Поэтому давайте мы с вами поговорим о другом — о послед­ней тайне Жюля Вер­на, которую мир разгадывает до сих пор. Ее разгадка, возможно, кроется в недавно впер­вые опубликованном романе-предсказании (да-да, тут нет никакой ошибки — произведе­ние это увидело свет в 1994—1995 годах), где сделана попытка предсказать, каким станет мир через сто лет.

Книга эта называется «Париж в XX веке». В ней описывается, какой виделась француз­ская столица маститому писателю в 1960 году.

Если вы еще не читали ее, то и не торопи­тесь: скорее всего, вас постигнет разочарова­ние — этому роману весьма далеко, скажем, до «20 000 лье под водой». И хотя в предисло­вии говорится, что он «не столь уж отличается в литературном отношении от других», вы вскоре сами убедитесь: отличия есть, и весьма существенные. Роман откровенно слаб, его попросту неинтересно читать. Это же, кстати, сказал автору в свое время и издатель Этцель: «Вы не созрели для этой книги, вы ее переде­лаете через двадцать лет».

Но Жюль Берн не переделал. Более того, роман считался настолько безвозвратно поте­рянным, что внук писателя Жан Жюль Берн даже не упоминает о нем в своей книге, издан­ной в 1973 году.

Впрочем, может быть, роман не упомянут потому, что его в тот момент вовсе не было?

Выдвинуть столь необычное предположе­ние нас заставляют вот какие факты.

Известно, что последние годы жизни Жюля Верна-старшего, умершего 24 марта 1905 года в Амьене, в возрасте 77 лет, были омрачены ди­абетом — тяжелой болезнью, которая отнима­ла силы и не давала возможности засесть за лю­бимые рукописи. Кроме того, давало о себе знать некогда полученное ранение. Так случи­лось, что в Жюля Верна стрелял его психичес­ки больной племянник. Пуля застряла в тазо­бедренной кости, и писатель едва мог ходить — по сути, он стал инвалидом.

На страдания физические налагалась и боль душевная, которую в течение многих лет причинял писателю его сын Мишель. Маль­чик с раннего детства был непослушен, капри­зен и всех в доме изводил постоянными требо­ваниями сладкого или еще чего-нибудь.

Известен случай, когда выведенный из се­бя громким ревом Мишеля, отец оторвался от рукописи и вышел из кабинета узнать, что случилось. Жена Онорина развела руками:

Мальчик просит маятник от старинных часов в гостиной.

Отдайте ему маятник вместе с часами, только пусть уймется! — приказал Жюль Берн.

Однако, даже получая требуемое, Мишель не унимался. С возрастом его аппетиты росли, вскоре он стал притчей во языцех во всех окре­стностях. За годы учебы его неоднократно изго­няли из многих школ, пансионов, и даже в част­ном исправительном доме он смог продержаться всего восемь месяцев.

В 17 лет Мишель был отдан в лицей Нанта, однако за «преждевременную испорченность» его вскоре исключили и оттуда. Администрация города даже сочла необходимым дать писателю совет: надо препроводить сына на некоторое вре­мя в городскую тюрьму, чтобы он мог хотя бы там поразмыслить о последствиях своих поступков.

Отец на это не пошел, но отправил сына с глаз подальше — пристроил учеником лоцмана на корабль, отплывавший в Индию. Юноша с удовольствием проветрился, но через восемь ме­сяцев, загорелый и просоленный, вернулся под родительский кров. И... принялся за старое.

Работать он и не думал, занимался одними лишь развлечениями, быстро влез в долги, а в дополнение ко всему еще и объявил отцу, что на­мерен жениться на актрисе из местного театра.

Молодая пара тут же обзавелась двумя деть­ми, и они «уселись на шею» Жюлю Верну уже вчетвером. Мало того, вскоре Мишель решил развестись и женился вторично, обзаведясь тре­тьим ребенком.

Повторный брак, впрочем, несколько осте­пенил Мишеля. По совету жены он занялся му­зыкой и вскоре, к удивлению всех, сочинил оперу! Она (правда, на деньги отца) была по­ставлена на сцене и даже получила кое-какие отклики. Критики, например, заявили, что му­зыка «походила одновременно и на Россини, и на Оффенбаха». Однако это не смутило новоис­печенного композитора. В его голове уже рои­лись новые честолюбивые планы.

Он бросил сочинять музыку и сказал отцу, что теперь пойдет по его стопам и попробует свои силы на литературном поприще. Но когда, опять-таки с помощью Верна-старшего, он опубликовал несколько опусов в издательстве Этцеля, оказалось, что и тут публика не жаждет одарить Мишеля своей благосклонностью.

Тогда он загорелся новым увлечением — кинематографом. В короткий срок снял не­сколько фильмов по романам отца, и... снова прогорел.

Так и пошло: сын затевал какое-нибудь  де­ло, а отец оплачивал убытки, Так было, когда обанкротилась велосипедная фабрика, разори­лось горнорудное предприятие, с треском лоп­нула компания по изготовлению калориферов...

В общем, на закате жизни Жюль Верн в письме к брату подвел печальные итоги: «Я по­терял из-за него 200 ООО франков, и воспитание трех его мальчиков целиком ложится на мои плечи. Что и говорить, конец мой печален...»

Тем не менее он оставил завещание, в кото­ром указал, «чтобы все мои рукописи, все мои книги, мои карты, моя библиотека, мои бума­ги, все без изъятия, включая ноты, черновые наброски и т. д., немедленно перешли в пол­ную и безраздельную собственность моего сы­на Мишеля Верна».

Когда отец умер, Мишель понял, что отны­не «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Тем более что сводные сестры — падчерицы Жюля Верна — наотрез отказались что-либо ему выделить из общего наследства.

Впервые в жизни Мишель крепко призаду­мался. И нашел, как ему показалось, блиста­тельный выход из положения.

В год смерти отца ему было чуть более соро­ка лет. Окружающие говорили, что он удиви­тельно походил на своего родителя в том же возрасте, и это сходство натолкнуло его на мысль. Он засел за изучение бумаг и рукописей отца, и вскоре выступил в прессе с сообщени­ем, что обнаружил в архиве Жюля Верна рома­ны, которые тот не опубликовал при жизни.

Таких романов оказалось восемь, и Мишель перечислил их названия, стараясь заинтриго­вать почитателей великого фантаста: «Маяк на краю света», «Золотой вулкан», «Агентство Томпсон и Ко», «В погоне за метеором», «Ду­найский лоцман», «Кораблекрушение «Джона­тана», «Тайна Вильгельма Шторица» и «Уди­вительные приключения экспедиции Барсака». Была еще небольшая повесть «Вечный Адам», к которой позже Мишель добавил сбор­ник новелл «Вчера и сегодня».

И вот перечисленные произведения одно за другим стали выходить в издательстве Этцеля-младшего (старший Этцель, в свое время под­сказавший Жюлю Верну идею писать романы- триллеры, к тому времени уже умер). И печа­тались они вплоть до 1920 года!

Однако с выходом в свет каждого нового произведения в обществе поднимался все боль­ший шум. Читатели, мягко говоря, не узнава­ли руки своего кумира. Поползли слухи о мис­тификациях: сын, дескать, в надежде подзара­ботать дописывает (а то и пишет) произведения за отца.

Назревал скандал, и Этцель-младший, при­пертый к стене, был вынужден показать кон­тракт, заключенный с Мишелем Верном. Там черным по белому было прямо написано, что сын может перерабатывать рукописи отца как полноправный соавтор. Основанием к этому служило то обстоятельство, что он, дескать, не­однократно обсуждал с отцом сюжеты многих романов. Издатель продемонстрировал и неко­торые тексты, которые были напечатаны на пишущей машинке Жюля Верна, но правлены рукой Мишеля.

Шум после этого, как ни странно, несколь­ко поутих. Видимо, читатели резонно рассуди­ли: читали же они после Дюма-отца и книги его сына. Главное, чтобы было интересно...

И воодушевленный таким исходом дела Мишель с головой ушел в работу. Говорят, осо­бенно ему удались «Удивительные приключе­ния экспедиции Барсака». В романе высказы­вались оригинальные взгляды, касавшиеся вопросов государства и права, частной собст­венности, анархизма и социализма. Этих тем, как известно, Жюль Верн-отец практически не касался.

Интересно в связи с этим признание самого Мишеля Верна, сделанное им в кругу друзей. Он заявил, что и сам поневоле заделался фанта­стом, ибо этот роман ему пришлось составлять лишь «по заготовкам фраз и мыслей отца».

В 1978 году итальянский журнал «Панора­ма» опубликовал интервью с вице-президентом парижского Жюльверновского общества, круп­нейшим знатоком творчества фантаста П. Гондолоделла Рива.

В нем, в частности, прямо сказано, что ин­тервьюируемый «нашел другого Верна», то есть его сына Мишеля. «Когда отец умер, Ми­шель пытался коммерчески использовать его имя и славу, публикуя якобы неизданные про­изведения Жюля Верна, написанные в боль­шинстве им самим, Мишелем».

Но ведь и так было известно, что Мишель дописал неоконченный роман отца «Удивитель­ные приключения экспедиции Барсака»...

Да, но это единственный случай, когда он признал «совместную» работу. И не потому ли и сам роман оказался единственным из «по­смертных», о котором мы знаем — его рукопись (написанная рукой Мишеля) действительно су­ществует? У всех же остальных — лишь маши­нописные копии более или менее завершенного текста с пометкой «оригинальный».

Так вот, мне удалось получить некоторые тексты от наследников издателя Этцеля, — продолжает далее вице-президент Жюльверновского общества. — Я сравнил их с тем, что опубликовал Мишель, — разница огромная! Например, повесть «Вечный Адам» целиком принадлежит Мишелю. Или «Кораблекруше­ние «Джонатана» — роман, который до сих пор считается политическим завещанием великого фантаста. У Жюля Верна он обрывается на 16-й главе, Мишель успешно довел его до 31-й главы и изрядно переделал доставшиеся по наследст­ву, изменил ход событий, даже ввел новые дей­ствующие лица.

И тем не менее эти посмертные фаль­шивки имели успех?

Поразительно, но Мишель, несомненно, стал лучшим писателем, чем поздний Жюль Берн, у которого сюжет развивался медленно, натянуто, запутанно. Многие эксперты при­знают все сочиненное Мишелем, безусловно, положительным и талантливым с точки зре­ния требований литературы.

Почему же он так мало написал?

Дело в том, что сразу после смерти отца Мишель опубликовал в «Фигаро» статью, в которой дал «полный перечень» всех неиздан­ных романов, оставшихся в архивах отца. Ес­тественно, он вынужден был придерживаться списка. И когда эти романы опубликовали, «открывать» другие было небезопасно...

Итак, здесь, кажется, все ясно. Берн № 2 выдал себя, что называется, с головой. Ну а что произошло дальше?

Историк Лев Вяткин в одной из своих пуб­ликаций указывает, что Мишель Берн умер в 1926 году в возрасте 64 лет. «В последние годы он с головой ушел в издательские дела и всеми силами отбивался от репортеров, которые тол­пой ходили за ним в надежде получить какие- нибудь новые сведения о жизни Жюля Верна, а также о судьбе его огромного архива...»

Сложилась довольно странная ситуация: книги знаменитого фантаста издавались в не­вероятном количестве, переиздавались на языках разных народов мира, однако к под­линным текстам, наброскам и вариантам Ми­шель Берн не подпускал никого под тем пред­логом, что, дескать, наследие отца еще недо­статочно изучено им самим.

Мало что переменилось и после его смерти. Архив перешел к внуку Жюля Верна — Жану Жюлю Верну, и читающая публика уж было решила, что теперь-то, наконец, станет ясно, что написал Верн-старший, а что младший. Однако Жан, видимо, решил продолжить дело своего отца. Он объявил о наличии в рукопис­ном архиве деда 90 научно-фантастических и приключенческих романов,, не считая новелл, рассказов и всевозможных набросков, но пре­дусмотрительно не стал перечислять их все.

Кроме того, Жан заверил общественность о безусловном допуске специалистов к архиву; вот только он — наследник — наведет в нем окончательный порядок. Однако год проходил за годом, внук вовсю пользовался наследст­венными правами при переиздании книг деда и не торопился с выполнением обещанного. Лишь в 1973 году — спустя почти полвека по­сле вступления в наследство, как уже говори­лось, он издал монографию о Жюле Берне, где привел кое-какие из документов, хранящихся в дедовском архиве.

От нападок литературоведов и журналистов Жан — юрист, занимающийся судебной прак­тикой в Тулоне — легко отбивался, указывая на закон, запрещающий вмешательство в частную жизнь, и ссылаясь на собственную занятость. Вот, дескать, он выйдет на пенсию, и тогда...

Причем сразу же он подыскал возмож­ность обезопасить себя и от будущих нападок, намекнув, что еще в 1928 году племянница Жюля Верна — Маргарет де ла Фюи — прове­ла ревизию в архиве, уничтожив многие доку­менты, поскольку, дескать, «архивы скромно­стью не отличаются»...

В общем, Жан Жюль Верн отделался от об­щества одной монографией и благополучно скончался в апреле 1980 года в возрасте 88 лет.

Архив перешел к его наследникам, правну­кам Жюля Верна, и те решили распорядиться им по своему усмотрению. «Высоко ценящие писателя родственники, — с сарказмом ирони­зировал журнал «Экспресс», — запросили за литературное наследие кругленькую сумму в 8 млн франков».

Мэрия Нанта, родного города великого фан­таста, не смогла найти такую сумму, чтобы приобрести документы для пополнения фондов музея, посвященного писателю. Министерство культуры Франции тоже отказалось взять на себя долю расходов, сочтя стоимость архива чрезмерной. Казалось, архив Жюля Верна вот-вот упорхнет в США, где нашлись богачи, готовые выложить требуемую сумму.

Однако патриотично настроенные.французы взбунтовались. Разразился публичный скан­дал, общественность надавила и на семейство наследников, и на правительство Франции. В конце концов стороны сговорились, архив был выкуплен и поступил на хранение в нантский музей. Однако... доступ к нему по-прежне­му остался закрытым; теперь уже музейные ра­ботники заявили, что сначала необходимо со­ставить и опубликовать их полную опись.

А пока суд да дело, на свет божий всплыла и была опубликована еще одна рукопись, припи­сываемая Жюлю Верну. Действительно ли ро­ман «Париж в XX веке» принадлежит его перу или тут приложил руку кто-то из продолжате­лей «семейного дела», исследователям еще предстоит выяснить. И тогда, возможно, мы на­конец-таки узнаем, скольких же Вернов пред­лагали нашему читательскому вниманию — двух, трех или даже четырех?..