Монастырь на горе Казбек, изображенный в этом стихотворении, описан и в прозаическом произведении А. С. Пушкина «Путешествие в Арзрум»:

«Утром, проезжая мимо Казбека, увидел я чудное зрелище. Белые, оборванные тучи перетягивались через вершину горы, и уединенный монастырь, озаренный лучами солнца, казалось, плавал в воздухе, несомый облаками».

И вот стихотворение, навеянное той же картиной:

В обоих текстах изображается один и тот же предмет, который произвел на автора сильное впечатление. Поэтому и прозаический отрывок, и стихотворение эмоциональны и поэтичны. Но в «Путешествии…» описание – одно из дорожных наблюдений, хотя и воспринятое автором как нечто удивительное (чудное зрелище; казалось, плавал в воздухе). А в стихотворении мы отмечаем взгляд восхищенного художника – монастырь предстает, будто живописное полотно в раме, и главное – в нем воплощены мысли и чувства поэта, вызванные этим зрелищем. Потому и понадобилось Пушкину воссоздать эту картину в стихах, придав ей с помощью четырехстопного ямба значение не просто дорожного впечатления, а чего-то необычайно значительного.

Уже в первых трех строках стихотворения возникает величественная картина. Ключевые слова здесь: высоко, царственный, сияет, вечными. Они передают ощущение величия, мощи, света, утверждают возвышенную эмоцию. Это не мимолетное впечатление, а сама вечность, недаром

оба глагола в первой строфе – сияет, парит– стоят в настоящем времени (в отличие от глаголов в прозаическом отрывке).

А как много говорит нам сравнение монастыря с ковчегом! Ведь на Кавказе издавна существовало предание о том, что к горе Арарат пристал Ноев ковчег – корабль, в котором нашли спасение от Всемирного потопа люди и животные. Слово ковчег означает также ларец для особенно ценных предметов, а в православной церкви ковчегом называется ларец, в котором хранятся святые дары. Слово несет в себе высокую окраску, воспринимается как символ божественного, надежды на спасение.

У Пушкина монастырь – как в небе реющий ковчег. И оттого, что каждое слово в стихах чрезвычайно значимо, образ говорит и о спасении, и о его недостижимости. В прозаическом же отрывке – монастырь, озаренный лучами солнца, казалось, плавал в воздухе, несомый облаками. Картина яркая, зримая. Но сравните: в небе – в воздухе, реющий – плавал. Чувствуете различие в стилистической и эмоциональной окраске слов? Слово небо содержит значение «высшие силы», «божественное», «рай», а в слове воздух, которое в данном случае вроде бы является его синонимом, таких значений нет. К тому же не случайно в прозе употреблено слово казалось, отчего образ оказывается субъективным впечатлением, чем-то преходящим. А в небе реющий ковчег– емкий символический образ, говорящий о неземном и вечном. Отсюда и дальнейшее движение мысли поэта, устремление его в обитель спасения.

Слова далекий, вожделенный брег, ущелью, вольной вышине, заоблачную келью, не утрачивая своего прямого значения, приобретают более глубокий смысл. Например, слово брег связано с традиционным поэтическим образом – уподоблением жизни плаванию по бурному морю, а берег – это спасение (да еще, заметьте, это церковнославянизм, который придает высокую окраску). Ущелье– не только конкретное пространство между горами, но и низменный и бренный мир неволи, которому противостоит вольная вышина. А подняться – это не просто желание взойти на гору, что трудно, но вполне возможно, а стремление к возвышенному, недостижимому.

Поэтому и глаголы в этой строфе стоят в сослагательном наклонении – ведь речь идет о высокой, но трагически неосуществимой мечте. Поэтому так напряженна интонация этих трех восклицательных предложений, этих повторов: туда б – туда б. И это устремление не просто куда-то в таинственное высокое, оно имеет точное определение: в соседство Бога.

Нечасто у Пушкина встречается так ясно выраженное религиозное чувство. Были у поэта и бравирование вольномыслием, и горькие сомнения – вспомните: «Дар напрасный, дар случайный, / Жизнь, зачем ты мне дана?» И вот увиденный в горах монастырь вызвал мысли о Боге. Даже не просто мысли, а страстное чувство, горячую мечту. И мы не можем не согласиться с поэтом, что человек, удрученный осознанием мимолетности своего существования, ищет идеала, и естественным воплощением такого стремления является мысль о Боге, вера в достижение недостижимого.