Как и в других сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина, герой произведения
«карась-идеалист» имеет социальную окрашенность. В образе отразилось мировоззрение
самого писателя и вообще передовой чести русской интеллигенции того времени, полагавшей,
что счастье для всех не утопия, а реально достижимое и естественное состояние общественного
устройства. Идеалистом М.Е. Салтыков-Щедрин называет карася потому, что тот убежден
в действенности пропаганды социалистических взглядов. Писатель не случайно подчеркивает,
что карася монахи любят, тем самым усматривая родственные связи христианских и
социалистических воззрений: и та, и другая идеологии проповедуют всеобщее равенство.
В христианстве оно выступает под так называемой категорией соборности.
М.Е. Салтыков-Щедрин так умело переключает читательское внимание
из иносказательного социально-политического плана в бытовой, что мы понимаем, что
под рыбной ловлей писатель имеет в виду социальные репрессии: «Лежит он [карась]
больше на самом дне речной заводи (где потише) или пруда, зарывшись в ил, и выбирает
оттуда микроскопических ракушек для своего продовольствия. Ну, натурально, полежит-полежит, да что-нибудь и выдумает. Иногда даже и очень вольное. Но так как караси
ни в цензуру своих мыслей не представляют, ни в участке не прописывают, то в политической
неблагонадежности их никто не подозревает. Если же иногда и видим, что от времени
до времени на карасей устраивается облава, то отнюдь не за вольнодумство, а за
то, что они вкусны».
Символично, что карась легко отзывается на шумиху в обществе
(«снимается со дна»), тем самым способствует своей поимке. Чтобы усилить лексику,
обозначающую виды рыб (караси, ерши, плотва-белобрюшка), и названия социально- классовых
групп и должностей (дворянство, губернаторы), а также просто политически окрашенную
лексику.
В центре сюжета сказки оказывается спор карася и ерша, который
постепенно становится для них необходимым: рыбы входят во вкус и даже начинают назначать
друг другу свидания.
Карась развивает в полемике свои либеральные взгляды, говорит
о возможности достижения всеобщего счастья. А скептически настроенный ерш иронизирует
над его теорией, припоминает накопившиеся у него обиды. Считая карася блаженненьким,
он в то же время полагает, что с ним можно душу отводить.
В произведении возникает традиционная по своей символике
антитеза: тьма (социальное зло) — свет (чаемое будущее).
Камнем преткновения в этом споре становится вопрос о щуках,
под которыми имеются в виду сильные мира сего.
Высказывания карася афористичны и на первый взгляд кажутся
прописными истинами: «Зло — это так, по недоразумению допущено, а главная жизненная
сила все-таки в добре замыкается», «Зло душило, давило, опустошало, предавало мечу
и огню, а зиждущей силой являлось только добро», «История — это повесть освобождения,
это рассказ о торжестве добра и разума над злом и безумием».
Однако на горизонте событий вдруг появляется щука, которая
выясняет, что в данной местности водятся караси. Узнав об этом, ерш предлагает карасю
самому залезть щуке в пасть. Карась же желает со щукой прежде объясниться.
Одним из средств типизации образов является обращение автора
к языку народных пословиц и поговорок («А ты не всякое слово выговаривай, какое
тебе на ум взбредет!», «С тобой, видно, гороху наевшись, говорить надо!»).
Ерш пытается остановить карася, так как в душе жалеет его.
Герой указывает своему собеседнику на четкую и давно сложившуюся в обществе социальную
иерархию: «Ракушками караси лакомятся, а карасями — щуки». Карась же ставит задачу
взывать к голосу правды и хочет уговорить щуку измениться. При этом аргументами
в предстоящем разговоре со щукой должны, по мнению идеалиста, стать лишь слова о
добродетели и обязанностях по отношению к близким. Суть этих рассуждений сводится
к тому, что рыбы не должны рыбами питаться. Для пищи есть другие виды: мухи, черви,
пауки. водные блохи и т.д.
Наконец долгожданная встреча со щукой состоялась. Сперва та
действительно проявила к карасю интерес, но как только щука понимает, что тогда
ей придется работать, то сразу же называет его речи бунтовскими. Не сразу проглотила
щука карася. Очевидно, была сыта от вчерашнего обжорства, как тонко отмечает автор.
Когда же тот высказал свое самое заветное слово «добродетель», которое, по мнению
карася, должно было произвести магическое воздействие и перевоспитать щуку, та
от удивления открыла рот и проглотила его совершенно случайно, на что автор ехидно
замечает, что, очевидно, она не знала этого слова совсем. Символично поведение
остальных рыб, наблюдавших эту сцену: они с подобострастием спешат узнать, хорошо
ли щука поужинать изволила, показывая тем самым свою социально-классовую лояльность.
Моралью данной сказки является авторское желание донести
до читателя мысль о безрезультатности морапизаторских бесед и диспутов либеральной
интеллигенции, ибо истина для каждой категории общества своя и добродетель высшим
сферам власти не свойственна.
|