Древнерусская литература была литературой средневековья.
Существовала она с XI по XVI век.
А вот литературу XVII века часто называют литературой
переходного периода. XVII век был действительно переходным. Это был переход от
Средневековья к Новому времени, то есть к такому обществу, которое в общих
чертах сохраняется до сих пор. Если начался этот переходный век с трагических
событий Смутного времени, с кризиса русского Средневековья и его преодоления,
то в конце века Россия уже ставит перед собой задачу стать одним из ведущих
государств Европы и Азии.
Переходной была и литература. По‑прежнему она живо
откликается на важнейшие события своего времени. В начале XVII века Русь
охватила смута. Русские писатели не только описывали происходящее, но и
пытались понять причины наступивших бедствий, взывали к совести русских людей,
справедливо считали, что смута царит не столько в государстве, сколько в
головах. Об этом пишет Авраамий Палицын в историческом сочинении о смутном
времени «Сказания, или истории в память предыдущим родам». Он рассказывает о
загадочной смерти в Угличе царевича Димитрия, о последовавшей смене царей, о
самозванцах, о развернувшейся гражданской войне, поддержанной поляками. Самый
яркий эпизод книги – описание осады мятежниками Троице‑Сергиева монастыря и
героической его защиты. Автор старается дать самое полное, документальное
представление о Смутном времени.
Совсем другой характер носит «Повесть о преставлении
и погребении князя Михаила Васильевича Скопина‑Шуйского». Это очень
эмоциональное произведение, рассказывающее о внезапной и странной смерти совсем
молодого, но талантливого и уже прославившегося своими победами полководца. На
него с надеждой смотрели русские люди, ждали, что он избавит родину от
мятежников и интервентов. Автор выдвигает свою версию гибели князя: он был
отравлен на пиру женой князя Дмитрия Шуйского Марьей. Для автора важно, что
Марья – дочь Малюты Скуратова, опричника Ивана Грозного, известного своей
жестокостью. Намек ясен: вот откуда идут корни той злобы, предательства,
которые охватили сегодня Русскую землю.
По‑прежнему основная часть литературы была религиозной.
Но в середине XVII века происходит церковный раскол, вызванный реформами
патриарха Никона. Возникает особое ответвление религиозной литературы,
составленное из произведений раскольников‑старообрядцев, то есть священников,
не принявших реформ. (Старообрядцев легко узнать по манере делать крестное
знамение – не тремя, а двумя перстами). Наиболее заметной фигурой
раскольнического движения и старообрядческой литературы был протопоп Аввакум.
Самое значительное его произведение – «Житие протопопа Аввакума, им самим
написанное». Это автобиография, в которой Аввакум рисует себя как человека
несгибаемой веры. Его жизнь – это цепь страданий и лишений, это непрерывная
борьба с людскими грехами и отступлениями от истинного, дореформенного
благочестия. Ни подкуп, ни преследования, ни пытки не способны его смирить и
примирить с религиозными противниками. Аввакум – замечательный писатель,
который смело ввел в литературу разговорную, часто грубоватую речь, наполнил
повествование яркими бытовыми зарисовками, трогательными подробностями. Таков
его рассказ о черной курочке, которое в голодное время давала каждый день по
два яичка и этим спасла детей протопопа от смерти, когда он с семьей был
отправлен в ссылку. Одним штрихом он рисует характер верной, любящей жены.
Обессилевшая от пешего пути по льду, голода и страха (дело происходит в
сибирской ссылке), потерявшая надежду, она спрашивает протопопа: «Долго ли нам
еще мучиться?» И я говорю: «Марковна, до самой смерти!» Она же, вздохнув,
ответила: «Добро, Петрович, дальше побредем».
Но самым значительным явлением литературы XVII века стало
появление сатирических и бытовых произведений. Оно свидетельствовало об
изменении сознания русского человека, о том, что он начинал чувствовать себя
более свободным, начинал шутить и смеяться не только в жизни, но и в
литературе. Над чем он смеялся? Над тем, что считал уродливым и недостойным.
Над несправедливыми, продажными судьями, над человеческими пороками, над
церковниками, говорящими одно, а делающими совсем другое. Сатирическая
литература широко использовала сюжеты народных сказок, пародировала (пародия –
подражание с целью осмеяния) юридические документы, богословские споры.
В «Повести о Шемякином суде» описывается судебная тяжба
между богатым и бедным. Увидев по мешку в руках каждого, судья выносит приговор
в пользу бедного, поскольку у того мешок больше. Но, оказывается, у того в
мешке не деньги, как у богатого, а подобранный по дороге камень. Судья, однако,
доволен: он не получил денег, зато не получил и камнем по голове.
В «Слове о бражнике» пьяница после смерти стучится в
ворота рая. Выходящие к нему по очереди прославленные святые гонят его прочь.
Однако бражник хорошо знает Библию, историю церкви и жития святых. И он с
фактами в руках доказывает, что в своей земной жизни они тоже были грешниками и
грехи каждого из них были потяжелее пьянства.
Освобождение человека от средневекового сознания
проявилось в появлении бытовой повести и героя нового типа. Это человек,
который хочет «жить, как ему любо», а не так, как велят старшие, как поучает
Церковь. Покорность, следование устоявшимся традициям всегда была добродетелью
в средневековом обществе. Теперь появляется герой, который хочет жить своим
умом. На этом пути можно потерпеть поражение, как это происходит с Молодцем из
«Повести о Горе‑Злочастии», который повторяет судьбу евангельского блудного
сына и заканчивает свои дни в монастыре.
А во второй половине XVII века русская литература
буквально взрывается приключенческими («авантюрными») повестями. Они по‑прежнему
анонимные и рукописные, но это уже типично светские, увлекательнейшие
произведения, в которых переплетаются сказочные сюжеты и реальные исторические
события, а героем становится не идеальный, а вполне земной, обычный человек.
Если бы нашелся хороший продюсер с хорошими деньгами,
какой фильм можно было бы снять по «Повести о Савве Грудцыне»! Посмотрите хотя
бы синопсис – краткое изложение сюжета произведения. Богатый казанский купец
посылает 16‑летнего сына Савву с товарами в Орел. В Орле тот останавливается в
доме друга отца. Его молодая жена соблазняет Савву. Когда он пытается
избавиться от ее назойливых приставаний, ее любовь к нему перерастает в
ненависть. Она опаивает Савву любовным зельем и жалуется на него мужу. Савва с
позором изгнан из дома, но теперь он сам влюблен, его мучит любовный недуг. В
таком состоянии он встречает юношу, который называет себя родственником Саввы и
обещает ему помощь в любовных делах. Надо только подписать одну бумагу. Герой,
не раздумывая и даже не читая, подписывает документ. Мгновенно все меняется: Савва
снова в доме своей возлюбленной, снова «в сетях блуда». Вскоре мнимый
родственник героя открывает свое истинное лицо. Он ведет Савву в фантастический
золотой город и знакомит со своим «отцом» – Сатаной. Узнав, что в Орел
собирается приехать отец Саввы, бес увлекает его в веселое и беспечное
путешествие по разным городам (в деньгах, как вы понимаете, нужды нет), а затем
заставляет поступить в армию. Савва участвует в осаде Смоленска, захваченного
польско‑литовскими войсками еще в смутное время, и совершает множество подвигов
– не без помощи дьявольской силы, конечно. Затем Савва и бес оказываются в
Москве, где герой тяжело заболевает. На пороге смерти он исповедуется и
рассказывает священнику о подписанном с Сатаной договоре. Окруженный бесами,
радостно ожидающими новую грешную душу, Савва обращается с молитвой к
Богородице. Она является ему во сне и велит посетить церковь Казанской Божьей
Матери. Там битва дьявола и Бога завершается понятно в чью пользу. Голос свыше
объявляет Савве прощение. Проклятая расписка падает у дверей храма. Савва
выздоравливает, раздает на благие цели полученное от отца наследство и уходит в
монастырь.
В соответствии со средневековыми представлениями и
Молодец из «Горя Злочастия», и Савва наказаны за своеволие. Но уже в «Повести о
Фроле Скобееве» герой, соблазнивший дочку богатого воеводы, не терпит
поражение, а наоборот, добивается жизненного успеха. Фрол Скобеев, конечно,
плут, но это человек нового типа, живущий не по заветам отцов, а достигающий
своих целей благодаря хитрости, инициативе, уму.
Такие повести называют беллетристическими. Поучительность
соседствует в них с увлекательностью, они завораживают читателя чудесными
приключениями, волшебными превращениями и в то же время подкупают знакомыми
бытовыми подробностями, создают ощущение полноты жизни. Так литература отмечает
переход от Средневековья к Новому времени. В XVII веке стремительно складывался
новый тип литературы – литературы, в которой господствовал увлекательный
приключенческий («авантюрный») сюжет, в которой соединялись высокие традиции
книжной духовной литературы и мотивы народной культуры. Если бы русская
литература продолжала идти по этому пути, она была бы сегодня другой. Не лучше,
не хуже, а другой. Может быть, более коммерческой, более сюжетной, динамичной.
Но этот путь был прерван в начале XVIII века, когда в
результате реформ Петра Первого произошел разрыв между народной культурой,
древнерусскими книжными традициями с одной стороны – и новой дворянской
культурой с другой. И этот разрыв мы преодолеваем до сих пор. До сих пор
массовая, «низкая», попсовая культура отделена пропастью от культуры «высокой»,
элитарной. |