Пушкин давно подозревал, что тайное общество
существует. Более того: был почти уверен, что друг его Пущин состоит в
таком обществе. И не ошибался.
Летом 1817 года офицер штаба Гвардейского корпуса Иван Бурцев действительно принял Ивана Пущина в тайный «Союз Спасения».
«Первая моя мысль, — рассказывал Пущин, — была
открыться Пушкину: он всегда согласно со мною мыслил о деле общем
(respublica), по-своему проповедовал в нашем смысле — и изустно, и
письменно, стихами и прозой. Не знаю, к счастью ли его или несчастью, он
не был тогда в Петербурге, а то не ручаюсь, что в первых порывах, по
исключительной дружбе моей к нему, я, может быть, увлек бы его с собою».
Так бы и случилось, конечно, если бы Пушкин на летние месяцы не уехал в Михайловское.
Когда же он вернулся, первый порыв Пущина поостыл,
его сменили раздумья. Пушкин мыслит, как и он, но достаточно ли этого,
чтобы привлечь его в тайное общество? Для члена такого общества первое
дело — осторожность. Малейшая ошибка — и все может погибнуть. Способен
ли Пушкин по свойствам своего характера стать хорошим конспиратором,
неукоснительно хранить тайну?
Пущина мучили сомнения. «Подвижность пылкого его нрава, сближение с людьми ненадежными пугали меня», — признавался он. И молчал.
Но не так легко было таиться от Пушкина. Он слишком
хорошо знал друга и, заметив в нем перемену, для других неуловимую,
заподозрил истину. Он допытывался, спрашивал. Пущин отшучивался или
менял разговор. «…Во время его болезни и продолжительного выздоровления,
видясь чаще обыкновенного, он затруднял меня опросами и расспросами, от
которых я, как умел, отделывался, успокоивая его тем, что он лично, без
всякого воображаемого им общества, действует как нельзя лучше для
благой цели», — рассказывал Пущин.
Но Пушкин не успокаивался и не оставлял подозрений. Раз было похоже, что Жанно попался.
Как-то вечером, зайдя случайно к Тургеневым, Пушкин
услышал, что из комнаты Николая Ивановича раздаются голоса. Он
приоткрыл дверь, заглянул. Вокруг большого стола сидели несколько
человек. Один что-то читал, другие слушали, изредка прерывая его чтение
вопросами.
Среди собравшихся Пушкин увидел знакомых. Здесь был
Куницын — их лицейский профессор, гвардейские офицеры Бурцев и Колошин.
Ба, да здесь и Пущин!
Пушкин тихонько вошел, тронул Пущина за плечо.
«Ты что здесь делаешь? — спросил он шепотом. — Наконец-то я поймал тебя на самом деле!»
Он не мог дождаться, пока окончится чтение, а когда
оно окончилось, напустился на Пущина: «Ты как сюда попал? Ты мне
никогда не говорил, что знаком с Николаем Ивановичем! Верно, это ваше
общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда, гуляя в Летнем саду.
Пожалуйста, не секретничай: право, любезный друг, это ни на что не
похоже!»
Пушкин был уверен, что наконец-то узнает все. Но не
тут-то было. Жанно и бровью не повел. Он спокойно ответил, что это
действительно общество, только не тайное, а журнальное. Все, кто здесь
присутствуют, — сотрудники будущего журнала, который Николай Иванович
задумал издавать. Пущин говорил так спокойно, что нельзя было не
поверить.
И все же Пушкин знал: тайное общество существует. И Жанно состоит в нем. Но почему он таится? Почему?
А Пущин едва сдерживался, чтобы не взять друга за
руку и с открытой душой не рассказать обо всем. Он мучительно думал: «Не
должен ли я в самом деле предложить ему соединиться с нами? От него
зависит, принять или отвергнуть мое предложение. Но почему же, помимо
меня, никто из близко знакомых ему старших наших членов не думает об
этом?»
Пущин ошибался: старшие члены думали. И в
Петербурге, и позднее на юге. Но они опасались, что по пылкости своего
нрава и по своей заметности Пушкин может привлечь к их обществу
любопытство и внимание нежелательных людей. И еще — это главное — не
хотели подвергать его смертельной опасности. |