С Гоголем у нас все плохо.
Изучение литературы в школе часто отбивает всякую охоту
читать классику, а Гоголя особенно. Не хочу обидеть учителей, сам учитель.
Причин много, и говорить о них неинтересно. Что мы знаем о Гоголе? Что иногда
он писал страшно («Вий»), иногда занятно («Тарас Бульба»), но всегда непонятно.
Что касается «Мертвых душ» и гоголевского юмора, то здесь вообще катастрофа.
Какой такой у Гоголя юмор, школьник искренне не понимает. И я его понимаю.
Вы видели портреты Гоголя и заметили, что нос у него был
длинный. И свой длинный нос Гоголь совал всюду. Россию‑Русь он знал прекрасно.
И в этом знании много печали. Но это печальное знание принимает в произведениях
Гоголя такие необычные, такие странные, такие фантастические формы, что они
сбивают с толку читателя.
Гоголь создает свой мир, похожий и не похожий на
реальный. Это мир, населенный людьми, но лишенный живой человеческой души.
Тоска по ней выражается в своеобразном юморе, который Гоголь определил как
«видимый миру смех сквозь невидимые миру слезы». Произведения писателя
переполнены вещами – описаниями природы, предметами быта, одежды,
гастрономическими блюдами, строениями, но среди них не находится места
человеку. Живой человек, способный на сильные чувства и решительные поступки,
может появиться лишь за пределами реальной жизни: в мире сказки («Ночь перед
Рождеством») или в легендарном героическом прошлом, которое тоже похоже на
сказку («Тарас Бульба»). В современности нет места душе. Ее подменяют чины,
мундиры, деньги – все, что помогает человеку казаться, а не быть.
Поиск живой души приводит Гоголя к главной книге его
жизни – поэме «Мертвые души». Название двойственно. Во‑первых, оно относится к
сюжету. Мошенник Чичиков разъезжает по губерниям и скупает у помещиков «души»
(крепостных крестьян). Афера заключается в том, что купленные крестьяне умерли,
но по документам, формально, числятся еще живыми, и их можно продать или
заложить. Во‑вторых, мертвые души – это персонажи поэмы, чиновники и помещики, чьи
тела живы, они ходят, говорят, едят, пьют, – но души мертвы. Гоголь
задумывал большой труд – «поэму», в которой бы в конце концов жизнь
восторжествовала над смертью и души воскресли, но написал лишь первый том. Он
так и не смог увидеть в жизни и создать художественный образ положительного
героя – идеального человека с живой душой.
Мир Гоголя необычайно смешной. Сказав это, автор, то есть
я, замечает, что оказался в тупике. Попробуй докажи, что смешного в «Мертвых
душах» и в мертвых душах. Объяснять, в чем юмор и где надо смеяться, –
самое неблагодарное и самое бесполезное дело. Это как вопрос в учебнике: «Что
показалось вам грустным, а что смешным в этом произведении?» Представления не
имею, как можно на него ответить.
Чтобы объяснять читателю такие трудные вещи, советовать,
что достойно чтения, а что нет, существует литературная критика. Литература
выросла и усложнилась так, что потребовался посредник между ней и читателем,
своего рода профессиональный читатель, который оценивает новые литературные произведения.
Основы русской литературной критики заложил Виссарион Григорьевич Белинский. В
течение XIX века критика развивалась в двух направлениях. Первое направление –
это «эстетическая критика», которая выявляет смысл художественного произведения
и доносит его до читателя. Второе – это «реальная критика», которая говорит не
столько о произведении, сколько о жизни, которая в этом произведении отражена.
Тогда критика становится публицистикой – оценкой не литературных, а жизненных
явлений. |