Семеро против Фив (Hepta epi thebas) - Трагедия (467 до н. э.)
В мифической Греции были два самых сильных царства:
Фивы в Средней Греции и Аргос в Южной Греции. В Фивах был когда-то царь
по имени Лаий. Он получил пророчество: «Не роди сына — погубишь
царство!» Лаий не послушался и родил сына по имени Эдип. Он хотел
погубить младенца; но Эдип спасся, вырос на чужой стороне, а потом
нечаянно убил Лаия, не зная, что это его отец, и женился на его вдове,
не зная, что это его мать. Как это случилось, и как это открылось, и как
за это пострадал Эдип, нам расскажет другой драматург — Софокл. Но
самое страшное — гибель царства — было еще впереди.
У Эдипа от кровосмесительного брака с собственною
матерью родились два сына и две дочери: Этеокл, Полиник, Антигона и
Йемена. Когда Эдип отрекся от власти, сыновья отвернулись от него,
попрекая его грехом. Эдип проклял их, посулив им делить между собою
власть мечом. Так и случилось. Братья договорились править попеременно,
каждый по году. Но после первого же года Этеокл отказался уйти и изгнал
Полиника из Фив. Полиник бежал в южное царство — в Аргос. Там он собрал
себе союзников, и они всемером пошли на семивратные Фивы. В решающем
бою два брата сошлись и убили друг друга: Этеокл ранил Полиника копьем,
тот упал на колено, Этеокл навис над ним, и тут Полиник ударил его снизу
мечом. Враги дрогнули, Фивы были на этот раз спасены. Только поколение
спустя на Фивы пришли походом сыновья семерых вождей и надолго стерли
Фивы с лица земли: пророчество сбылось.
Эсхил написал об этом трилогию, три трагедии:
«Лаий» — о царе-виновнике, «Эдип» — о царе-грешнике и «Семеро против
Фив» — об Этеокле, царе-герое, отдавшем жизнь за свой город.
Сохранилась только последняя. Она по-старинному статична, на сцене
почти ничего не происходит; только величаво стоит царь, приходит и
уходит вестник и жалостно стенает хор.
Этеокл объявляет: враг подступает, но боги — защита
Фивам; пусть же каждый исполнит свой долг. Вестник подтверждает: да,
семь вождей уже поклялись на крови победить или пасть и мечут жребий,
кому идти на какие ворота. Хор фиванских женщин мечется в ужасе, чует
гибель и молит богов о спасении. Этеокл унимает их: война — мужское
дело, а женское дело — сидеть дома и не смущать народ своим страхом.
Вновь является вестник: жребии брошены, семь вождей
идут на приступ. Начинается центральная, самая знаменитая сцена:
распределение ворот. Вестник пугающе описывает каждого из семерых;
Этеокл спокойно отвечает и твердо отдает приказы.
«У первых ворот — герой Тидей: шлем с гривою, щит с
колокольцами, на щите звездное небо с месяцем». «Не в гриве сила и не в
колокольцах: как бы самого его не настигла черная ночь». И против
аргосского начальника Этеокл посылает фиванского. «У вторых ворот —
гигант Капаней, на щите его воин с факелом; грозит огнем спалить Фивы,
не страшны ему ни люди, ни боги». «Кто богов не боится, того боги и
покарают; кто дальше?» И Этеокл высылает второго вождя.
«У третьих ворот — твой тезка, Этеокл аргосский, на
щите его воин с лестницей лезет на башню». «Повергнем обоих — и того,
кто со щитом, и того, кто на щите». И Этеокл высылает третьего вождя.
«У четвертых ворот — силач Гиппомедонт: щит — как
жернов, на щите змей Тифон пышет огнем и дымом», «У него на щите Тифон, у
нас Зевс с молниями, победитель Тифона». И Этеокл высылает четвертого
вождя.
«У пятых ворот — красавец Парфенопей, на щите его
чудо-Сфинкс, загадками терзавшая Фивы». «И на живую Сфинкс нашелся
разгадчик, а рисованная нам и подавно нестрашна». И Этеокл высылает
пятого вождя.
«У шестых ворот — мудрый Амфиарай: он пророк, он
знал, что идет на смерть, но его залучили обманом; чист его щит, и
знаков на нем нет». «Горько, когда праведный делит судьбу со злыми: но
как предвидел он, так и сбудется». И Этеокл высылает шестого вождя.
«У седьмых ворот — сам твой брат Полиник: или сам
умрет, или тебя убьет, или выгонит с бесчестьем, как ты его; а на щите
его писана богиня Правды». «Горе нам от Эдипова проклятия! но не с ним
святая Правда, а с Фивами. Сам пойду на него, царь на царя, брат на
брата». — «Не ходи, царь, — умоляет хор, — братскую кровь грех
проливать». — «Лучше смерть, чем позор», — отвечает Этеокл и уходит.
На сцене — только хор: женщины в мрачной песне
предчувствуют беду, поминая и пророчество Лаию: «Царству — пасть!» — и
проклятие Эдипа: «Власть — мечом делить!»; пришло время расплаты. Так и
есть — входит вестник с вестью: шесть побед у шести ворот, а перед
седьмыми пали оба брата, убив друг друга, — конец царскому роду
фиванскому!
Начинается погребальный плач. Вносят носилки с
убитыми Этеоклом и Полиником, выходят навстречу их сестры Антигона и
Йемена. Сестры заводят причитания, хор им вторит. Поминают, что имя
Этеокла значит «Велеславный», поминают, что имя Полиника значит
«Многобранный» — по имени и судьба. «Сразил сраженный!» — «Убит
убивший!» — «умыслив зло!» — «Терпя от зла!» Поют, что было у царства
два царя, у сестер два брата, а не стало ни одного: так бывает, когда
меч делит власть. Протяжным плачем заканчивается трагедия.
М. Л. Гаспаров
Орестея (Oresteia )
Трагедия(458до н. э.)
Самым могучим царем в последнем поколении греческих
героев был Агамемнон, правитель Аргоса. Это он начальствовал над всеми
греческими войсками в Троянской войне, ссорился и мирился с Ахиллом в
«Илиаде», а потом победил и разорил Трою. Но участь его оказалась
ужасна, а участь сына его Ореста — еще ужаснее. Им пришлось и совершать
преступления и расплачиваться за преступления — свои и чужие.
Отец Агамемнона Атрей жестоко боролся за власть со
своим братом Фиестом. В этой борьбе фиест обольстил жену Атрея, а Атрей
за это убил двух маленьких детей Фиеста и накормил ни о чем не
догадывающегося отца их мясом. (Про этот людоедский пир потом Сенека
напишет трагедию «Фиест».) За это на Атрея и его род легло страшное
проклятие. Третий же сын фиеста, по имени Эгисф, спасся и вырос на
чужбине, помышляя только об одном: о мести за отца.
У Атрея было два сына: герои Троянской войны
Агамемнон и Менелай. Они женились на двух сестрах: Менелай — на Елене,
Агамемнон — на Клитемнестре (или Клитеместре). Когда из-за Елены
началась Троянская война, греческие войска под начальством Агамемнона
собрались для отплытия в гавань Авлиду. Здесь им было двусмысленное
знамение: два орла растерзали беременную зайчиху. Гадатель сказал: два
царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева богини
Артемиды, покровительницы беременных и рожениц. И действительно,
Артемида насылает на греческие корабли противные ветры, а в искупление
требует себе человеческой жертвы — юной Ифигении, дочери Агамемнона и
Клитемнестры. Долг вождя побеждает в Агамемноне чувства отца; он отдает
Ифигению на смерть. (О том, что случилось с Ифигенией, потом напишет
трагедию Еврипид.) Греки отплывают под Трою, а в Аргосе остается
Климнестра, мать Ифигении, помышляя только об одном — о мести за дочь.
Двое мстителей находят друг друга: Эгисф и
Клитемнестра становятся любовниками и десять лет, пока тянется война,
ждут возвращения Агамемнона. Наконец Агамемнон возвращается,
торжествуя, — и тут его настигает месть. Когда он омывается в бане,
Клитемнестра и Эгисф накидывают на него покрывало и поражают его
топором. После этого они правят в Аргосе как царь и царица. Но в живых
остается маленький сын Агамемнона и Клитемнестры — Орест: чувство
матери побеждает в Клитемнестре расчет мстительницы, она отсылает его в
чужой край, чтобы Эгисф не погубил за отцом и сына. Орест растет в
далекой Фокиде, помышляя только об одном — о мести за Агамемнона. За
отца он должен убить мать; ему страшно, но вещий бог Аполлон властно ему
говорит: «Это твой долг».
Орест вырос и приходит мстить. С ним его фокидский
друг Пилад — имена их стали в мифе неразрывны. Они притворяются
путниками, принесшими весть, сразу и печальную и радостную: будто бы
Орест умер на чужбине, будто бы Эгисфу и Клитемнестре больше не грозит
никакая месть. Их впускают к царю и царице, и здесь Орест исполняет свой
страшный долг: убивает сперва отчима, а потом родную мать.
Кто теперь продолжит эту цепь смертей, кто будет
мстить Оресту? У Эгисфа с Клитемнестрой не осталось детей-мстителей. И
тогда на Ореста ополчаются сами богини мщения, чудовищные Эриннии;
они насылают на него безумие, он в отчаянии мечется
по всей Греции и наконец припадает к богу Аполлону: «Ты послал меня на
месть, ты и спаси меня от мести». Бог выступает против богинь:
они — за древнюю веру в то, что материнское родство
важнее отцовского, он — за новое убеждение, что отцовское родство
важнее материнского. Кто рассудит богов? Люди. В Афинах, под присмотром
богини Афины (она женщина, как Эриннии, и она мужественна, как Аполлон),
собирается суд старейшин и решает: Орест прав, он должен быть очищен
от греха, а Эринниям, чтобы их умилостивить, будет воздвигнуто святилище
в Афинах, где их будут чтить под именем Евменид, что значит «Благие
богини».
По этим мифам драматург Эсхил и написал свою
трилогию «Орестея» — три продолжающие друг друга трагедии: «Агамемнон»,
«Хоэфоры», « Евмениды».
«Агамемнон» — самая длинная трагедия из трех. Она
начинается необычно. В Аргосе, на плоской крыше царского дворца, лежит
дозорный раб и смотрит на горизонт: когда падет Троя, то на ближней к
ней горе зажгут костер, его увидят через море на другой горе и зажгут
второй, потом третий, и так огненная весть дойдет до Аргоса: победа
одержана, скоро будет домой Агамемнон. Он ждет без сна уже десять лет
под зноем и холодом — и вот огонь вспыхивает, дозорный вскакивает и
бежит оповестить царицу Клитемнестру, хоть и чувствует: не к добру эта
весть.
Входит хор аргосских старейшин: они еще ни о чем не
знают. Они вспоминают в долгой песне все бедствия войны — и коварство
Париса, и измену Елены, и жертвоприношение Ифигении, и нынешнюю
неправедную власть в Аргосе: зачем все это? Видно, таков мировой закон:
не пострадав, не научишься. Они повторяют припев:
«Горе, горе, увы! но добру да будет победа». И
молитва словно сбывается: из дворца выходит Клитемнестра и объявляет:
«Добру — победа!» — Троя взята, герои возвращаются, и кто праведен —
тому добрый возврат, а кто грешен — тому недобрый.
Хор откликается новой песней: в ней благодарность
богам за победу и тревога за вождей-победителей. Потому что трудно быть
праведным — блюсти меру: Троя пала за гордыню, теперь не впасть бы нам
в гордыню самим: малое счастье верней большого. И точно: является
вестник Агамемнона, подтверждает победу, поминает десять лет мучений под
Троей и рассказывает о буре на обратном пути, когда все море «расцвело
трупами» — видно, много было неправедных. Но Агамемнон жив, близится и
велик, как бог. Хор вновь поет, как вина родит вину, и вновь клянет
зачинщицу войны — Елену, сестру Клитемнестры.
И вот наконец въезжает Агамемнон с пленниками. Он и
впрямь велик, как бог: «Со мной победа: будь она со мной и здесь!»
Клитемнестра, склоняясь, стелет ему пурпурный ковер. Он отшатывается:
«Я человек, а пурпуром лишь бога чтут». Но она быстро его уговаривает, и
Агамемнон вступает во дворец по пурпуру, а Клитемнестра входит за ним с
двусмысленной молитвою: «О Зевс-Свершитель, все сверши, о чем молю!»
Мера превышена: близится расплата. Хор поет о смутном предчувствии
беды. И слышит неожиданный отклик: на сцене осталась пленница
Агамемнона, троянская царевна Кассандра, ее полюбил когда-то Аполлон и
дал ей дар пророчества, но она отвергла Аполлона, и за это ее
пророчествам никто не верит. Теперь она отрывистыми криками кричит о
прошлом и будущем аргосского дома: людская бойня, съеденные младенцы,
сеть и топор, пьяная кровь, собственная смерть, хор Эринний и сын,
казнящий мать! Хору страшно. И тут из-за сцены раздается стон
Агамемнона: «О ужас! в доме собственном разит топор!.. О горе мне!
другой удар: уходит жизнь». Что делать?
Во внутренних покоях дворца лежат трупы Агамемнона и
Кассандры, над ними — Клитемнестра. «Я лгала, я хитрила — теперь
говорю правду. Вместо тайной ненависти — открытая месть: за убитую дочь,
за пленную наложницу. И мстящие Эриннии — за меня!» Хор в ужасе плачет о
царе и клянет злодейку: демон мести поселился в доме, нет конца беде.
Рядом с Клитемнестрой встает Эгисф: «Моя сила, моя правда, моя месть за
Фиеста и его детей!» Старцы из хора идут на Эгисфа с обнаженными
мечами, Эгисф кличет стражу, Клитемнестра их разнимает: «уж и так
велика жатва смерти — пусть бессильные лаются, а наше дело —
царствовать!» Первой трагедии — конец.
Действие второй трагедии — восемь лет спустя: Орест
вырос и в сопровождении Пилада приходит мстить. Он склоняется над
могилой Агамемнона и в знак верности кладет на нее отрезанную прядь
своих волос. А потом прячется, потому что видит приближающийся хор.
Это хоэфоры, совершительницы возлияний, — по ним
называется трагедия. Возлияния водой, вином и медом делались на могилах,
чтобы почтить покойника. Клитемнестра продолжает бояться Агамемнона и
мертвым, ей снятся страшные сны, поэтому она прислала сюда с возлияниями
своих рабынь во главе с Электрой, сестрой Ореста. Они любят
Агамемнона, ненавидят Клитемнестру и Эгисфа, тоскуют об Оресте: «Пусть я
буду не такой, как мать, — молит Электра, — и пусть вернется Орест
отомстить за отца!» Но может быть, он уже вернулся? Вот на могиле прядь
волос — цвет в цвет с волосами Электры; вот перед могилой отпечаток ноги
— след в след с ногою Электры. Электра с хоэфорами не знает, что и
думать. И тут к ним выходит Орест.
Узнание совершается быстро: конечно, сначала
Электра не верит, но Орест показывает ей: «Вот мои волосы: приложи прядь
к моей голове, и ты увидишь, где она отрезана; вот мой плащ — ты сама
соткала его мне, когда я был еще ребенком». Брат и сестра обнимают друг
друга: «Мы вместе, с нами правда, и над нами — Зевс!» Правда Зевса,
веление Аполлона и воля к мести соединяют их против общей обидчицы —
Клитемнестры и ее Эгисфа. Перекликаясь с хором, они молятся богам о
помощи. Клитемнестре снилось, будто она родила змею и змея ужалила ее в
грудь? Пусть же сбудется этот сон! Орест рассказывает Электре и хору,
как проникнет он во дворец к злой царице; хор отвечает песней о злых
женщинах былых времен — о женах, из ревности перебивших всех мужяин на
острове Лемносе, о Скилле, ради любовника погубившей отца, об Алфее,
которая, мстя за братьев, извела родного сына,
Начинается воплощение замысла: Орест и Пилад,
переодетые странниками, стучатся во дворец. К ним выходит Клитемнестра.
«Я проходил через Фокиду, — говорит Орест, — и мне сказали: передай в
Аргос, что Орест умер; если хотят — пусть пришлют за прахом».
Клитемнестра вскрикивает: ей жалко сына, она хотела спасти его от
Эгисфа, но не спасла от смерти. Неузнанный Орест с Пиладом входят в
дом. Нарастание трагизма перебивается эпизодом почти комическим: старая
нянька Ореста плачется перед хором, как она любила его малюткой, и
кормила, и поила, и стирала пеленки, а теперь он умер. «Не плачь — может
быть, и не умер!» — говорит ей старшая в хоре. Час близок, хор взывает к
Зевсу: «Помоги!»; к предкам: «Смените гнев на милость!»; к Оресту:
«Будь тверд! если мать вскрикнет: «сын!» — ты ответь ей: «отец!»
Является Эгисф: верить или не верить вестям? Он
входит во дворец, хор замирает, — и из дворца доносятся удар и стон.
Выбегает Клитемнестра, за нею Орест с мечом и Пилад. Она раскрывает
грудь: «Пожалей! этой грудью я тебя вскормила, у этой груди я тебя
баюкала». Оресту страшно. «Пилад, что делать?» — спрашивает он. И
Пилад, до этого не сказавший ни слова, говорит: «А воля Аполлона? а твои
клятвы?» Больше Орест не колеблется. «Это судьба судила мне убить
мужа!» — кричит Клитемнестра. «А мне — тебя», — отвечает Орест. «Ты,
сын, убьешь меня, мать?» — «Ты сама себе убийца». — «Кровь матери
отомстит тебе!» — «Кровь отца страшней». Орест ведет мать в дом — на
казнь. Хор в смятении поет: «Воля Аполлона — смертному закон; скоро
минует зло».
Раскрывается внутренность дворца, лежат трупы
Клитемнестры и Эгисфа, над ними — Орест, потрясающий кровавым покрывалом
Агамемнона. Он уже чувствует безумящее приближение Эринний. Он говорит:
«Аполлон велел мне, мстя за отца, убить мать; Аполлон обещал мне
очистить меня от кровавого греха. Странником-просителем с масличной
ветвью в руках я пойду к его алтарю; а вы будьте свидетелями моего
горя». Он убегает, хор поет: «Что-то будет?» На этом кончается вторая
трагедия.
Третья трагедия, «Евмениды», начинается перед
храмом Аполлона в Дельфах, где середина земного круга; храм этот
принадлежал сперва Гее-Земле, потом Фемиде-Справедливости, теперь
Аполлону-Вещателю. У алтаря — Орест с мечом и масличной ветвью
просителя; вокруг хор Эринний, дочерей Ночи, черных и чудовищных. Они
спят: это Аполлон навел на них сон, чтобы вызволить Ореста. Аполлон
говорит ему: «Беги, пересеки землю и море, предстань в Афины, там будет
суд». «Помни обо мне!» — молит Орест. «Помню», — отвечает Аполлон.
Орест убегает.
Является тень Клитемнестры. Она взывает к Эринниям:
«Вот моя рана, вот моя кровь, а вы спите: где же ваше мщение?» Эриннии
пробуждаются и хором клянут Аполлона: «Ты спасаешь грешника, ты рушишь
вечную Правду, младшие боги попирают старших!» Аполлон принимает вызов:
происходит первый, еще короткий спор. «Он убил мать!» — «А она убила
мужа». — «Муж жене — не родная кровь: матереубийство страшней
мужеубийства». — «Муж жене — родной по закону, сын матери — родной по
природе; а закон всюду един, и в природе не святее, чем в семье и
обществе. Так положил Зевс, вступив в законный брак с своею Герою». —
«Что ж, ты — с молодыми богами, мы — со старыми!» И они устремляются
прочь, в Афины: Эриннии — губить Ореста, Аполлон — спасать Ореста.
Действие переносится в Афины: Орест сидит перед
храмом богини, обняв ее кумир, и взывает к ее суду, Эриннии хороводом
вокруг него поют знаменитую «вяжущую песнь»: «Мы блюдем кровавый закон:
кто пролил родную кровь — тому поплатиться своей; иначе не станет рода!
Он бежать — мы за ним; он в Аид — мы за ним; вот голос старинной
Правды!» Афина предстает из храма:
«Не мне вас судить: кого осужу, тот станет врагом
афинянам, а я этого не хочу; пусть же лучшие из афинян сами свершат суд,
сами сделают выбор». Хор в тревоге: что решат люди? не рухнет ли
древний порядок?
Выходят судьи — афинские старейшины; за ними —
Афина, перед ними — с одной стороны Эриннии, с другой — Орест и его
наставник Аполлон. Начинается второй, главный спор. «Ты убил мать». — «А
она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь». — «Я такой матери —
тоже не родная кровь». — «Он отрекся от родства!» — «И он прав, —
вмешивается Аполлон, — отец сыну родней, чем мать: отец зачинает плод,
мать лишь взращивает его в утробе. Отец и без матери может родить: вот
перед вами Афина, без матери рожденная из головы Зевса!» — «Вершите
суд», — говорит Афина старейшинам. Один за другим они голосуют, опуская
камешки в чаши: в чашу осуждения, в чашу ^ оправдания. Подсчитывают:
голоса разделились поровну. «Тогда и я подаю мой голос, — говорит Афина,
— и подаю за оправдание: милосердие выше озлобления, мужское родство
выше женского». С тех пор во все века в афинском суде при равенстве
голосов подсудимый считался оправданным — «голосом Афины».
Аполлон с победою, Орест с благодарностью покидают
сцену. Перед Афиной остаются Эриннии. Они в неистовстве: рушатся
древние устои, люди попирают родовые законы, как покарать их? Наслать
ли на афинян голод, чуму, смерть? «Не нужно, — убеждает их Афина. —
Милосердие выше озлобления: пошлите афинской земле плодородие, афинским
семьям многодетность, афинскому государству крепость. Родовая месть
цепью убийств подтачивает государство изнутри, а государство должно
быть прочным, чтобы противостоять внешним врагам. Будьте милостивы к
афинянам, и афиняне будут вечно чтить вас как «Благих богинь» — Евменид.
А святилище ваше будет меж холмом, где стоит мой храм, и холмом, где
судит вот этот суд». И хор постепенно умиротворяется, принимает новую
почесть, благословляет афинскую землю: «Прочь раздоры, да не будет крови
за кровь, да будет радость за радость, да сплотятся все вкруг общих
дел, против общих врагов». И уже не Эринниями, а Евменидами, под
водительством Афины, хор покидает сцену.
М. Л. Гаспаров
Прометей прикованный (Prometheus desmotes)
Трагедия (450-е до н. э.?)
С титаном Прометеем, благодетелем человечества, мы
уже встречались в поэме Гесиода «Феогония». Там он — умный хитрец,
который устраивает дележ жертвенного бычьего мяса между людьми и богами
так, чтобы лучшая часть досталась в пищу людям. А затем, когда
разозленный Зевс не хочет, чтобы люди могли варить и жарить
доставшееся им мясо, и отказывается дать им огонь, Прометей похищает
этот огонь тайком и приносит людям в полом тростнике. За это Зевс
приковывает Прометея к столбу на востоке земли и насылает орла
выклевывать его печень. Только через много веков герой Геракл убьет
этого орла и освободит Прометея.
Потом этот миф стали рассказывать иначе. Прометей
стал величавей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец.
(Само имя «Прометей» значит «Промыслитель».) В начале мира, когда
старшие боги, Титаны, боролись с младшими богами, Олимпийцами, он знал,
что силою Олимпийцев не взять, и предложил помочь Титанам хитростью; но
те, надменно полагаясь на свою силу, отказались, и тогда Прометей, видя
их обреченность, перешел на сторону Олимпийцев и помог им одержать
победу. Поэтому расправа Зевса со своим бывшим другом и союзником стала
казаться еще более жестокой.
Мало этого, Прометею открыто и то, что будет в
конце мира. Олимпийцы боятся, что как они свергли в свое время
отцов-Титанов, так и их когда-нибудь свергнут новые боги, их потомки.
Как это предотвратить, они не знают. Знает Прометей; затем Зевс и
терзает Прометея, чтобы вызнать у него эту тайну. Но Прометей гордо
молчит. Только когда Зевсов сын Геракл — еще не бог, а только
труженик-герой — в благодарность за все добро, которое Прометей сделал
людям, убивает терзающего орла и облегчает Прометеевы муки, то Прометей в
благодарность открывает тайну, как спасти власть Зевса и всех
Олимпийцев. Есть морская богиня, красавица Фетида, и Зевс добивается ее
любви. Пусть он не делает этого: судьбой назначено, что у Фетиды
родится сын сильнее своего отца. Если это будет сын Зевса, то он станет
сильнее Зевса и свергнет его: власти Олимпийцев придет конец. И Зевс
отказывается от мысли о Фетиде, а Прометея в благодарность освобождает
от казни и принимает на Олимп. Фетиду же выдали замуж за смертного
человека, и от этого брака у нее родился герой Ахилл, который
действительно был сильнее не только своего отца, но и всех людей на
свете.
Вот по этому рассказу и сделал свою трагедию о Прометее поэт Эсхил.
Действие происходит на краю земли, в дальней
Скифии, средь диких гор — может быть, это Кавказ. Два демона, Власть и
Насилие, вводят на сцену Прометея; бог огня Гефест должен приковать его к
горной скале. Гефесту жаль товарища, но он должен повиноваться судьбе и
воле Зевса: «Ты к людям свыше меры был участливым». Руки, плечи, ноги
Прометея оковывают кандалами, в грудь вбивают железный клин. Прометей
безмолвен. Дело сделано, палачи уходят, Власть бросает презрительно: «Ты
— Промыслитель, вот и промысли, как самому спастись!»
Только оставшись один, Прометей начинает говорить.
Он обращается к небу и солнцу, земле и морю: «Взгляните, что терплю я,
бог, от божьих рук!» И все это за то, что похитил для людей огонь,
открыл им путь к достойной человека жизни.
Является хор нимф — Океанид. Это дочери Океана,
другого титана, они услышали в своих морских далях грохот и лязг
Прометеевых оков. «О, лучше бы мне томиться в Тартаре, чем корчиться
здесь у всех на виду! — восклицает Прометей. — Но это не навек: силою
Зевс ничего от меня не добьется и придет просить меня о своей тайне
смиренно и ласково». — «За что он казнит тебя?» — «За милосердие к
людям, ибо сам он немилосерден». За Океанидами входит их отец Океан: он
когда-то воевал против Олимпийцев вместе с остальными Титанами, но
смирился, покорился, прощен и мирно плещется по всем концам света.
Пусть смирится и Прометей, не то не миновать ему еще худшей кары: Зевс
мстителен! Прометей презрительно отвергает его советы: «Обо мне не
заботься, позаботься о себе: как бы тебя самого не покарал Зевс за
сочувствие преступнику!» Океан уходит, Океаниды поют сострадательную
песню, поминая в ней и Прометеева брата Атланта, который вот так же
мучится на западном конце света, поддерживая плечами медный небосвод.
Прометей рассказывает хору, сколько доброго он
сделал для людей. Они были неразумны, как дети, — он дал им ум и речь.
Они томились заботами — он внушил им надежды. Они жили в пещерах,
пугаясь каждой ночи и каждой зимы, — он заставил их строить дома от
холода, объяснил движение небесных светил в смене времен года, научил
письму и счету, чтобы передавать знания потомкам. Это он указал для них
руды под землей, впряг им быков в соху, сделал телеги для земных дорог и
корабли для морских путей. Они умирали от болезней — он открыл им
целебные травы. Они не понимали вещих знамений богов и природы — он
научил их гадать и по птичьим крикам, и по жертвенному огню, и по
внутренностям жертвенных животных. «Воистину был ты спасителем для
людей,— говорит хор, — как же ты не спас самого себя?» «Судьба сильней
меня», — отвечает Прометей. «И сильнее Зевса?» — «И сильнее Зевса». —
«Какая же судьба суждена Зевсу?» — «Не спрашивай: это моя великая
тайна». Хор поет скорбную песню.
В эти воспоминания о прошлом вдруг врывается
будущее. На сцену вбегает возлюбленная Зевса — царевна Ио, превращенная в
корову. (На театре это был актер в рогатой маске.) Зевс обратил ее в
корову, чтобы скрыть от ревности своей супруги, богини Геры. Гера
догадалась об этом и потребовала корову себе в подарок, а потом наслала
на нее страшного овода, который погнал несчастную по всему свету. Так
попала она, измученная болью до безумия, и к Прометеевым горам. Титан,
«защитник и заступник человеческий», ее жалеет; он рассказывает ей,
какие дальнейшие скитания предстоят ей по Европе и Азии, сквозь зной и
холод, среди дикарей и чудовищ, пока не достигнет она Египта. А в Египте
родит она сына от Зевса, а потомком этого сына в двенадцатом колене
будет Геракл, стрелок из лука, который придет сюда спасти Прометея —
хотя бы против воли Зевса. «А если Зевс не позволит?» — «Тогда Зевс
погибнет». — «Кто же его погубит?» — «Сам себя, замыслив неразумный
брак». — «Какой?» — «Я не скажу ни слова более». Тут разговору конец: Ио
вновь чувствует жало овода, вновь впадает в безумие и в отчаянии мчится
прочь. Хор Океанид поет: «Да минет нас вожделенье богов: ужасна их
любовь и опасна».
Сказано о прошлом, сказано о будущем; теперь на
очереди страшное настоящее. Вот идет слуга и вестник Зевса — бог Гермес.
Прометей его презирает как прихлебателя хозяев Олимпийцев. «Что сказал
ты о судьбе Зевса, о неразумном браке, о грозящей гибели? Признавайся,
не то горько пострадаешь!» — «Лучше страдать, чем прислужничать, как ты;
а я — бессмертен, я видел падение Урана, падение Крона, увижу и падение
Зевса». — «Берегись: быть тебе в подземном Тартаре, где мучатся Титаны,
а потом стоять тебе здесь с раною в боку, и орел будет клевать твою
печень». — «Все это я знал заранее; пусть бушуют боги, я ненавижу их!»
Гермес исчезает — и действительно Прометей восклицает:
«Вот и впрямь вокруг задрожала земля,
И молнии вьются, и громы гремят…
О Небо, о мать святая, Земля,
Посмотрите: страдаю безвинно!»
Это конец трагедии. |