Возможно, он научился этому умению у своего отца — земского врача из слободы По­кровской — саратовского предместья на бере­гу Волги. Теперь это город Энгельс, знамени­тый на всю страну своими троллейбусами.

«Отец знаком со всей слободой, — писал впоследствии Кассиль. — Нарядные свадебные кортежи почти всегда считают долгом остано­виться перед нашими окнами. Цветистая ку­терьма окружает тогда наш дом».

В традициях этого дома — не замыкаться, участвовать в общественной жизни города; па­радные двери квартиры открыты ежедневно в часы приема больных: доктор Кассиль — чело­век доступный, демократичный, с опытом и привычками земского врача, берущий риск на себя, оказывающий немедленную помощь всем, кому она необходима. А необходима его помощь была многим, и старший докторский сын Леля видел у себя дома множество людей самого разного сословия.

Вместе с тем доктор Кассиль прекрасно знал себе цену, уважал профессионализм и полагал, что если государством будет управлять кухар­ка, ничего хорошего из этого не выйдет. Каж­дый должен заниматься своим делом. А потому, «когда в нашей квартире засорялась уборная, замок буфета защемлял ключ или надо было пе­редвинуть пианино, Аннушку посылали вниз, в полуподвал, где жил рабочий железнодорожно­го депо, просить, чтобы «кто-нибудь» пришел. «Кто-нибудь» приходил, и вещи смирялись пе­ред ним: пианино отступало в нужном направ­лении, канализация прокашливалась и замок отпускал ключ на волю».

Из этого дома и берет свое начало «Швамбрания» — выдуманная страна, играя в кото­рую ученик первого класса Покровской муж­ской гимназии Леля Кассиль вместе с млад­шим братишкой удалялся от обид взрослого мира. В ней всегда побеждала справедливость. И эту веру, что правда всегда себя покажет, Лев Кассиль пронес через всю свою жизнь.

И как ни странно, это, пожалуй, единствен­ный случай в литературе, когда советская власть отступилась от писателя-еврея и не ука­зывала ему, как себя вести и что делать, за весь период его сорокалетней творческой деятель­ности. Она приняла его Игру и даже подыг­рывала ему по мере возможности.

Впрочем, и сам Кассиль, коли уж доводи­лось, тоже подыгрывал советской власти. Ког­да его попросили отредактировать примерный устав будущей пионерской организации, он отложил все свои дела и отшлифовал законы пионерской жизни до последней строки.

Вот так они и сосуществовали — писатель и действительность.

Может быть, поэтому в творчестве Кассиля не прослеживается особых трагедий. Даже ре­волюция у него — какая-то «домашняя», про­исходила она в классе, в гимназии, в малень­ком городке, в докторской квартире. Она была своя, личная, не похожая на ту, что у соседа. И, может быть, поэтому читать о ней было на­много интереснее, чем о тех проблемах, что об­суждались на газетных страницах.

И жизнь самого писателя тоже обошлась без особых трагедий, сложилась удачно и сча­стливо.

Он жил в Москве, на Таганской площади, неподалеку от Гендрикова переулка, где была квартира В. В. Маяковского. И даже водил знакомство с Владимиром Владимировичем, который печатал его произведения в своем журнале «Новый Леф» — а такой чести он удо­стаивал немногих. Более того, в начале писа­тельского пути Маяковский лично рекомендо­вал Кассиля издателям. Вот как пишет об этом сам Кассиль:

«С первыми ее страницами (повести «Конду­ит») я, волнуясь, пришел в маленький Гендриков переулок за Таганкой, туда, куда давно меня влекло восторженное преклонение перед громоподоб­ным талантом жив­шего там человека. Я взбежал по лестни­це, а сердце у меня от волнения скатилось вниз по ступенькам. Я позвонил у двери, на которой была при­бита медная дощеч­ка с именем Маяков­ского. Я позвонил, и мне открыли. Через эту дверь я и вошел в литературу».       

Среди друзей и коллег Маяковского он был самым молодым. И потому, случалось, над ним подтрунивали. Но не обижали. Как рас­сказывал сам писатель, однажды, на одном из литературных собраний, происходивших дома у Маяковского, в Гендриковом переулке, ему удалось сказать что-то умное, наилучшим об­разом заканчивающее спор. Кирсанов услы­хал это и молвил:

Одного Кассиля ум

Заменил консилиум...

Маяковский этого не слышал, поскольку вышел из комнаты. И гордый Кассиль побе­жал к нему в прихожую похвастаться. Вот, де­скать, что про него сочинили. На что Маяков­ский, не оборачиваясь и продолжая надевать неподатливые галоши, пробасил:

Мы пахали, мы косили.

Мы нахалы, мы Кассили!

Обескураженный Кассиль пошел за утеше­нием к Асееву, который тут же срифмовал:

Других не осиля,

Напали на Кассиля.

Замечательно, что в этом случайном шут­ливом триптихе каждый из поэтов представ­лен характернейшими особенностями своего почерка, своего стиля.

Поначалу Лев Кассиль работал в газетах и журналах, в том числе и в «Известиях», где, как он отмечает в автобиографии, «описывал пла­нетарий и фабрику-кухню, заседания и матчи, вокзалы и станции «скорой помощи», коопера­тивы и музеи, сессии академий и тиражи госу­дарственных займов, больницы и аэродромы, парады и водопроводы, корабли и детские са­ды» ... Ну, а потом стал писать детские книжки. И после того, как его повести «Кондуит» и «Швамбрания» получили известность, оконча­тельно и бесповоротно стал детским писателем.

Особняком в его творчестве стоит повесть «Вратарь республики». Ее созданием писатель обязан вот какому факту своей биографии.

Летом его семья частенько снимала дачу на Клязьме, неподалеку от спортивной базы «Спартака» в Тарасовке. И в гости к писателю время от времени заходили спортсмены. Бывал Георгий Знаменский — не только великолеп­ный бегун, но и цельная волевая натура.

Мало кто знал, что сын деревенского попика из захудалого подмосковного прихода имел за­ветную мечту: увидеть себя и брата в белом, скрипящем от крахмала халате со стетоскопом в руках! И ради этого тащил за собой младшего брата Серафима не только на беговую дорожку, но и по трудным тропам латинской грамматики!

Приходил молодой боксер Николай Коро­лев, ученик и последователь знаменитого Арка­дия Георгиевича Харлампиева, некогда высту­павшего в Париже на профессиональном ринге под именем «Шарль Лампье». В нем окружаю­щих привлекали интеллект, умение владеть со­бой на ринге, быть хозяином положения и пред­лагать сопернику наиболее выигрышные для себя варианты. В обыденной же жизни предпо­читал держаться в тени, любил читать, был скромен и даже застенчив.

И Георгий Знаменский, и Николай Коро­лев, как уже говорилось, были спартаковца­ми. И, понятное дело, болели за футбольную команду «Спартак», которая очень нравилась и Кассилю. Он заболел футболом еще в ранней юности, когда сам с радостью гонял мяч по двору, и оставался страстным болельщиком до конца жизни, когда футбол, как он иронизи­ровал сам над собой, превратился для него в «глубоко сидячую игру».

В результате этого интереса к футболу и по­явился рассказ «Петины бутсы» — про то, как наши ездили играть в Турцию, а также по­весть «Вратарь республики».

Многие потом поговаривали, что прототи­пом главного героя книги послужил заслужен­ный мастер спорта Анатолий Акимов. Во вся­ком случае, именно ему однажды было пода­рено уникальное, неповторимое издание этой книжки.

«Это маленький, немногим больше ладони томик в твердом тисненом переплете, на кото­ром во вдавленном медальоне изображен вра­тарь, в прыжке достающий мяч, с цветной су­перобложкой, с многочисленными красочными иллюстрациями, каждая из которых проложе­на вклеечкой из прозрачной папиросной бума­ги. Чрезвычайно мелкий, но очень разборчивый шрифт, — рассказывал Анатолий Акимов. — Но самое интересное на обороте титульной стра­ницы, там, где помещают так называемые вы­ходные данные. Тем же мельчайшим четким шрифтом начертано: «Оформление, переплет и суперобложка работы А. Коврижкина, ученика 7-го класса 209-й школы. Текст переписан из «Пионерской правды» 1937—1939 гг.»

Так, не дожидаясь выхода повести отдель­ной книгой, московский школьник Анатолий Коврижкин издал ее сам. Это ли не признание популярности и читательской любви!

Потом Л. А. Кассиль написал еще несколь­ко книг, в том числе н на спортивные темы, но ни одна из них не пользовалась столь шумным успехом, как «Вратарь республики». Но и сил на нее писатель потратил немало. Работа над разными редакциями продолжалась с 1932 по 1959 год!

Если вы почитаете эту книгу внимательно, то поймете, что она не только про футбол. «Что наша жизнь? Игра!» — некогда сказал классик, и писатель Кассиль расшифровал эту крыла­тую фразу по-своему.