Поначалу он прославился автобиографиче­скими морскими повестями о превосходстве простых и искренних нравов туземных наро­дов перед современной лживой цивилизацией. А его социально-философский аллегоричес­кий роман «Моби Дик» во многом определил судьбу самого писателя.

В центре авантюрного сюжета стоит борьба воли и человеческого интеллекта с «мировым злом», воплощенном в образе белого кита. Так говорит о писателе энциклопедия. И если ве­рить ей, то вряд ли кому захочется даже пере­листать этот толстенный том, хотя и снабженный замечательными рисунками. Мне лично повезло. Я, не заглядывая в эн­циклопедию, сразу стал читать эту на редкость необычную книгу.

«Среди людей суеверных ходили о белом ките самые невероятные слухи, — сразу пре­дупреждает писатель. — Что им движет некая нездешняя сила. Потому что, нырнув в одном месте, он через несколько минут мог выныр­нуть в совершенно другом— слишком отда­ленном даже для кита. Что он вездесущ, пото­му что его встречали под разными широтами. И даже что он бессмертен. Китобои говорили, что даже если целые рощи гарпунов вырастут на его боках и когда-нибудь он все же начнет пускать кровавые фонтаны, это будет лишь проявлением его дьявольской хитрости.

Однако своей ужасной славой он был обя­зан не всем этим свойствам, и не грандиозности своей, и даже не цвету, а той беспримерной рас­четливой злобе, которую он проявлял, нападая на людей».

Согласитесь, такое начало поспорит даже со многими детективными романами. Впро­чем, Герман Мелвилл и написал своеобразный детектив, хотя ныне критики полагают; что «Моби Дик», безусловно, одно из самых зна­менитых произведений так называемой «серь­езной литературы». Во всяком случае, так по­лагают в Америке.

Но давайте обо всем по порядку.

Над романом «Моби Дик» писатель начал работать в 1850 году, когда ему было 30 с лишним лет и он уже снискал себе определенную литературную славу. Однако известность его была вовсе не та, которой он увенчан сейчас.

Популярность ему принесли два первых романа — «Тай-Пи» и «Ому», в основе кото­рых лежат описания путешествий американ­ского матроса на экзотические острова Тихого океана. Вот как характеризует их одна из био­графов писателя Лори Робертсон Лоран: « Это была яркая, артистичная убедительная атака на американскую экспансию за океаном. Кри­тикуя ее, Мелвилл резко отделил себя от ко­горты своих сверстников — молодых энергич­ных политиков. В том числе и от своего стар­шего брата Дансета, верившего, что судьба его страны — править миром».

Сторонники этой точки зрения без стесне­ния оттяпали у мексиканцев штат Техас и со­бирались вообще занять весь континент.

Один из его сверстников даже как-то вос­кликнул на публике: «Дух молодой Америки не удовлетворится достигнутым, но раскинет свои юные, крылья для более дальнего и побе­доносного полета. Надежда мира будет опи­раться на эти крылья».

Герман Мелвилл считал эти высказыва­ния высокомерными. Он побывал в Полине­зии, еще не тронутой цивилизацией, затем на Таити, где колонизаторы только начинали разворачиваться, и сравнил их с Сандвичевыми островами, по которым уже прошел «марш цивилизации».

Сравнение оказалось не в пользу Америки. Он полагал, что этот «дьявольский марш» раз­рушит жизнь местного населения и развратит самих колонизаторов.

В общем, американцам досталось. Тем не менее, к удивлению самого писателя, публика расхватывала его романы.

«Этот феномен объясняется довольно про­сто, — говорит по этому поводу биограф Мелвилла, профессор Дж. Паркер. — Для широко­го читателя в Америке XIX века Мелвилл был описателем сексуальных похождений янки на экзотических тихоокеанских островах. После выхода романа «Тай-Пи» Мелвилл стал пер­вым секс-символом Америки...»

Впрочем, нашлись и критики романов Мелвилла. Они отмечали, что он резко пишет о том зле, которое принесли на Гавайи миссионеры. А потому вскоре по выходе его роман был суро­во раскритикован представителями евангели­ческой церкви.

Так что уже после выхода первого романа Мелвилла вокруг его имени разразился скандал.

Ну а поскольку Мелвиллы были американ­скими аристократами - одними из самых ста­ринных по американским меркам и уважаемых семейств Новой Англии, то старейшины рода были несколько озадачены, когда Герман, ко­торого все вокруг считали веселым оболтусом и бродягой, вдруг оказался политическим оппо­зиционером, еретиком и национальным секс- символом.

Однако предки рода и сами участвовали в Войне за независимость. Поэтому самостоя­тельность суждений была у всех в крови. Кро­ме того, Мелвиллы отличались здоровым чув­ством юмора. В итоге мать Мелвилла сказала соседке в ответ на замечание, что ее сын защи­щает дикарей: «Не знаю. Приехав из Полине­зии, он никого из нас не съел, французской бо­лезни не привез, и даже его ужасные манеры не стали хуже».

Тем временем, отплавав свое, знаменитый писатель, аристократ и холостяк стал досто­примечательностью Новой Англии. За ним тут же устроили охоту невесты со всей округи. Но Герман нашел отличное убежище от их при­тязаний. Он стал прятаться от поклонниц в до­ме верховного судьи, где проводил время с его серьезной ясноглазой дочерью Лиззи.

Он рассказал ей о тяготах жизни матроса, и она, как Дездемона, его за муки полюбила. И через несколько месяцев после знакомства они поженились. Свадьба состоялась весной 1847 года.

«Теперь, старина, о моем литературном ки­тобойном вояже, — писал Мелвилл в одном из своих писем приятелю Ричарду Дейну. — Из­дателю я написал так. Книга представляет со­бой романтическое приключение, основанное на моем двухлетнем опыте гарпунера и на од­ной из тех диких легенд, что ходят между ки­тобоями южных морей. Тебе же скажу, что книга выходит странной. Конечно, болтовня есть болтовня. Но в этой книге, кажется, я смешал ворвань с поэзией, которая сочится со страниц, как сироп с незамерзшего клена. Та­кая книга по природе своей требует страннос­ти. В ней должна быть та же неуклюжая гра­ция, которая отличает пируэты китов».

Роман был написан быстро. На 760 стра­ниц ушло меньше двух лет. Отчасти дело по­шло так хорошо потому, что автор получил благословение своего нового друга, тоже писа­теля, Натаниеля Готорна.

Прозой своего друга Мелвилл искренне восхищался, дружбой дорожил. Иногда их пе­реписка напоминает письма Пушкина лицей­ским друзьям.

 «Мастер Готорн, я так тебя жду. Мои луч­шие кони уже топчутся у дверей, и все приго­товлено — постели, про­визия, место для бага­жа... А также, заметь, несколько бутылок луч­шего «Монтадо-шерри». Мы будем потяги­вать его, закусывая жа­реными гренками, и обмениваться мудрыми замечаниями, и занима­тельными историями, и непристойными" шутка­ми всю ночь напролет. Приезжай, не валяй ду­рака! А то я пошлю за тобой констеблей...»

Итак, в 1851 году роман был опубликован. Кто-то из критиков даже назвал его впоследствии американским вариантом «Медного всадника». Это было за­хватывающее повествование о непомерной гордыне капитана Ахава, задумавшего ото­мстить стихии, и о беспомощной мудрости его помощника Старбека, не решившегося под­нять руку на своего обезумевшего капитана.

В нынешней американской литературе этот роман занимает примерно такое же место, как! в русской — «Война и мир» и «Мертвые души».Или даже большее, поскольку у нас выдающих­ся писателей в XIX веке было много, а вот у аме­риканцев, как считается, один Мелвилл.

Объяснение этому дается довольно неожи­данное. Для американцев Тихий океан в то время был таким же кормильцем, как лес для русского крестьянина. Отсюда и такое внима­ние ко всему, что связано с морем, и в том чис­ле к роману «Моби Дик».

Но сам роман весьма странно повлиял на своего создателя. Ему как бы передалась часть безумия и упрямства его главных героев.

На закате жизни Мелвилл сжег множество писем, в том числе все свои письма к жене. И потому о его личной жизни известно немного.

После того как критика поначалу в пух и прах разнесла и «Моби Дика», и следующий роман Мелвилла «Пьер», весельчак сильно из­менился. Он перестал появляться на людях, стал отшельником.

Про него стали рассказывать, что он, как и капитан Ахава, тоже несколько повредился в уме, бьет жену и скандалит с детьми.

Драма усугубилась разрывом со старым дру­гом Натаниелем Готорном. Тот почти одновре­менно с «Моби Диком» выпустил в свет свой главный роман «Алая буква», принесший ему не только литературную славу, но и такую об­щественную репутацию, что вскоре он был на­значен американским консулом в Ливерпуль.

Профессор Мэрилендского университета Роберт Левин полагает, что причиной тому стали как успех одного, так и неуспех другого. Готорну стало не с руки поддерживать отноше­ния со своим впавшим в немилость приятелем.

С возрастом сам Мелвилл все больше напо­минал капитана Ахава, одержимого одной- единственной страстью. Мелвилл помешался на литературе. Он писал, а его не печатали.

Трудности отношений с внешним миром отразились и на семейной жизни. В сентябре 1867 года Мелвилл поссорился со своим стар­шим сыном — 19-летним Малкольмом. Тот стал гулякой и частенько засиживался в ба­рах. И хотя он по существу не делал ничего сверх того, что в свое время проделывал и сам Мелвилл, отец почему-то воспротивился заба­вам сына. Но тут нашла коса на камень — оба обладали сходными характерами.

Отец приказал не пускать сына в дом после полуночи. Но мать не ложилась спать до тех пор, пока сын не приходил, и вопреки приказу открывала дверь.

Это вызывало новые скандалы, и конце концов все однажды кончилось трагедией — сын застрелился в своей комнате. Его смерть так сильно отразилась на младшем сыне Мелвилла, что после гибели брата он заболел какой-то непонятной болезнью, потом оглох и умер!

А вскоре умер и сам писатель, раздавлен­ный свалившимся на него горем.

И должно было пройти более полувека, по­ка и роман и его автор не были открыты заново.

В 30-е годы уже XX века роман был переиздан и пошел гулять по всему миру, принеся своему автору огромную, но, увы, уже посмертную славу.

И поныне каждый год устраиваются Мелвилловские чтения, во время которых все, кто на них бывает, участвуют в своеобразном ма­рафоне. Сменяя друг друга, почитатели Мелвилла круглые сутки напролет читают тол­стый роман от первой до последней строчки.