Среда, 04.12.2024, 00:10


                                                                                                                                                                             УЧИТЕЛЬ     СЛОВЕСНОСТИ
                       


ПОРТФОЛИО УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА   ВРЕМЯ ЧИТАТЬ!  КАК ЧИТАТЬ КНИГИ  ДОКЛАД УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА    ВОПРОС ЭКСПЕРТУ

МЕНЮ САЙТА
МЕТОДИЧЕСКАЯ КОПИЛКА
НОВЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СТАНДАРТ

ПРАВИЛА РУССКОГО ЯЗЫКА
СЛОВЕСНИКУ НА ЗАМЕТКУ

ИНТЕРЕСНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

ПРОВЕРКА УЧЕБНЫХ ДОСТИЖЕНИЙ

Категории раздела
ДРЕВНИЕ ЭПОХИ, СРЕДНЕВЕКОВЬЕ И ВОЗРОЖДЕНИЕ [41]
АЛЕКСАНДР ДЮМА [33]
ДРАМАТУРГИ [9]
АНАЛИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЗАРУБЕЖНЫХ АВТОРОВ [12]

Главная » Статьи » ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА » АЛЕКСАНДР ДЮМА

ОТНОШЕНИЕ РУССКОГО ЧИТАТЕЛЯ К ДЮМА

В своем отношении к известному французскому писателю Россия запечатлелась, пожалуй, не менее ярко, нежели в его колоритных описаниях. Дело в том, что Дюма приняли не просто как прибывшего из заморских стран путешественника, но как событие. Отношение Николая I к Дюма нам уже известно. Отношение передовых деятелей русской культуры к офранцуживанию России — тоже. Неслучайно Ф. М. Достоевский в одной из своих статей писал: «Француз… приезжает к нам окинуть нас взглядом самой высшей прозорливости, просверлить орлиным взором всю нашу подноготную и изречь окончательное безапелляционное мнение;… он еще в Париже знал, что напишет о России; даже, пожалуй, напишет свое путешествие в Париже еще прежде поездки в Россию, продаст его книгопродавцу и уже потом приедет к нам — блеснуть, пленить и улететь. Француз всегда уверен, что ему благодарить некого и не за что, хотя бы для него действительно что-нибудь сделали; не потому что в нем дурное сердце, даже напротив; но потому что он совершенно уверен, что не ему принесли, например, хоть удовольствие, а что он сам одним появлением своим осчастливил, утешил, наградил и удовлетворил всех и каждого на пути его. Самый бестолковый и беспутный из них, поживя в России, уезжает от нас совершенно уверенный, что осчастливил русских и хоть отчасти преобразовал Россию».

Из вышеприведенных высказываний Дюма мы видели, что он не особенно дерзал заглядывать за огромный фасад России, понимая безнадежность такой задачи, тем более учитывая краткость своего пребывания в стране. Судя по всему, он искренне радовался гостеприимству хозяев и старался как можно больше увидеть и услышать. Конечно, он, как всегда, был шумлив, безудержен, говорлив — и все эти качества воспринимались многими не как забавные черты человека, а как свойства события, которое есть приезд в Россию иностранца, намеревающегося описать местную жизнь для своих соотечественников. Что-то он еще напишет?! Именно это опасение сквозит буквально в каждой русской журнальной публикации времен путешествия Дюма в Россию. Еще до приезда писателя «Сын Отечества» напечатал следующую заметку:

«Носятся слухи о скором приезде сюда давно ожидаемого Юма и совсем неожидаемого великого (sic!) Дюма-отца. Первого приводят сюда разные семейные обстоятельства, второго — желание людей посмотреть и себя показать, я думаю, что второе еще более первого. То-то, я думаю, напишет он великолепные impressions de voyage, предмет-то какой богатый! La Russie, les Boyards russes, наши восточные нравы и обычаи — ведь это клад для знаменитого сказочника, на целых десять томов остроумной болтовни хватит! Да чего impressions de voyage — целый роман из русских нравов может написать великий Дюма, да еще какой, с местным колоритом, с русскими фразами, с глубокими воззрениями на особенности наших нравов, с тонкими намеками на то, какой фурор произвел автор в русском обществе, каких почетных и высоких знакомств он удостоился, какой торжественный прием встретил между русскими… Увидите, что слова мои сбудутся, напишет, ей-богу, напишет… а мы купим и прочитаем, да и не мы одни — и французы купят, немцы купят, да еще переведут, пожалуй! Впрочем, и с нами может случиться то же самое, и у нас найдется, чего доброго, аферист-переводчик, который передаст уродливым языком в русском переводе французские россказни о России».

Вот так. Дюма еще не приехал, а публику уже настроили на то, как к нему относиться. Третье отделение установило за Дюма негласный надзор. Так что писатель зря радовался, когда писал, что, «в противоположность другим странам, где появление полицмейстера всегда вызывает некоторое беспокойство, мы убедились, что подобный визит в России является символом радушного приема и первым звеном в цепи проявлений дружбы» («Армяне и татары»).

Наивный Дюма полагал, что градоначальники и полицмейстеры посещаемых им городов просто, в рамках чисто русского гостеприимства, рады приветствовать его на вверенных им территориях, а они потом строчили шефу жандармов князю Долгорукому подробные отчеты, в которых, хотя и утверждали по большей части, что писатель ни в каких подозрительных действиях не замечен, но на всякий случай доносили о недовольстве дам его шумным поведением или неопрятным видом, а также о том, что большинство благонамеренных лиц воздерживались от общения с иностранцем и от ответов на его вопросы, которые «клонились к хитрому разведыванию расположения умов по вопросу об улучшении крестьянского быта и о том значении, которое могли бы приобрести раскольнические секты в случае внутреннего волнения в России».[161]

А Дюма-то был в восторге от того, что «в России всегда все устраивается»…

Помимо жандармов свою роль в событии хорошо поняла благонамеренная пресса. Слава богу, что Дюма не понимал по-русски! Каких только издевательских статей не появлялось! Боялись, что радушие, оказанное французскому писателю, будет похоже на раболепство перед иностранцем. Поэтому, чтобы не раболепствовать, стали лить грязь. Журналисты, боясь унизить Россию, стали унижать ничего не подозревавшего гостя. Припомнили книжку Эжена де Мирекура, но забыли упомянуть о том, что суд признал того виновным в клевете. Журнал «Иллюстрация» выставил Дюма в огромной статье литературным поденщиком и плагиатором, не особо заботясь о доказательствах, хотя и усердствуя в пафосе строк Создается даже впечатление, что автор разгромной статьи во многом следовал до боли знакомому принципу: «Не читал, но не могу не высказать осуждения». Чего стоит хотя бы утверждение, будто Дюма состряпал пьесу «Молодость Людовика XV» из материала запрещенной цензурой пьесы «Молодость Людовика XIV», «потому что для Дюма тот или другой король все равно и об истории он не хлопочет». Не из таких ли выступлений рождалось привычное мнение о ненадежности Дюма как историка?

Ну а уж о России, понятно, Дюма и подавно ничего путного написать не мог. Параллельно с публикацией во Франции «Путевых впечатлений» в России одна за другой выходили опровергающие статьи. Припомнили писателю даже охоту на волков и удивлялись, откуда он почерпнул столь дикие представления. Правда, о том, что Дюма ссылается в описании на случай из жизни князя Репнина, упоминать не стали. Вдруг Репнин подтвердит сказанное? Но ведь даже если Репнин в свое время рассказал Дюма байку, если даже допустить, что охотой на волков в том виде, в каком она описана в «Путевых впечатлениях», никто и никогда в России не занимался, то при чем здесь сам Дюма: он просто поверил российским шутникам!

Когда критические статьи печатались, Дюма еще находился в России. Любопытно, что те, кому пришлось с ним лично встретиться, оставили по большей части самые доброжелательные воспоминания (кроме Панаевой, понятно), хотя некоторые слегка посмеивались над чудачествами писателя. Впрочем, к этому Дюма давно привык.

Грустно, что прогрессивные российские литераторы тоже, по большей части, отнеслись к Дюма неприязненно. Во-первых, видимо, из-за ненависти к офранцуживанию России. Во-вторых, наверное, потому, что Дюма никого не обличал! Гоголя, например, беспокоило, что успех французской мелодрамы почти не оставляет в театре места для сатирических комедий. Герцен не сошелся с Дюма в оценке Великой французской революции. Достоевский с удовольствием читал Дюма, но, в противовес критикам, осуждавшим романиста за многословие и отсутствие эстетического подхода к тексту, называл его книги «торжеством формы над глубиной содержания». При этом Федор Михайлович считал все же, что «каждый из романистов должен знать его [Дюма] сердцем». А. П. Чехов же, напротив, не видя в романах Дюма никакого «торжества формы», настаивал на том, чтобы при издании на русском языке у Суворина романы были жесточайшим образом сокращены, и даже сам взялся за их урезывание. Сохранился шарж на Чехова, сделанный актером П. М. Свободиным. На рисунке Чехов изображен вычеркивающим целые страницы из «Графа Монте-Кристо», а стоящий за его спиной Дюма — проливающим горькие слезы.

Наверное, создатели национальной литературы вправе быть строгими ко всему, что не соответствует их пониманию глубины содержания и эстетики текста. Однако, думается, иногда, отстаивая свою точку зрения, они просто не видят достоинств, которые не вписываются в их жесткие и заранее заданные системы ценностей. Легкость стиля, например, объявляется ими (как и французскими академиками) серьезным недостатком, ведь «древние народы не имели понятия о легком чтении; это плод новейшей французской образованности». Эрудиция в разных областях знаний — тоже плохо. Ведь серьезные люди всю жизнь досконально изучают что-то одно! А тут Дюма: «Предложите ему объяснить вам теорию растений, прочесть курс патологии, рассказать всю древнюю, среднюю и новую историю, он ни на минуту не затруднится». Наблюдательность и интерес к мелочам — тоже недостаток: «По поводу какой-нибудь собачонки, принадлежащей русской графине, он напишет целые десятки страниц». Короче, российские литераторы в большинстве своем встали в позицию серьезных людей, умеющих судить на века. Можно себе представить, что оставалось в урезанных изданиях сочинений Дюма. Скорее всего, все те детали и вкусные подробности повседневной жизни, которые мы видели в описаниях городов, домов, одежды, еды и т. п., были попросту выкинуты. Мы уже упоминали сокращенное издание романа «Сорок пять», из которого старательно выбросили почти всю латынь. В этом издании вы не найдете также приведенного в главе о лавочниках и хозяевах трактиров описания характера мэтра Бономе и ироничного изложения причин его пристрастного отношения к военным. Вся роль доброго кабатчика сводится в сокращенном издании к его действиям и словам в сцене драки между Шико и Борроме; самостоятельной же ценности его образ не имеет. Собственно говоря, и образа как такового уже нет. И если бы потери ограничились только этим образом! Из ряда сцен оказались «вырезаны» реплики, в которых фактически сосредоточена мораль всей сцены. Сюжет романа вроде бы сохранен, но часть жизни из него ушла: вместо оригинала мы получили конспект. Одно радует: сокращение сделано явно не Чеховым, потому что сам перевод принадлежит советским переводчикам А. С. Кулишер и Н. Я. Рыковой. Впрочем, кто знает, может быть, Антон Павлович внес бы в роман еще большие сокращения. Короче говоря, борясь (кто — за чины и награды, кто — за самостоятельность российского мышления), наши литераторы хором высказали неприятие злосчастного события, подчеркивая таким образом свое серьезное отношение к жизни. Отдельные слабые голоса защитников потонули в общем хоре, и мнение о второразрядности надежно впечаталось во все последующее российское и советское литературоведение: еще бы! такие люди сказали! — авторитет есть авторитет…

Апофеозом бранных слов в адрес Дюма, слов, которые до сих пор иногда повторяют, пусть в более мягкой форме, те, кто, по словам Д. Фернандеса, «стыдится признать, что перечитывал его», можно считать следующий пассаж из той же «Иллюстрации»:

«Он убил литературу, собирая вокруг себя людей с уступчивой совестью, не уважающих достоинств слова, и с их помощью искажая историю, составляя произведения, раздражающие, неизящные, лишенные значения. Он испортил вкус публики, которая уже не замечает красот языка, скучает истиной… Это, может быть, слишком строго, но потомство будет еще строже нас».

Грустно, когда утверждают свое, охаивая чужое, но вот с призывом к потомкам автор столь сурового суждения явно промахнулся. Популярность романов Дюма в России, как и во всем мире, ничуть не уменьшилась. Более того, каждое новое поколение находило в нем что-то свое, что-то не замеченное поколением предыдущим. Сиюминутные страсти и боязнь того, что заезжий писатель разгласит на всю Европу какие-то российские недостатки, постепенно растаяли. Мы теперь и сами умеем кричать на всю Европу о своих недостатках. А Дюма во всем остался незыблем, не сошел на нет, не стал историческим курьезом ни в России, ни во Франции. Многие из его критиков забыты, а те, кого мы до сих пор читаем и любим, добились своей славы отнюдь не резким отношением к Дюма.

В советское время за Дюма закрепился ярлык автора «авантюрных буржуазно-исторических романов». Его поверхностное отношение подчеркивалось ссылками на мнение К Маркса и Ф. Энгельса. Тем не менее, по данным В. А. Шкуратова и О. В. Бермант, по сумме тиражей и количеству изданий Александр Дюма-отец входил в советское время в двадцатку наиболее «массовых» писателей (первую тройку составляли А. С. Пушкин, Л. Н. Толстой и М. Горький). Впрочем, авторы отмечают, что в сей избранный круг Дюма (кстати, бок о бок с С. Есениным) попал лишь в брежневскую эпоху как «дань мещанским вкусам». Если более подробно рассмотреть историю издания произведений Дюма в советское время, то окажется, что первой публикацией стал в 1925 году роман «Учитель фехтования» (кооперативное издательство «Время», тираж 4100 экз.). Следующим — в 1927 году — в партийном издательстве «Прибой» вышел «Черный Тюльпан» (8000 экз.). Кроме них, вплоть до Великой Отечественной войны были опубликованы только «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя» и «Граф Монте-Кристо», а также пьеса «Ричард Дарлингтон». Затем, в 1952 году, наступил черед романа «Королева Марго», который, по утверждению автора предисловия, направлен «против буржуазной действительности».

Как видим, из обширного наследия писателя [до революции на русском языке успело выйти полное собрание романов в 24 томах (84 книгах)] выбирались те произведения, которые можно было трактовать в русле критики «буржуазной действительности». «Учитель фехтования» — хоть и «опошленное», но сочувственное описание восстания декабристов. «Черный Тюльпан» повествует о безвинно попавшем в тюрьму человеке. «Ричард Дарлингтон» «бичует» буржуазную систему парламентских выборов и продажность высших чиновников. В «Королеве Марго» члены королевского семейства травят друг друга и посылают на казнь безвинных Ла Моля и Коконнаса. Что ж, можно ведь и так посмотреть на произведения Дюма. Романы, шедшие явно вразрез с принятой трактовкой истории, например «Жозеф Бальзамо», за советский период не издавались ни разу. «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо» просто нельзя было замолчать, слишком уж велика популярность этих книг, с детства известных каждому европейцу. Опять же и в них можно усмотреть интриги королей («Три мушкетера») и продажность буржуазного правосудия («Граф Монте-Кристо»)… Так что, худо-бедно, с оговорками на «пошлость» и «мещанство», но издавали. А читательский спрос был велик.

«По данным Российской книжной палаты на 1.01.1953 г. в СССР на русском языке было издано только 34 книги А. Дюма общим тиражом 832,9 тыс. экз. К 1958 г. число книг на русском языке удвоилось, чему немало способствовала наступившая «оттепель». Однако она продолжалась недолго. Последующие годы были малоурожайными, в хороший год прибавлялось 1–2 названия. В 1967–1970 гг. на русском языке не появилось ни одной книги А. Дюма, в 1971 г. — одна, в 1973 и 1974 — опять ни одной, и такие темпы — до 1975 года, когда наконец-то было издано сразу пять книг. Русскоязычный Дюма превысил цифру 100 изданий лишь к 1.01.1977 г. (102 книги). А если учитывать книги на языках народов СССР и на языке оригинала, их число достигло 181 общим тиражом 13 922 тыс. экз. С 1978 г., несмотря на координацию выпуска изданий, проводившуюся Госкомиздатом СССР, наступает существенный рост выпуска изданий. С 1978 по 1989 г. только на русском языке издавалось в среднем по 10 названий в год, что позволило в какой-то мере утолить читательский голод».

Настоящий же издательский бум пришелся на период перестройки. По данным В. А. Шкуратова и О. В. Бермант, в 1992–1996 годах Дюма-отец не только не ушел из первой двадцатки лидеров книгоиздания, но и выдвинулся в ней на первое место1. В эти годы выходило огромное количество романов писателя, часть — в старых переводах, часть — в новых, часть — и вовсе впервые на русском языке. Качество изданий было разным, но все книги хорошо раскупались. Вышли отдельными изданиями и исторические работы Дюма: «Жизнь Людовика XIV», «Людовик XV», «Генрих IV», «Наполеон», «Знаменитые преступления» и т. д. В 1993 году великолепным трехтомником в издательстве «Ладомир» вышли «Путевые впечатления. В России». Отдельно следует отметить выпуск пятидесятитомного собрания сочинений издательством «Арт-Бизнес-Центр». Изначально оно планировалось как пятидесятитомное, однако в пятидесяти томах не смогли уместиться даже все романы писателя, не говоря уже о драматургии, «Моих мемуарах», исторических произведениях, публицистике, записках о путешествиях. Поэтому энтузиасты-издатели во главе с М. Г. Яковенко приняли замечательное решение продолжить выпуск собрания сочинений, доведя его до ста томов. В издание включено множество новых качественных переводов, оно снабжено подробными комментариями. Фактически это самая основательная публикация произведений Дюма на русском языке, превосходящая по объему и качеству все предыдущие, включая дореволюционные. Предполагается, что в ее рамках мы вскоре сможем познакомиться даже со знаменитым «Большим кулинарным словарем».

Итак, потомки суровых критиков XIX века оказались не особенно солидарны со своими предками. Правда, они долгое время не имели возможности сформировать собственное мнение о многих произведениях Дюма, которые упорно не переиздавались, но как только дефицит был преодолен — Дюма опять превратился в России в событие! В разных уголках страны появилось (или скорее, проявилось) столько его восторженных почитателей разного пола, возраста, уровня образования и рода деятельности, что в 1992 году уже упоминавшийся и цитировавшийся нами исследователь творчества Дюма врач и писатель М. И. Буянов основал Российское общество друзей А. Дюма (РОДАД), став его президентом. Понятно, что во Франции такое общество существует уже давно, российское же стало вторым в мире после французского. А почему бы и нет? Ведь Дюма в России всегда был больше, чем просто Дюма, и, по словам М. И. Буянова, его «творчество — яркая звезда, помогающая нам найти верную дорогу и не помереть от отчаяния и скуки». Вот как изменилась оценка французского писателя за прошедшее столетие!

В Российское общество друзей А. Дюма входят люди самых разных профессий и возрастов (как говорится, от пионеров до пенсионеров). Они могут принадлежать к разным религиям, к разным политическим партиям, но в Дюма видят основу для объединения и сотрудничества. Наверное, это не случайно. Ведь творчество человека, стоявшего на провиденциальных позициях и утверждавшего равенство всех людей и ценность каждого человека, — вполне подходящая платформа для совместной культурной деятельности. Нам кажется, Дюма из тех, кто свой всему миру именно потому, что не было у него присущего многим желания делить мир на своих и чужих. А если иногда и проскальзывало такое желание, так ведь оказывалось, что по ряду обстоятельств писатель был своим для слишком многих: и для литераторов, и для актеров, и для республиканцев, и для друзей королей, и для историков, и для негров, и для путешественников, и бог знает для кого еще. Подобно графу Монте-Кристо он мог бы сказать, что для такого космополита, как он, границ не существует.

Так что, Российское общество друзей А Дюма — вполне нормальное явление, каким бы экстравагантным такое название ни казалось поначалу. Автор также является членом РОДАД и очень надеется, что у подобной организации должно быть хорошее будущее. Правда, несмотря на зарегистрированное большое число членов, в последнее время активность общества снизилась: меньше народа приходит на конференции, часть членов исчезла из общего поля зрения. Впрочем, это понятно: сейчас — увы! — у всех нас и других проблем более чем достаточно. Тем не менее к 200-летию со дня рождения писателя РОДАД издало сборник научных статей, в котором — к великой нашей радости — охотно приняли участие известные историки и литературоведы. Итак, общество в меру сил пропагандирует творчество Дюма в тайной надежде, что наступит наконец время, когда подобная пропаганда (слово-то какое!) уже не будет нужна.

В общем, можно констатировать, что Александр Дюма, в каком-то смысле, обрел в России вторую родину. Здесь даже термин такой забавный появился: «дюмаведение». Не зря все-таки отправился писатель за тридевять земель, не зря справлял в России свое пятидесятилетие, не зря пытался заинтересовать соотечественников русской культурой, не зря считал русское путешествие одним из самых замечательных в своей жизни. Тот кусочек сердца, который он оставил на российской земле, здесь берегут самые разные люди и умудряются из многих высказываний и поступков писателя и его героев сотворить — события

Категория: АЛЕКСАНДР ДЮМА | Добавил: admin (06.08.2012)
Просмотров: 1874 | Теги: романы Дюма, анализ произведений Дюма, Александр Дюма, французская литература, зарубежная литература, А.Дюма, писатель А.Дюма | Рейтинг: 5.0/1
ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ

ДЛЯ ИНТЕРЕСНЫХ УРОКОВ
ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ ЗНАНИЯ

КРАСИВАЯ И ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ
ПРОБА ПЕРА


Блок "Поделиться"


ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ЗНАНИЯ

Поиск

Друзья сайта

  • Создать сайт
  • Все для веб-мастера
  • Программы для всех
  • Мир развлечений
  • Лучшие сайты Рунета
  • Кулинарные рецепты

  • Статистика

    Форма входа



    Copyright MyCorp © 2024 
    Яндекс.Метрика Яндекс цитирования Рейтинг@Mail.ru Каталог сайтов и статей iLinks.RU Каталог сайтов Bi0