Николай Гумилев тоже задумывался над вопросами, так
волновавшими Ивана Бунина. В его стихах тоже идет речь о слове, но образ
слова у этого поэта совсем иной. Прочитаем это стихотворение.
Слово
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово – это Бог.
Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества, И, как пчелы в улье опустелом, Дурно пахнут мертвые слова.
Чтобы понять это стихотворение, надо обратиться к
Библии. Евангелие от Иоанна начинается так: «В начале было Слово, и
Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). Здесь Слово
имеет особое значение, которое принято в богословской литературе. В
христианской культуре Слово божественно. Это не только речь, дарованная
Богом человеку, но и сам Бог, Сын Божий, а также истина, премудрость,
благодать.
А Четвертая книга Моисея в Библии называется «Числа». В
ней повествуется о сорокалетнем странствовании народа по пустыне и
приводятся законы, которые Бог заповедал Моисею, ведущему свой народ в
страну обетованную. По этим законам должна строиться повседневная жизнь
людей. Здесь говорится о том, как следует исполнять обязанности по
отношению к Богу и людям, каким должно быть общественное устройство,
даны нравственные правила.
Фраза «Солнце останавливали словом» напоминает об
эпизоде из книги Иисуса Навина, где повествуется о том, как Иисус Навин,
преемник Моисея, завоевывая обетованную землю, молитвенным словом
остановил Солнце, чтобы победить врагов. Он сказал: «…стой, солнце, над
Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна
стояла, доколе народ мстил врагам своим… И не было такого дня ни прежде,
ни после того, в который Господь так слушал бы гласа человеческого» (Ис. Нав. 10:12–14).
К Библии обращает нас и строка: «Словом разрушали
города». Из той же книги Иисуса Навина мы узнаем, как разрушены были
неприступные стены Иерихона: «Как скоро услышал народ голос трубы,
воскликнул народ громким голосом; и обрушилась стена города до
основания…» (Ис. Нав. 6:19).
Отсылки к библейским текстам помогут вам понять тот смысл, который поэт вкладывает в образ слова. Но это еще далеко не весь смысл. Подумайте: почему поэт противопоставляет Слово и Числа? Слова эти употреблены в переносном значении. Что такое Числа? Это те практические правила, которые нужны для низкой жизни. Это слова-слуги, они необходимы в жизни так же, как домашний подъяремный скот.
То, что мы теперь назвали бы высказываниями, которые служат передаче
информации, формулированию законов и правил быта, а также побуждают
людей к каким-либо действиям, – и есть те функции, которые исполняет
язык в практической жизни. При этом умное число вмещает все оттенки смысла,
которые нужны для повседневного быта. И вот перед нами картина:
«Патриарх седой… Не решаясь обратиться к звуку, / Тростью на песке
чертил число».
Все это, конечно, не следует понимать буквально, смысл
сказанного таков: в повседневной жизни древние люди руководствовались
простыми житейскими правилами и умели ценить слово – символ высокого,
божественного (не решаясь обратиться к звуку …). Не только люди с
трепетом и благоговением берегли слово, не употребляя его всуе, но и
то, что в природе считается могучим и высоким, трепещет перед ним: «И
орел не взмахивал крылами, / Звезды жались в ужасе к луне, / Если, точно
розовое пламя, / Слово проплывало в вышине». Все эти картины и
сравнения показывают совершенно исключительное место Слова…
А затем следуют пятая и шестая строфы, где речь идет о
современной поэту действительности. Они начинаются с многозначительного
союза «но». Эта антитеза – раньше люди понимали высокое значение Слова, а
теперь забыли– использована для того, чтобы подчеркнуть мысль: рушится нечто чрезвычайно важное. Обратите внимание на слово осиянно
– это устаревшее высокое слово означает: пронизанное светом, озаренное.
При этом свет – не земной, а идущий свыше, как свет Вифлеемской звезды,
как тот свет, который осиял пастухов, когда они узнали о рождении
Христа.
А что такое скудные пределы естества? Слово пределы– в прямом значении – границы, скудный – недостаточный, ограниченный, убогий, естество
(книжное слово) – природные свойства, природа. Это выражение означает,
что мы стали употреблять высокое, осиянное неземным светом Слово
для обозначения обыкновенных явлений. А за этим встает более общий
смысл: утратили благоговение перед божественным, высоким, неземным,
пытаясь материалистически объяснить явления духовные. И еще: утратили
веру, заменив ее рассудочными суждениями, суетливыми попытками
устройства земной жизни без Бога.
И здесь выступает еще одно значение слова:
поэзия, искусство слова. Приведем слова Гумилева из статьи, написанной в
то же время, когда и стихотворение (начало 1921 года). Они прямо
перекликаются: «Поэзия и религия – две стороны одной и той же монеты. Но
и та, и другая требуют от человека духовной работы. Не во имя
практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им
самим. Этика приспособляет человека к жизни в обществе, эстетика
стремится увеличить его способность наслаждаться. Руководство же в
перерождении человека в высший тип принадлежит религии и поэзии». Поэт,
создавая произведения, испытывает трепет и чувство победности оттого,
что творит «совершенные сочетания слов, подобные тем, что некогда
воскрешали мертвых, разрушали стены». А забвение высокого предназначения
поэзии делает слова мертвыми.
Таким образом, стихотворение, охватывая разные эпохи
жизни человечества, громадное пространство земли и неба, позволяет
взглянуть на сегодняшние проблемы с позиций вечности. Поэт говорит о
значении для человека высокого духовного начала, которое открывают ему
религия и поэзия, о катастрофическом забвении духа в его время, о роли
поэзии, способной вернуть человеку высокое призвание его. Об этом
преображении человека, о возникновении у него шестого чувства– духовности
– под воздействием искусства и говорит Гумилев как в стихотворении
«Слово», так и в строфе из стихотворения «Шестое чувство», которая
приведена в качестве эпиграфа. О том, что эти мысли у поэта не случайны,
что его убеждения – результат глубоких размышлений, свидетельствует и
стихотворение, написанное после путешествия в Италию и называющееся «Фра
Беато Анджелико». Приведем отрывок из него, он очень выразительный:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей – мгновенна и убога.
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
|