Что можно сказать о букве Н, кроме того, что это
14-я буква русской гражданской азбуки, выражающая звонкий носовой звук и
передне-, и средне-, и заднеязычного образования?
Этот звук бывает у нас и твердым и мягким, как почти
все русские согласные. Сравните: «нос» — «нёс», «набат» — «няня»,
«нуль» — «ню».
Не так легко подобрать такую же пару — пример с «нэ-не».
В моем детстве произношение такого «нэ» было как бы условным значком,
обнаруживавшим интеллигента. Меня учили говорить «капитан Нэмо», а
некоторые мальчики читали это имя как «капитан Немо», точно он был
«немым». Помните чеховское «tuus fratħrь»? С тем же успехом можно
написать тут «капитан Нħмо»…
В русском языке надо отличить не только «н» от «нь», но ещё показать, следует ли за этим мягким «н» обычный или йотированный гласный. Именно поэтому мы пишем имя немецкого города — НЮрнберг, а английского порта — НЬюкасл.
В других языках мягкость «н» выражается
по-разному: и всякими условными значками, и сопровождением других букв. У
венгров роль нашего мягкого знака играет буква Y; мягкое «н» пишется как NY. Слово nyafka, например, значит «плаксивый», а произносится не «ниафка», а «няфка». Таким образом, в венгерском варианте латиницы буквы Y вообще нет: она рассматривается только как знак мягкости при согласных.
Испанское правописание пошло по другому пути. У них есть две буквы — «эне», означающая твердый «н», и «энье» для смягченного «н».
Поляки действуют подобно испанцам: обычная N у них означает твёрдый звук «н», а с диакритическим клинышком над ним — ń, как бы «польское энье» — произносится как «нь».
Наше Н, оказываясь перед Е, И, Ё, Ю, Я, приобретает значение мягкого звука; перед ними ему Ь
не нужен. Появляясь же, он указывает не на мягкость, а на йотацию:
«семя» — «семья». Польский язык не знает таких пар букв, как наши А — Я, О — Ё.
Казалось бы, тут и пустить в ход ń. Но польское правописание идет по другому пути: помещает между N и следующей буквой букву I.
А для чего же тогда буква ń? Она бывает нужна либо в середине слов, перед согласными — bańka — банька, либо же на концах слов — koń — конь.
Вот целая цепочка: konik — koń — koniarz (конёк, конь, конюх) — всюду мягкость «н» показана по-своему.
Который же из перечисленных способов выражать мягкость и твердость «н» наиболее удачен? Вероятно, никакой. Все по-своему хороши, и у каждого есть свои недостатки.
Читатель может спросить: а почему создалось такое странное соотношение формы между латинской буквой N и русской H? Кое-что я уже говорил об этом, рассматривая букву И, напоминающую зеркальное отражение N.
Многое из того, что определило выбор начертаний для отдельных букв и
западных и нашей азбуки, уже немыслимо сейчас восстановить. Не всегда
можно разгадать древних алфавитистов: ведь они руководствовались не
принципами нашей современной науки. И тем не менее…
До начала книгопечатания форма каждого письменного
знака зависела от личных вкусов и способностей переписчика. Соблюдая
моду, все они придавали буквам все новые и новые начертания.
Палеографы поставили себе на службу эту изменчивость
почерков и довольно точно приурочивают тексты по начертаниям букв к
тому или другому веку, а то и меньшему периоду.
Так вот, по их разысканиям примерно с XIV века косая соединительная черта буквы N начинает все явственней приближаться к горизонтали. В результате N,
раньше походившее на «и оборотное», стало все ближе напоминать
заглавный вариант греческой «эты» (она же «ита»), имевшей в классическом
письме начертание Н.
В Древней Греции знак «эта» выражал не только «э» или «и», но также и эти звуки со своеобразным «придыханием»: «хэ», «хи».
Мы, составляя славянскую азбуку, превратили греческое Н в свое «эн». Западные же народы, отправляясь от таких начертаний, как Ηλιος — «гелиос» — солнце, сохранили за латинским Н значение «ха», «аш», «эч», часто выступающих как придыхание.
Вот так в результате действий отнюдь не единовременных и не единоличных возник парадокс: русская буква Н по форме совпала с Н латиницы, выражающей совсем иной звук. А русская буква И стала как вывернутое наизнанку N. |