Между тем задолго до написания «Острова сокровищ», в октябре 1866 года, Стивенсон, ко­торому тогда едва исполнилось шестнадцать лет, издал (правда, на средства отца) первую книгу, на обложке которой значилось его имя. Она вышла в Эдинбурге, насчитывала всего-на­всего 22 страницы и называлась «Петландское восстание. Очерк истории, 1666 год». Так юный автор отметил двухсотлетний юбилей из­вестного в истории Шотландии крестьянского восстания.

Первым же печатным произведением Сти­венсона уже как профессионального писателя стал очерк «Дороги». Таким образом, абориген «Страны кровати», как Стивенсон, много и по­долгу болевший, сам себя называл, выразил свою тягу к странствиям, пусть и мысленным.

Судьба, казалось, должна была быть мило­стивой к Стивенсону-младшему — выходцу из известной в Шотландии семьи. Его дед — зна­менитый в свою пору инженер, строитель мая­ков, мостов и волнорезов — был удостоен даже персонального герба, его портрет есть в Нацио­нальной галерее Эдинбурга — столицы Шот­ландии. Талантливыми инженерами были отец и дядя Роберта Луиса. Так что перед ним от­крывалась прямая дорога в инженеры.

Но все получилось иначе. Тяжелая болезнь ограничивала Стивенсона, делала его жизнен­ный опыт односторонним. «Детство мое, — вспоминал он, — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томи­тельно долгие ночи. Мне более знакома «Страна кровати», чем зеленого сада...»

Не пришлось Стивенсону и нормально учиться. В школу он пошел рано, шести лет, но систематических занятий выдерживать не мог. Частые пропуски, переезды, самовольные ухо­ды с уроков не способствовали успехам. И он для школы, и школа для него были сущим на­казанием. Он даже читать научился не сразу, но научившись, открыл еще одну страну — Страну книг.

Лежа в кровати, он придумывал занима­тельные истории, которыми затем зачитывал­ся весь мир. Впрочем, он писал и стихи:

Повсюду дождь: он льет на сад,

На хмурый лес вдали,

На наши зонтики, а там –

В морях — на корабли.

Томас Стивенсон, отец мальчика, все же рассчитывал, что сын продолжит семейную традицию. Роберт согласился и поступил в Эдинбургский университет на инженерное от­деление. В 1871 году за сочинение «Новый вид проблескового огня» Стивенсон был даже удос­тоен серебряной медали на конкурсе Королев­ского шотландского общества искусств. Но две недели спустя дома у Стивенсонов состоялся се­рьезный разговор, навсегда положивший конец инженерной карьере Стивенсона-младшего. Роберт Луис наотрез отказался учиться инже­нерному ремеслу дальше. Вместо того чтобы стать строителем маяков, он решил сделаться адвокатом, втайне надеясь, что у него останется достаточно свободного времени для занятий ли­тературой.

Так впоследствии и случилось. Роберт Лу­ис Стивенсон не снискал себе известности как адвокат, зато, в конце концов, добился того, че­го хотел, — стал писателем.

Его перу принадлежат сборник «Страна кровати», всемирно известная баллада «Вере­сковый мед».

А среди занимательных историй вспомним хотя бы «Потерпевшие кораблекрушение», «Дом на дюнах», «Клуб самоубийц», «Алмаз Реджи»...

Благодаря этим произведениям Стивенсон вместе с Эдгаром По, Оскаром Уайльдом и Ар­туром Конан Дойдом стал родоначальником детективного жанра в литературе.

Причем «Потерпевшие кораблекрушение» не только приключенческий, но и психологи­ческий роман. Читая его, понимаешь, почему известный американский писатель Грэм Грин считал Стивенсона одним из своих учителей, наряду с Достоевским, Теккереем и Уилки Коллинзом.

Наконец, у Стивенсона есть произведение и психологически-фантастическое, в котором прослеживается влияние творчества Достоевского. И в самом деле, психологическое эссе Стивенсона «Маркхейм», более известное у нас под названием «Убийца», было написано им под впечатлением «Преступления и наказания».

Об истории создания еще одной повести Стивенсона стоит поговорить особо. Вот что рас­сказывали об этом сам автор и его жена Фанни.

Вечер Стивенсон провел за книгой и лег по­здно. А под утро начал стонать и плакать во сне. Жена разбудила его, но Луис рассердил­ся: «Зачем ты это сделала?»

Фанни сказала, что она беспокоилась:

У тебя жар, лихорадка, а ты еще изво­дишь себя чтением.

Мне снилась чудесная, дьявольская сказ­ка! — сказал Луис. — А ты не дала досмотреть конец. Теперь придется его придумывать...

Фанни знала, что муж часто видит «живые и страшные сны», от которых просыпается в ужасе. Кошмары преследовали его с детства; дневные впечатления ночью представали в ви­де чудовищных фантасмагорий.

Иногда, уже взрослому, во сне Стивенсону «являлись человечки» и разыгрывали целые истории. Некоторые из них он потом записы­вал, превращал в рассказы.

Впрочем, подобной особенностью обладал не только Стивенсон — способность творить во сне присуща многим художникам. Так, Данте воспел в сонетах приснившуюся ему Беатриче; во время сна Лафонтен сочинял басни, а Кол- ридж создал целую поэму «Кубла Хан, или Ви­дение во сне»... Добавим к этому списку еще и Ф. М. Достоевского, которому, говорят, во сне пришла мысль написать роман «Подросток», и Л. Н. Толстого с рассказом «Отец Сергий».

Но какая же такая «дьявольская сказка» привиделась Стивенсону? Он увидел во сне уродливого человека со злым лицом, которого преследовали за совершенное преступление. Чтобы спастись, он принял какой-то порошок и должен был на глазах своих гонителей пре­вратиться в другого человека. В момент пре­вращения жена его и разбудила...

Но увиденного оказалось достаточно, что­бы писатель воспрял духом. Еще два дня на­зад, прикованный к .постели, он был в отчая­нии: издатели ждали от него новый приклю­ченческий роман, а он не знал, о чем писать. Сон выручил его.

Впрочем, если быть дотошным, сюжет «Странной истории доктора Джекила И мисте­ра Хайда» родился вовсе не в одну ночь. Сам же Стивенсон однажды обмолвился, что более двадцати лет вынашивал идею написать по­весть «о человеке, который был двумя людь­ми» . Более того, он как-то попробовал осущест­вить свой замысел в рассказе. «Маркхейм». Од­нако написанное не удовлетворило писателя,

Тема двойника требовала глубокого изуче­ния природы двойственности. Он вспоминает о знаменитом Франсуа Вийоне — великом по­эте, но одновременно бродяге и пропойце, жив­шем в середине XV столетия.

И этот замысел впоследствии вылился в блестящую новеллу «Ночлег Франсуа Вийона». И все-таки тема осталась не исчерпанной до конца. Стивенсон помнил услышанные в детстве истории о мистере Уильяме Броуди и его двойной жизни.

Образ этого человека преследовал будуще­го писателя с детских лет. Бывало, няня Кай­ми, дочь рыбака, пугала его дьяволом, который воплотился в мистера Броуди. И хотя того уже лет девяносто как не было в живых, жите­ли Эдинбурга верили, что его беспокойный дух витает над домами, бродит по улицам.

Во время прогулок с Кайми по старому го­роду Роберт с ужасом разглядывал мрачный, узкий Броуди-клоуз — двор и большой дом с дубовыми дверями, где когда-то развлекались Броуди и его друзья. А в детской стоял комод, «жутко скрипевший по ночам». Взрослые го­ворили, что его сделал тот самый Броуди — «замечательный плотник и известный граж­данин, оказавшийся плохим человеком».

Вечерами мальчик, сгорая от любопытст­ва, требовал от няни все новых рассказов о столь необыкновенном человеке, в котором од­новременно уживались две сущности — член муниципалитета, староста корпорации масте­ров, талантливый краснодеревщик и великий злоумышленник, подпольный игрок и вор, не один год державший в страхе весь Эдинбург.

Конечно; няня уверяла, что причиной это­му дьявол, который вселился в мистера Бро­уди. Но, повзрослев, Стивенсон охладел к ре­лигии и стал больше интересоваться наукой. Однако в то время психология с психиатрией мало чем смогли помочь писателю. Более то­го, когда повесть был написана и издана, ее стали использовать в качестве наглядного по­собия профессора медицины, благодаря Сти­венсону обратившие свое внимание на столь неожиданный феномен человеческой натуры.

Они действительно нашли немало пациентов, страдавших раздвоением личности. А один ан­глийский психиатр даже описал пациентку, в голове которой каким-то образом умещались даже четыре личности, разных по характеру и манерам поведения!..

Но вернемся к Роберту Луису Стивенсону и его повести.

Сон послужил отправным пунктом, и пи­сатель взялся за художественное описание жизни мистера Броуди и его приключений. «По-видимому, в воровстве Броуди больше привлекало само искусство, чем извлекаемая из этого выгода»,— писала после его смерти эдинбургская газета. Иначе говоря, его пыта­лись представить этаким грабителем-артис­том, получавшим удовольствие от участия в представлении, когда можно было показать ловкость рук.

Но Уильям Броуди своими ночными вы­ступлениями преследовал отнюдь не артисти­ческие цели. В течение двадцати лет он вел опасную двойную жизнь. Днем, элегантный и остроумный, он появлялся в домах аристокра­тов и купцов, в их магазинах, куда его часто приглашали как лучшего мастера-красноде­ревщика. Ночью же начиналась другая его жизнь: он посещал те же дома и магазины в маске, с фонарем и связкой поддельных клю­чей. И никто ни о чем не подозревал.

Лишь в 1788 году Броуди наконец удалось арестовать. Суд приговорил его к казни через повешение. Тут ему бы и покаяться, но хитрец надеялся ожить и после смерти. Перед казнью Он попросил, чтобы его тело сразу же отдали друзьям для погребения. Не потому, конечно, что спешил предстать перед Всевышним.

Дело в том, что в тюрьме Броуди навестил некий французский физик доктор Дегравер, который обещал воскресить его после смерти. Накануне казни французский эскулап вновь побывал в камере Броуди и сделал каранда­шом какие-то отметки на висках и руках, «чтобы не тратить зря время после повеше­ния». Затем он вручил Броуди небольшую се­ребряную трубку, которая, будучи вставлен­ной в горло, должна была, по идее, предотвра­тить удушье.

И действительно, после казни тело быстро доставили в лабораторию, где ждал Дегравер. Однако тот ничего не добился. Броуди умер. И был воскрешен лишь в повести Стивенсона, который соединил в одном персонаже и мисте­ра Броуди, и доктора Дегравера. Так появи­лись доктор Джекил и мистер Хайд.

За три дня Стивенсон написал три тысячи слов. Он считал, что ему удалось ухватить суть этой таинственной истории. И читатели с ним согласились. Книга, вышедшая в свет в январе 1886 года, была быстро раскуплена..

Впрочем, не ко всем произведениям Сти­венсона публика была столь же благосклонна. Вспомним хотя бы о книге, которая была упо­мянута в начале главы.

Роман «Остров сокровищ» был придуман во время игры. Вместе с пасынком в один из пасмурных дней 1881 года Стивенсон начер­тил карту воображаемого острова. Потом по этой карте и была написана сама повесть.

Когда до конца было еще далеко, с первы­ми главами романа ознакомился владелец дет­ского журнала «Янг Фолкс» и тут же отдал их в печать. Казалось бы, успех будущей книги обеспечен...

Но сначала автор «споткнулся» на шест­надцатой главе, хотя предыдущих пятнадцать написал всего за две недели — в рекордно короткое время. Про­должение же Стивен­сон никак не мог при­думать.

Наконец, повест­вование все же стро­нулось с мертвой точ­ки и с грехом пополам дошло до слова «Ко­нец». Но тут стран­ную привередливость проявил «его величество читатель». Успех «Ост­рова» в журнале оказался ничтожным, в редак­цию пришло немало писем с критикой. Почему? Стивенсон не мог найти ответа на этот вопрос. Тогда он все же рискнул и издал «Остров сокро­вищ» за свой счет отдельной книгой. Первое из­дание сначала расходилось со скрипом, но потом вдруг словно прорвало плотину. На книгу посы­пались заказы. А второе и третье издания рас­хватали моментально. Роман получил широчай­шую известность и вскоре был переведен на мно­гие языки мира.