «Вот
тот, кто на моих глазах убил Лаия», — думает пастух. Он сопротивляется,
он не хочет говорить, но Эдип неумолим. «Чей был ребенок?» — спрашивает
он. «Царя Лаия, — отвечает пастух. — И если это вправду ты, то на горе
ты родился и на горе мы спасли тебя!» Теперь наконец все понял и Эдип.
«Проклято мое рождение, проклят мой грех, проклят мой брак!» —
восклицает он и бросается во дворец. Хор опять поет: «Ненадежно людское
величие! Нет на свете счастливых! Был Эдип мудр; был Эдип царь; а кто он
теперь? Отцеубийца и кровосмеситель !»
Из дворца выбегает вестник. За невольный грех —
добровольная казнь: царица Иокаста, мать и жена Эдипа, повесилась в
петле, а Эдип в отчаянии, охватив ее труп, сорвал с нее золотую застежку
и вонзил иглу себе в глаза, чтоб не видели они чудовищных его дел.
Дворец распахивается, хор видит Эдипа с окровавленным лицом. «Как ты
решился?..» — «Судьба решила!» — «Кто тебе внушил?..» — «Я сам себе
судья!» Убийце Лаия — изгнание, осквернителю матери — ослепление; «о
Киферон, о смертное распутье, о двубрачное ложе!». Верный Креонт, забыв
обиду, просит Эдипа остаться во дворце: «Лишь ближний вправе видеть
муки ближних». Эдип молит отпустить его в изгнание и прощается с детьми:
«Я вас не вижу, но о вас я плачу…» Хор поет последние слова трагедии:
«О сограждане фиванцы! Вот смотрите: вот Эдип!
Он, загадок разрешитель, он, могущественный царь,
Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел!..
Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне,
И назвать счастливым можно человека лишь того,
Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед».
М. Л. Гаспаров
Эдип в Колоне (Oidipous epi colonoi) - Трагедия (406 до н. э.)
Колон — местечко к северу от Афин. Там была
священная роща богинь Евменид, страшных блюстительниц правды — тех, о
которых писал Эсхил в «Орестее». Среди этой рощи стоял алтарь в честь
героя Эдипа: считалось, что этот фиванский герой здесь похоронен и
охраняет эту землю. Как оказался прах фиванского героя в афинской земле
— об этом рассказывали по-разному. По одному из этих рассказов и
написал трагедию Софокл. Он сам был родом из Колона, и эта трагедия была
в его жизни последней.
От кровосмесительного брака с матерью у Эдипа были
два сына и две дочери: Этеокл и Полиник, Антигона и Исмена. Когда Эдип
ослепил себя за грехи и ушел от власти, оба сына отшатнулись от него.
Тогда он покинул Фивы и ушел странствовать неведомо куда. Вместе с ним
ушла верная дочь Антигона — поводырем при дряхлом слепце. Ослепнув, он
прозрел душою: понял, что добровольным самонаказанием искупил свою
невольную вину, что боги его простили и что умрет он не грешником, а
святым. Это значит, что на его могиле будут совершать жертвы и
возлияния, а его прах будет охраною той земле, где будет погребен.
Слепой Эдип и усталая Антигона выходят на сцену и
присаживаются отдохнуть. «Где мы?» — спрашивает Эдип. «Это роща лавров и
маслин, здесь вьется виноград и поют соловьи, а вдалеке — Афины», —
отвечает Антигона. Навстречу им выходит сторож:
«Прочь отсюда, это место запретно для смертных,
здесь обитают Ев-мениды, дочери Ночи и Земли». «О счастье! Здесь, под
сенью Евменид, боги обещали мне блаженную смерть. Ступай, скажи
афинскому царю: пусть придет сюда, пусть даст мне малое, а получит
многое», — просит Эдип. «От тебя, слепого нищего?» — удивляется сторож.
«Я слеп, но разумом зряч». Сторож уходит, а Эдип возносит мольбы к
Евменидам и всем богам: «Исполните обещание, пошлите мне долгожданную
смерть».
Появляется хор колонских жителей: они тоже сперва
рассержены, видя чужеземца на святой земле, но его жалкий вид начинает
внушать им сочувствие. «Кто ты?» — «Эдип», — выговаривает тот.
«Отцеубийца, кровосмеситель, прочь!» — «Страшен мой грех, но неволен;
не гоните меня — боги справедливы и вас за мою вину не накажут. Дайте
мне дождаться вашего царя».
Но вместо царя появляется еще одна усталая женщина с
дальней стороны — Исмена, вторая дочь Эдипа. У нее дурные вести. В
Фивах распри, Этеокл изгнал Полиника, тот собирает в поход Семерых
против Фив; боги предрекли: «Если Эдип не будет похоронен в чужой земле
— Фивы устоят». И вот за Эдипом уже отправлено посольство. «Нет! —
кричит Эдип. — Они отреклись от меня, они изгнали меня, пусть же теперь
они погубят друг друга! А я хочу умереть здесь, в афинской земле, ей на
благо, врагам ее на страх». Хор тронут. «Тогда соверши очищенье, сделай
возлиянье водой и медом, умилостиви Евменид — только они могут простить
или не простить убийство родича». Исмена готовит обряд, Эдип в
перекличке с хором оплакивает свой грех.
Но вот и афинский царь: это Тесей, знаменитый герой
и мудрый правитель. «Чего ты просишь, старец? Я готов помочь тебе — все
мы равны под взором богов, сегодня ты в беде, а завтра я». — «Схорони
меня здесь, не дай увести меня фивинцам, и прах мой будет стране твоей
защитой». — «Вот тебе мое слово». Тесей уходит распорядиться, а хор
поет хвалу Афинам, Колону и богам, их покровителям:
Афине-владычице, Посейдону-коннику, Деметре-земледелице, Дионису-виноградарю.
«Не обманите! — молит Антигона. — Вот уже идет
фиванский посол с воинами». Это Креонт, свойственник Эдипа, второй в
Фивах человек при Эдипе, а теперь при Этеокле. «Прости нашу вину и
пожалей нашу страну: она тебе родная, а эта хоть и хороша, да не твоя».
Но Эдип тверд: «Не по дружбе ты пришел, а по нужде, мне же нет нужды
идти с тобою». «Будет нужда! — грозит Креонт. — Эй, схватить его
дочерей: они наши фиванские подданные! А ты, старик, решай: пойдешь ли
со мной или останешься здесь, без помощи, без поводыря!» Хор ропщет,
девушки плачут, Эдип проклинает Креонта: «Как ты меня бросаешь одного,
так и тебе на склоне лет остаться одному!» Это проклятие сбудется в
трагедии «Антигона».
На помощь спешит Тесей. «Оскорбитель моего гостя —
оскорбитель и мне! Не позорь свой город — отпусти девушек и ступай
прочь». — «За кого заступаешься? — спорит Креонт. — За грешника, за
преступника?» — «Мой грех — невольный, — со слезами отвечает Эдип, — а
ты, Креонт, по своей воле грешишь, нападая на немощного и слабых!» Тесей
тверд, девушки спасены, хор славит афинскую доблесть.
Но испытания Эдипа не кончены. Как его просил о
помощи фиванский Креонт, так теперь к нему пришел просить о помощи
изгнанник сын Полиник. Тот был нагл, этот — трогателен. Он плачет о
своей беде и об Эдиповой беде — пусть несчастный поймет несчастного! Он
просит прощенья, сулит Эдипу если не трон, то дворец, но Эдип его не
слушает. «Вы с братом меня погубили, а сестры ваши меня спасли! Будь же
им честь, а вам смерть: не взять тебе Фив, убить вам брат брата, и да
будет на вас проклятие Евменид-Эринний». Антигона любит брата, она молит
его распустить войско, не губить родину. «Ни я, ни брат не уступим, —
отвечает Полиник. — Вижу смерть и иду на смерть, а вас, сестры, да
хранят боги». Хор поет: «Жизнь коротка; смерть неотвратна; горестей в
жизни больше, чем радостей. Лучшая доля — вовсе не родиться; доля вторая
— скорее умереть. Труд гнетет, смуты губят; а старость средь мук — как
остров средь волн».
Приближается конец. Гремит гром, блещет молния, хор
взывает к Зевсу, Эдип призывает Тесея. «Пришел мой последний час:
теперь я один с тобой войду в священную рощу, найду заветное место, и
там упокоится мой прах. Ни дочери мои, ни граждане твои не будут его
знать; лишь ты и твои наследники будете хранить эту тайну, и доколе она
хранится, будет Эдипов гроб защитою Афинам от Фив. За мной! а меня ведет
Гермес, низводящий души в преисподнюю». Хор, павши на колени, молится
подземным богам: «Дайте Эдипу мирно сойти в ваше царство: он заслужил
это муками».
И боги услышали: вестник сообщает о чудесном конце
Эдипа, Он шел как зрячий, он дошел до урочного места, омылся, оделся в
белое, простился с Антигоною и Исменою, и тут раздался неведомый голос:
«Иди, Эдип, не медли!» Волосы зашевелились у
спутников, они повернули и пошли прочь. Когда поворачивали, Эдип и
Тесей стояли рядом; когда оглянулись, там стоял один Тесей, заслоняя
глаза, как от нестерпимого света. Молния ли вознесла Эдипа, вихрь ли его
умчал, земля ли приняла в свое лоно — никто не знает. За вестником
возвращаются сестры, оплакивая отца, за сестрами — Тесей; сестры
отправляются в родные Фивы, а Тесей с хором повторяют завет Эдипа и его
благословение: «Да будет оно нерушимо!» |