Еще в недавнем прошлом, примерно до 40-х годов нашего
века, в жизни русского Севера сказки, песни, причитания были естественной необходимостью, органичной
и потому неосознаваемой частью народного быта. Устное народное творчество жило
совершенно независимо от своего научного воплощения, совершенно не интересуясь
бледным своим отражением, которое мерцало в книжных текстах фольклористики и
собирательства.
Фольклорное слово,
несмотря на все попытки "обуздать” его и "лаской и таской”, сделать
управляемым, зависимым от обычного образования, слово это никогда не вмещалось
в рамки книжной культуры. Оно не боялось книги, но и не доверяло ей. Помещенное
в книгу, оно почти сразу хирело и блекло.
Могучая
музыкально-речевая культура, созданная русскими, включала в себя множество
жанров, множество видов самовыражения. Среди этого множества отдельные жанры
вовсе не стремились к обособлению. Каждый из них был всего лишь одним из камней
в монолите народной культуры, частью всей необъятной, как океан, стихии словесного
творчества, неразрывного, в свою очередь, с другими видами творчества.
Слово —
сказанное ли, спетое, выраженное ли в знаках руками глухонемого, а то и вообще
не высказанное, лишь чувствуемое, — любое слово всегда стремилось к своему
образному совершенству. Но далеко не каждый умел говорить так образно, как,
например, ныне покойные Марья Цветкова и Раисья Пудова из колхоза "Родина”
Харовского района Вологодской области. Но стремились к такой образности почти
все, как почти все стремились иметь хорошую одежду и добротный красивый дом,
так же, как всяк был не прочь иметь славу, например, лучшего плотника либо
лучшей по всей волости плетей.
Соревнование — это
древнее, пришедшее еще из язычества свойство общественной (общинной) жизни
сказывалось не только в труде. Оно жило и в быту, в соблюдении религиозных
традиций, в нравственности, оно же довольно живо проявлялось и в сфере языка, в
словесном и музыкальном творчестве.
Красивая, образная
речь не может быть глупой речью. Умение хорошо говорить вовсе не
равносильно говорить много, но и дремучие молчуны были отнюдь не в чести, над
ними тоже подсмеивались. Намеренное молчание считалось признаком хитрости и
недоброжелательности, со всеми из этого вытекающими последствиями. Так что
пословица "слово — серебро, молчание — золото” годилась не во всякий момент и
не в каждом месте.
Федор Соколов
(деревня Дружинино Харовского района) пришел с войны весь израненный и по этой
причине называл себя решетом. А когда колхоз вернул ему отобранного во время
"перегиба” единственного теленка, он объяснил это дело так: "Я решил их
раскулацить". При встрече со стариком Баровым они всерьез
обсуждали, сколько гвоздей надо на гроб, в какое время лучше умереть и стоит ли
убегать с того света, если там "не пондравится”.
Так, Савватий Петров
из деревни Тимонихи, оставшись временно без жены, сел однажды доить корову.
Корова убежала, а он начал шарить рукой по дну подойника, ища якобы
оторвавшуюся коровью титьку. Он же смеха ради не раз имитировал то петуха в
известный момент, то кошачье "заскребывание”.
Раисья Капитоновна
Пудова тоже была не прочь загнуть бухтинку, например, о корове, которая после
дойки опускала в подойник заднюю ногу и, оглянувшись назад, булькала ногой в
молоке.
То, что этот жанр
существовал и раньше, доказывается многими фольклорными записями. Но в
достаточной мере, по мнению литературоведов, этот вопрос не исследован.
Цель данной работы – на примере «Бухтин
вологодских…» Василия Ивановича Белова пронаблюдать специфику языка такого
произведения народного творчества, характерные особенности рассказчика – автора
бухтин.
Предметом исследования таким образом
является текст бухтин, вошедших в произведение В. Белова.
Об авторе «Бухтин
вологодских…», о творчестве.
Василий Иванович Белов – известный вологодский писатель.
По силе и яркости своего творчества В.И. Белов сегодня один из самых
значительных русских авторов. Он родился в вологодской деревне Тимонихе в семье
крестьянина, в 1943 году погибшего на войне. Рано начал работать в колхозе,
помогая матери поднимать младших четверых детей. Окончив
сельскую семилетнюю школу, весной 1949 года уехал в город Сокол, где освоил ряд профессий.
Но очень скоро обнаружилось, что подлинным его призванием была литература,
писательский труд. Он жил в Вологде, писал очерки, статьи, стал сотрудником
районной газеты, но больше всего любил поэзию и писал стихи. По совету
писателя-земляка А.Яшина В. И. Белов послал свои стихи в Литературный институт
им. М.Горького, прошел творческий конкурс и поступил учиться. Поэтом Белов не
стал, хотя его первой книгой, появившейся в 1961 году , был сборник стихов
"Деревенька моя лесная". С 1964 года писатель постоянно живёт в Вологде, но держит связь с «малой родиной» —
Тимо́нихой, которая даёт материал для его творчества. Не случайно красной питью
через все его творчество проходит тема Малой Родины, из которой рождается и
вырастает наша Великая Родина, Великая Россия. "Здесь и начинается для нас, —
говорил писатель устами одного из своих героев, — большая Родина. Да, человек
счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни ласкова была она со
своим сыном, нам никогда от нее не отречься.
Писательская слава
пришла к Белову сразу после публикации в
журнале "Север” повести "Привычное дело” в 1966 году. «Плотницкие
рассказы», напечатанные в 1968 году,
позволили критикам назвать В. И. Белова родоначальником и лидером так
называемой «деревенской прозы». В конце
60-х годов Белов создал ряд новых произведений на деревенскую тему в
самых различных жанрах, включая пьесы. В
1979 - 81 годах пишет книгу "Лад" – собрание очерков о
северной русской деревне, посвященную описанию крестьянского быта. С любовью и
глубоким пониманием писатель рассказал об
отношении к жизни русского крестьянина, раскрыл красоту его бытовых и
трудовых традиций. В 1987 году публикует два романа – "Кануны" и "Все впереди",
затем – книгу "Такая война..." (1989 год)
О «Бухтинах
вологодских»
Особое место в ряду серьезных и даже трагических
произведений В. И. Белова о северной деревне занимают его «Бухтины
вологодские», опубликованные в 1969 году. В этой книге писатель, оставаясь
верным деревенской теме, показывает еще одну грань своего дарования – юмористическую.
Необычно уже само название произведения – автор использует в заглавии
малоизвестное слово «бухтина». В словаре В. И. Даля это слово объяснено таким
образом: «Бухтина (ж. вологд.
арх.) – ложь, враки, нелепые слухи;
шутка, прибаутка, красное словцо, побывальщинка. Пустить бухтинку, что западные
газетчики называют уткой». Бухтина – это диалектное слово, которое обозначает
«веселый придуманный рассказ». На Русском Севере эти выдуманные истории, или, как называет их сам автор, бухтины
завиральные, были не редкостью. Наряду с частушкой это до сих пор
живущий жанр устного народного творчества. Собиратели фольклора познакомились с ним
еще в 19 веке. В. И. Белов не придумывает новый жанр, а только
использует созданное народом.
Вот как В. И. Белов дает
определение бухтине в своей книге «Лад»: «Бухтина – это народный анекдот, сюжетная шутка, в
которой здравый смысл вывернут наизнанку. Чем же отличается бухтина от сказки и
от бывальщины? Между ними может и не быть внешнего жанрового различия: сказка в
иных случаях похожа то на бывальщину, то на бухтину. Бывальщина подчас
объединяет в себе и бухтинные и сказочные черты. И все-таки бухтины — явление
вполне самостоятельное, причем не только в фольклоре, но вообще в жизни, в
народном быте. Фантазия заливальщика бухтин полностью раскрепощена. Она
напоминает и паясничанье скомороха, свободного от всех условностей, и видимую
бессмыслицу юродивого. В отличие от бывальщин фантастический элемент в бухтине
как бы линяет, теряя свою мистическую окраску. Фантастическое в народной
бывальщине, как и в литературе (хотя бы в гоголевском "Вии”), усиливается при
слиянии с бытовой реальностью. Приземленность фантастического в мистической
бывальщине вызывает ужас, заставляет вздрагивать даже взрослых слушателей. Бытовая,
но лишенная мистики фантастика вызывает смех. Юмористические эффекты как раз и
рождаются на прочном спае реального, само собой разумеющегося с чем-то
абстрактным и непредметным. В отличие от современного городского анекдота
бухтина не всегда стремится к сатирической направленности. Бывает и так, что
она рождается и живет лишь во имя себя, не желая нести идеологическую нагрузку,
разрешая множество толкований. В других случаях сатирический или иной смысл
спрятан очень тонко, ничто не выпирает наружу. Высмеивания вообще может не быть
при рассказе. Умный слушатель улавливает самые отдаленные намеки. Нарочитая
ложь, открытое вранье не противоречат в народной бухтине ее мудрости и
нравственному изяществу».
Сам писатель в одном из
интервью для газеты «Красный Север» говорил: «В Архангельской, Вологодской и
др. областях Северо-Запада люди, особенно в деревнях, и сейчас говорят, в
общем-то, почти так же, как говорили несколько столетий назад. Русский язык
сохранился здесь в своей чистоте и почти
в том же богатстве. До самого последнего времени у меня на родине
существовал своеобразный культ языка: каждый стремился говорить образно.
Молчуны и не умеющие красиво говорить подвергались тонкой общественной насмешке.
Умение красиво, образно говорить приравнивалось к обязательному умению,
например, плотничать или ткать холсты». Это умение хорошо, образно говорить,
выдумывать, сказывать писатель
показывает в своем произведении «Бухтины вологодские завиральные, в шести
темах».
Правдивые и
завиральные истории рассказывает плотник Кузьма Иванович Барахвостов, ныне
колхозный пенсионер, а автор с веселой непринужденностью передает их читателю. И. Стрелкова в своей статье «Со смехом многое
понимается...» рассуждает : «Врать –
грех, нехорошо, врать стыдно, врут трусы. Это мы знаем с малых лет. Но,
кроме пословицы «Вранье не введет в добро», есть у нас еще и такие: «Не любо —
не слушай, а врать не мешай». И опять же у Даля враль – это не только лгун,
тот, кто говорит неправду, но и говорун, забавный пустослов, шутник. Среди
русских сказок, опубликованных А. Н. Афанасьевым, есть немало о врунах. В
сказке «Диво» у рыбака жареная щука «как прыгнет с огня, да прямо в озеро», а в
сказке «Не любо — не слушай» (под этим заглавием несколько коротких сказок) у одного
мужика горошина доросла до неба, у другого гречиху сеют на печке, омет сметали
на столбе и т. п. Вруны и выдумщики есть и в сказках других народов (например,
в знаменитых казахских «Сорока небылицах»).
Русскую литературу издавна
привлекали типы лгунов. Написаны даже исследования на эту тему — о том, как
люди врут, зачем и ради чего, — и через типы лгунов открывались характернейшие
явления времени. У Гоголя, у Достоевского, у Горького. Белов изобразил нам
сочинителя, так сказать, по главной его профессии». Зачем же рассказчик
сочиняет небылицы? «Дорога моя долга и не больно ровна, с бухтинами идти
веселее», «Печнику делать нечего, поневоле начнешь бухтины выдумывать,» – так
объясняет Кузьма Иванович автору свое желание сказывать бухтины. Писатель подчеркивает свойство натуры
печника-рассказчика, используя говорящую фамилию – Барахвостов. Обратившись
к популярному этимологическому словарю
«Русские фамилии», мы найдем такое объяснение: « Барахвост в оло́нецком говоре – наушник, сплетник». Вот пример
словоупотребления: «Он такой барахвост, что с ним говори, да оглядывайся». В.
И. Белов, знакомя читателя с рассказчиком, уже через фамилию дает представление
о его таланте, мастерстве, умении.
Кузьма Иванович Барахвостов –
рассказчик известный, к нему ездят, его записывают, ему запрещают
«разбазаривание бухтин»: «Когда я первый раз умер, дак в Москве-то схватились
за голову: «Ах! Ох! Как оконфузились! Почему Барахвостова проспали, не
устеклили? Надо было его в больницу повалить, все ревматизмы вылечить».
Дурачки! Где вы раньше-то были? Ну, постановили послать следом за мной
натодельного человека, чтобы там, кровь из носу, меня найти и все бухтины,
какие при мне остались, записать на блокнот. Уж и командировку ему выписали. А
я – возьми да воскресни. У них весь интерес к бухтинам сразу пропал, все дело
заглохло. Видать, ждут, когда умру взаправду». Печник наделен авторской
гордостью и даже самомнением: «Народ меня всегда уважал. Большой и маленький.
Которое – за бухтины, которое – так». Кузьма Иванович уверен, что все в его
рассказах – чистая правда. Вымысел, если и присутствует, то в небольшом количестве, совсем чуть-чуть:
«Люди говорят: «Ты, Барахвостов, весь изоврался. Вомелы. Ни одному твоему слову
верить нельзя, у тебя что ни слово, то и бухтина». Хорошо, говорю. Согласен. Я
тоже не святой, иной раз немножко прибавишь и от себя. Промашки бывают, не
скажу. Число, бывает, перепутаешь, за имена тоже не ручаюсь. А в основном и
главном — сущая правда». Рассказчик считает, что без вымысла не обойтись,
вымысел делает рассказ интересным, увлекательным, захватывающим. Вымысел
привлекает слушателей: «Ведь что за народ нынче! Бухтины гнешь – уши развесили. Верят. Начнешь правду сказывать — никто не
слушает».
Обращает
на себя внимание уже название произведения: «Бухтины вологодские в шести
темах. Достоверно записаны автором со слов печника Кузьмы Ивановича
Барахвостова, ныне колхозного пенсионера, в присутствии его жены Виринеи и без
нее»
Записаны
со слов. Вспомним собирание фольклорных произведений – сказок, частушек, песен
- по деревням, особенно с середины 20
века. В произведении можно выделить 6 частей, что соответствует 6 темам:
Первая
тема – о том, как Кузьма родился, гулял в холостяках и как наконец женился на
Виринее – состоит из 9 отдельных историй.
Вторая
тема – о том, как пошла у Кузьмы Ивановича семейная жизнь, а также про
приработки к основному заработку – из 9 историй.
Третья
тема – на ту же тему, что и вторая – из 7 историй.
Четвертая
тема - о том, как Кузьму Ивановича выбрали в бригадиры и чем это все кончилось
– из 7 историй.
Тема пятая – самая темная – из 3 историй.
Тема шестая – последняя. Как Кузьма Иванович живет в
настоящее время и о его планах на будущее – из 9 историй.
Мы видим, что
рассказчик в бухтинах дает представление о жизни человека от рождения до
смерти: рождение – детство, юность – женитьба – семейная жизнь, работа –
смерть, загробная жизнь. Пять тем
образуют жизненный цикл человека, но так как это бухтина, выдумка, 6 тема – это возвращение с того света.
Возвращение происходит, может быть, потому, что на том свете и поговорить-то
Кузьме Ивановичу не с кем, даже сват Андрей не откликается: «Сват, сколько
годков жили в одном колхозе. Моя девка за твоим парнем, как-никак родня. Давай
поговорим! Нет, молчит». А для пенсионера сказывание бухтин – необходимость,
возможность выразить свои чувства.
Кузьма Иванович Барахвостов – рассказчик. Его бухтины – это устные рассказы, в которых велико значение
слова. Барахвостов, по словам И. Стрелковой, «открыл нам живую жизнь народного языка». В своих бухтинах
рассказчик активно использует диалектизмы: «варзать» (вологодский
глагол, обозначающий какие-либо непотребные действия молодых людей), «сгузать»
(слово чисто вологодское, означающее понятие чисто человеческое. Струсить,
испугаться, побояться, немного отступить) и диалектные формы слова: «прогонили»,
«заревишь», «дак» и др. Здесь можно встретить и просторечные формы слова:
«вчерась», супротив», а также искажение литературных вариантов:
«фулиган», «здря», «куфня» и т. п. В текстах бухтин встречаются пословицы и поговорки:
«ждать да погонять – нет хуже», «не у шубы рукав», «дым коромыслом», и др. Все
это вместе взятое позволяет нам ярче, образнее представить внутренний мир
самого рассказчика и его отношение к окружающим.
Сказовая форма дает рассказчику возможность не только других поддержать
веселой шуткой, но и посмеяться над собой. Рассказчик в таких произведениях
чаще всего балагур, весельчак, который смотрит на мир с иронией и оптимизмом.
Таков Кузьма Иванович Барахвостов. У него в запасе масса историй и прибауток на
все случаи жизни. «Со смехом многое понимается, многое доходит: если сдвинуть
разговор от резонерски ровного в сторону баловства, гротеска, игры, – это шанс докричаться, обратить на себя
внимание», – говорил В. М.
Шукшин. В. И. Белов в своих «Бухтинах» показывает читателю, что смех –
это не только орудие для уничтожения пороков человека и общества, но, в первую
очередь, это средство раскрытия человека. Человека, который стремится к добру и
справедливости, который не терпит равнодушия и бездуховности. Именно юмор
помогает автору «Бухтин» ярко изобразить «жизнь народа, знающего цену и
доброте, и остроте слова».
Заключение
Если посмотреть на карту, например, нашей области и сравнить количество
«живых» деревень современных и лет десяти назад, будет видно, насколько заметно
умерла деревня, даже если посчитать просто переставшие существовать населенные
пункты. Уходят и люди. Носителей языка, свойственного северной деревне, найти
уже непросто. Тем более произведения, созданные В. Беловым, являются значимыми
для нас. Это свидетельство духовного богатства русской северной деревни, ее
людей. Как говорит автор, бухтина – это выдумка, но если почитать то, что
рассказывал, врал, его герой, без сомнения предстанет во многом реальная
картина жизни деревни. Не зря говорят, что «…есть доля правды», и на многое,
что кажется неправдоподобным, стоит посмотреть не только ради смеха. Автор
произведения верен себе: язык произведения выразителен, точен, богат. Как и
герой – рассказчик. |