КАЖДЫЙ ГРАМОТНЫЙ ЧЕЛОВЕК…

«аждый грамотный человек знает о…» Как часто мы употребляем это выражение! В самом деле: каждый грамотный человек должен знать о международном положении и об успехах в освоении космоса, о загадках древних цивилизаций и об олимпийских играх, и еще о многом, очень многом. Но вместе с тем существует любопытный парадокс: осведомленный в самых разных областях жизни, политики, культуры обычно поразительно мало знает… о самой грамоте. О расшифровке древних письмен написано немало интересных и увлекательных книг. О том, как Франсуа Шампольон нашел ключ к египетским иероглифам, молчавшим многие сотни лет, рассказывает Керам в своей замечательной книге «Боги, гробницы, ученые». Тот же Керам много места отводит расшифровке таинственных иероглифов хеттов в книге «Узкое ущелье и Черная гора». Книга Э. Добльхофера «Знаки и чудеса» рассказывает о многих других дешифровках: крито-микенского слогового письма, клинописных знаков Древнего Востока — аккадских, угаритских, эламских, древнеперсидских и т. д. Книги, посвященные погибшим цивилизациям древности и новейшим открытиям археологии, касаются и письмен, как прочтенных, так и еще не разгаданных. «Каждый грамотный человек» читал многие из этих книг. Он знает о подвиге Шампольона и о Бехистунской скале, где выбита трехъязычная надпись, давшая ключ к расшифровке клинописи знаков. «Каждый грамотный человек» имеет представление о нерасшифрованных по сей день надписях на печатях, найденных в долине реки Инд или на деревянных дощечках «кохау ронго-ронго» острова Пасхи… Но стоит задать ему вопрос о его собственной грамоте — и, как правило, почти «каждый грамотный человек» становится в тупик.

Например: и русские, и белорусы, и украинцы — народы, очень близкие друг другу, родные братья по языку и культуре. Почему же в украинском письме буква «и» означает не звук «и», как с русском, а звук «ы», а буква «е» передает звук «э», а не «е»? Наши братья по языку, славянские народы, — такие, как сербы, хорваты, болгары, — пользуются письмом, очень близким нашему. Создателями его являются Кирилл и Мефодий. Но почему другие, братские славянские народы, — поляки, чехи, словаки, употребляют письмо на латинской основе (кстати сказать, очень неудобное для передачи характерных шипящих звуков, обильных в славянских языках)?

И славянское, и латинское письмо восходят к одному древнему прототипу — греческому алфавиту. Буква «а» и в русской, и в латинской азбуке передает «а», буква «о» — «о», буква «е» — «е» (или «э»). Эти гласные имеют одинаковое звучание в алфавитах на латинской и на русской основе. Но почему в этих алфавитах одинаковые по форме буквы «с», «н», «х» передают различные звуки?

Вряд ли кто, кроме узкого круга специалистов, знает, что наши буквы «ш» и «щ» являются… потомками иероглифов Древнего Египта. Да, тех самых иероглифов, которые удалось расшифровать Шампольону! Последние исследования показали, что детям легче запоминать японские иероглифы, чем латинские буквы, Буквы кажутся им слишком «абстрактными», отвлеченными и похожими друг на друга. А ведь наверняка «каждый грамотный человек» на вопрос: «Что легче изучать — буквы или иероглифы?» — ответит: «Ну, конечно, буквы!»

Мы привыкли к нашему буквенному письму, а также к алфавитным знакам письмен, построенных на латинской азбуке (английский, немецкий, испанский, французский и многие другие языки). И все иные письмена кажутся нам какими-то экзотическими редкостями, пережитком древних эпох. Между тем привычным для нас алфавитным письмом, которым написана и эта книга, пользуется менее половины человечества. Большая часть населения Земли живет в странах, где применяется иероглифическое и слоговое письмо. Кстати сказать, и финикийцы, которых принято именовать «изобретателями алфавита», на самом деле писали слоговыми, а не алфавитными знаками. Да и письмо, которым мы пользуемся, также можно назвать «алфавитом» весьма условно.

«РУССКАЯ ИЕРОГЛИФИКА»

Алфавитным принято называть письмо, где каждый знак передает определенный звук того или иного языка. Но давайте обратимся к нашей русской азбуке. Разве все ее буквы соответствуют одному звуку русского языка? Нетрудно увидеть, что не все.

Вот буквы «я», «ю», «е»… Таких звуков в русской речи нет. И если сделать запись с помощью других русских букв, то вместо «я» получим «йа», вместо «ю»— «йу», вместо «е» — «йе». Или, если прибегнуть к знакам международного фонетического алфавита (вспомните знаки для транскрипции в англо-русских словарях), звучание, передаваемое этими буквами, можно представить в виде «ja», «ju», «je». И это — не отдельные звуки, а сочетание двух — «согласного плюс гласного» — звуков. Иными словами, буквы «я», «ю», «е», — не алфавитные, а слоговые!

Таким образом, в русской азбуке, помимо знаков для отдельных звуков («а», «б» и др.), есть и слоговые знаки. Ну, а что передает буква «мягкий знак»? В русском языке звука, соответствующего ей, нет и не может быть, Буква эта, как вы отлично знаете, означает «мягкость согласного на письме». То есть не сам звук, а определенную характеристику звука (мягкость). Буква «мягкий знак» позволяет нам отличать на письмо слова «мол» и «моль», «кол» и «коль», «топ» и «топь» и т. п. Ибо «н» твердое и «н» мягкое, «л» твердое и «л» мягкое — это разные звуки; передаются же они на письме в первом случае — буквой «л» и буквой «н», а во втором — сочетаниями «ль» и «нь». Значит, в русской азбуке, помимо букв-звуков и букв-слогов существуют еще «вспомогательные буквы», обозначающие не сам звук, а его определенный признак.

Однако и этого мало. Вверху или внизу страниц книг дается их нумерация. Знаки цифр органически входят в наш алфавит. Мы можем записать число «десять» с помощью букв, в виде отдельного слова, и с помощью цифр, — сочетанием «1» и «0». Чем же, являются знаки цифр? Очевидно, что передают они не звук, не слог и не признак звука, а целое слово: «1» передает слово «один», «2» — «две» и т. п. Знаки для слов называются логограммами (от греческого «логос» — «слово»). И в нашем письме не только цифры являются логограммами.

Вот, например, математические знаки `+`, `−`, `!`, `=` и т. д. Каждый из них может быть прочтен как слово: «плюс» или «прибавить», «минус» или «отнять»; «факториал» или «произведение всех чисел от единицы до данного числа» (5! — это произведение 1X2X3X4X5 и т. п.), «равно» или «равняется». Число подобных знаков-логограмм в математике велико — оно значительно превышает число букв русского алфавита. И, помимо математики, многие другие науки широко пользуются символическими знаками, знаками-логограммами. Тут и физика, и химия, и астрономия, и математическая логика. В последнее время специальные знаки-логограммы появляются и в работах биологов, лингвистов, психологов, экономистов.

Впрочем, логограммы употребляются нами не только в специальных статьях и научных монографиях. Своеобразными логограммами можно считать и сокращенные написания слов, аббревиатуры, Например — «ВВС» — «Военно-Воздушные Силы», «и др.» — вместо «и другие», «см.» вместо «смотри», «стр.» вместо «страница», «ТВ» вместо «телевидение» и т. д. и т. п. (это также — аббревиатуры, даже не одного слова, а нескольких: «и так далее», «и тому подобное».

Число различных букв нашей азбуки равно 32 (или 33, если считать еще и букву «ё»). Различных знаков-логограмм насчитывается несколько тысяч. Если исходить из общего числа знаков, употребляющихся в письме, то тексты — во всяком случае, научные тексты — на русском языке следует считать не «буквенными», а «буквенно-логографическими». Часть слов записывается фонетически, с помощью знаков, перестающих звуки или отдельные слоги или признака звуков — вспомните «мягкий знак»), а часть — с помощью специальных знаков-логограмм, означающих целые слова.

Наше письмо, и принципе, могли бы быть чисто фонетическим: все цифры, научные термины и символы можно передавать и с помощью слов, записанных буквами. Не 2x2 = 4, а «дважды два равняется четыре». Не «Н₂О», а «аш два о» или просто «вода». «Не „5!"», а «пять в факториале», или «один умноженное на два, умноженное на три, умноженное на четыре, умноженное на пять». Но такой переход на чисто фонетическое письмо нецелесообразен: записи математиков, физиков, астрономов и других ученых стали бы громоздкими, потеряли бы они и строгость в однозначность, свойственную терминам науки. В формуле Е = mс² каждый символ обозначает одно четко определенное понятие физики. А слова «энергия», «равно», «масса», «скорость», «свет», «квадрат» имеют по нескольку значений.

При желании можно было бы проделать и обратную процедуру: ввести для каждого слова специальный знак-логограмму, а фонетические знаки, передающие не отдельные слова, а лишь слоги или звуки, упразднить. Запись тогда стала бы очень емкой, экономной… Но представьте себе, сколько тысяч и даже сотен тысяч знаков потребовалось бы изучать! Да и как быть со словоизменением, со всеми падежными окончаниями, глагольными суффиксами и т. п.?

В языках типа китайского или полинезийских, распространенных в Океании, слова не изменяются в роде, числе, падеже. Нет там и особых глагольных окончаний. В русском же языке, как вы знаете, есть шесть падежей, три рода, глагол бывает в двух залогах, трех временах и т. д. И все это выражается в виде различных окончаний, «приклеенных» к одному корню. Предположим, что мы ввели знак Н₂О — логограмму, обозначающую слово «вода». Как тогда передать множественное число — «воды»? Падежную парадигму «вода — воды — воде — воду — водой — воде»? Вводить особые знаки? Это слишком громоздко. Вероятно, проще! было бы оставить один — «основной» — знак и добавлять к нему окончания, записанные не логограммой, а буквами.

Кстати сказать, именно так мы и поступаем, когда пишем «14-го мая» или «5-е сентября», пли «1-й раз», «3-я попытка» и т. д. Логографическое письмо — письмо, в котором каждый знак передает отдельное слово — слишком громоздко. Письмо чисто фонетическое, как показывает развитие науки на протяжении последних пятисот лет, также нерационально. Поэтому-то мы и пользуемся письмом смешанным, фонетически-логографическим или, как его называют, — иероглифическим.

«Иероглифами» иногда именуют письмо, знаки которого имеют рисуночный характер, являются «картинками». Но ведь не назовем же мы «иероглифами» рассказы-рисунки Херлуфа Бидструпа или вывески! Рисуночный характер могут иметь и знаки-логограммы, передающие слова, и фонетические знаки. В средние века писцы делали заглавные буквы рукописей в виде зверей, птиц и т. п. — но такая стилизация не делает само письмо «иероглифическим». Рисуночный знак нельзя называть иероглифом, если мы не знаем, как он читается, что ему соответствует в языке — звук, слово или же просто какое-то понятие в «языке рисунков».

Вот почему под термином «иероглифика» обычно понимают не письмо, знаки которого имеют рисуночный характер, а письмо смешанное. В нем одни знаки служат для передачи слов, а другие — звуков (или слогов). Таким «смешанным» письмом были и письмена Древнего Египта, и письмена Двуречья, и письмена хеттов, обитавших когда-то в Малой Азии. Таким письмом, по существу, является и наша русская азбука, если вспомнить о тысячах знаков — логограмм, которые применяются в различных отраслях науки.

В древних системах письма, например, в египетской иероглифике, шумерской клинописи, употреблялись так называемые детерминативы, «немые» или «ключевые» знаки. Сами знаки чтения не имели, но указывали, к какому кругу понятий относится то или иное слово, Например, шумеры ставили специальный детерминатив после имен богов. Египтяне сопровождали глаголы, передающие движение, детерминативом-рисунком двух идущих ног и т. д. «Ключи», детерминативы есть и в нашем языке. Это заглавные буквы, благодаря им мы отличаем имя «Лука» от слова «лука»(род, падеж от «лук»), имя «Лев» от названия царя зверей — «лев» и т. д. (В немецком письме — и в датском — заглавными буквами-детерминативами обозначаются вообще все имена существительные!)

Как видите, параллелей с иероглифическим письмом находится довольно-таки много.

ЧТО ТАКОЕ ГРАММАТОЛОГИЯ!

Тайны древних письмен, расшифровка неведомых знаков — область, безусловно, увлекательная и романтическая. Неудивительно, что наш «каждый грамотный человек» знает о древних письменах больше, чем о современных. Между тем неразгаданные письмена — лишь небольшая часть поистине необъятного моря письмен, дошедших до нас из глубины веков. А дешифровка знаков — только начальный этап кропотливой работы историков и филологов над древними текстами.

В наши дни, как и в древние времена, тексты пишутся разными шрифтами и разными системами письма, на различных материалах бумаге, камне, металле. Язык меняется с ходом лет, меняется и письмо, этот язык передающее. Меняется орфография, меняются алфавиты, меняются начертания букв, меняются сами буквы. И темпы изменения языка не соответствуют темпам изменения письма. Сравните, например, изменения в языке, произошедшие со времен Петра Великого, и гораздо более сильные изменения в письме (хотя обычно письмо изменяется медленней, чем язык).

Всеми этими вопросами занимается история письма: начиная с времен палеолита, когда первобытный человек наносил на скалы символические знаки, и кончая современными книжными шрифтами. Но история письма неотделима от его теории, раскрывающей законы, что лежат в основе исторических изменений. А изменения эти поистине огромны: от конкретного рисунка к абстрактной букве, от наскальных росписей до современных электронных вычислительных машин, с которыми путано общаться на «языке цифр» и кодовых программ (так называемая «машинная письменность»). Основные вехи в истории письма ученые смогли наметить уже в XIX веке. Но теоретическое осмысление этой истории начинается только сейчас, когда на помощь пришли точные методы теории информации, кибернетики, теории знаков и других дисциплин, родившихся на «стыке» наук.

История и теория письма имеют не чисто «академический» интерес: лишь на основе законов развития письма можно производить орфографические реформы. Почему мы пишем после буквы «ц» гласную «и», а в слове «цыган» — «ы»? Почему мы говорим «карова», а пишем «корова»? Эти вопросы возникают у нас с тех пор, как мы начинаем учиться письму, управляемому, «нормируемому» орфографией. Орфографические правила— лишь частный случай общей проблемы, — отношения устной речи и письменного текста, будь это русская азбука или японская иероглифика, студенческий конспект или текст для автоматического ввода и электронную вычислительную машину. И с этой проблемой тесно связана другая, столь же древняя, как я само письмо, обучевие грамоте, чтению и письму.

Проблема эта в ваши дни начинает решаться С полиций кибернетики. Мозг рассматривается как ультрасложная вычислительная машина, а правила орфографии — как особые алгоритмы, «программы действия», позволяющие «считывать» текст или, наоборот, кодировать звуки речи в особые знаки письма. И здесь намечается интереснейший «стык» науки о письме и кибернетики, причем на помощь приходят и такие, казалось бы, далекие дисциплины, как физиология, криминалистика, психиатрия, психология…

Что же говорить о связи науки о письме с археологией, этнографией, древней историей, — этими «главными поставщиками» материала!

В последние годы любопытный союз намечается и со сравнительно молодой дисциплиной — социологией. Проблемы национального письма были одними из самых актуальных в ходе культурного строительства в нашей многонациональной стране после Октября. Не меньшую актуальность они имеют сейчас в странах Азии, Африки, Океании, сбросивших ярмо колониализма.

Вопросы, связанные с начертанием знаков, расположением письменных и печатных строк и текстов касаются как науки о письме, так и эстетики — на стыке их появляется «эстетика письма».

Одна из самых насущных проблем современной научно-технической революции и связанного с нею «информационного взрыва» — это проблема создания особого «машинного языка», системы записи, одинаково понятной и мозгу человека, и электронному мозгу вычислительной машины. Проблема эта может быть успешно решена лишь в тесном сотрудничестве науки о письме с теорией автоматов, теорией информации, теорией алгоритмов и другими «кибернетическими» дисциплинами.

Мы говорим «иаука о письме»… Наука, включающая историю письма и его теорию, вопросы орфографии и психофизиологии письма, дешифровки и «машинной письменности»… Как называть эту науку, которая находится еще в пеленках, которая пробует сочетать точные методы математики с традиционными методами исследования, сложившимися в прошлом столетии? Одни авторы называют пауку о письме «графемикой» (от греческого «графо» — «пишу»), другие употребляют термин «грамматография», третьи «филография» («любовь к письму» — название под стать филологии, «любви к слову»). Употребляется даже термин «графология» (обычно применяемый к изысканиям, пытающимся найти связь между почерком и характером человека). На наш взгляд, самым удачным наименованием молодой науки о письме является термин «грамматология». Его ввел в 1952 году известный востоковед И. Е. Гельб в книге «Исследование письма», впервые сформулировавшей круг задач, стоящих перед наукой о письме. Термин «грамматология» принят большинством советских ученых и широко распространен за рубежом, Быть может, в будущем предложат другое, еще более удачное, название для науки о письме. Дело не в термине — ведь и наука о языке, по сути дела, имеет два наименования: «филология» и «лингвистика» (причем последнее не совсем грамотно, ибо соединяет латинский корень «лингва» — «язык» с древнегреческим окончанием «тика»).

С каждым годом становится все яснее, что наука о письме быстрыми темпами превращается в такую же разветвленную, фундаментальную и многогранную отрасль знания, какой стала в нашем веке ее старшая сестра — наука о языке.