Отец
Александра Сергеевича Пушкина принадлежал к одной из древнейших
дворянских фамилий России. Пушкин гордился, как об этом он сам не раз
говорил, своим «шестисотлетним дворянством». Не будем забывать, что при
Петре I, а это всего лишь за сто лет до описываемых нами событий, в
России появились, говоря современным языком, «новые русские» с новыми,
чаще всего европейскими, титулами — графы и бароны. Иметь такое
пожалованное звание считалось почетно и даже модно. Однако это не было в
чести у представителей старинных русских княжеских родов. Они не без
основания говорили: «Родню умей счесть и отдай ей честь».
Подразумевалось счесть, то есть сосчитать, можно только то, чего много, а
вовсе не одно — два поколения.
Известен
анекдот о том, как Пушкин понимал свое происхождение. На одном
великосветском бале, на котором все были в расшитых золотом мундирах и
только один Пушкин — во фраке, Николай I остановил его вопросом: «Ты кто
такой?» — «Я — Пушкин», — ответил поэт. «Я не знаю, кто ты такой?» —
повторил император. «Я — дворянин Пушкин». — «Вздор! Если бы ты был
дворянином, ты бы явился в дворянском мундире, ты видишь, все в
мундирах, ты один — во фраке».
В
государственной бюрократической машине, фундаментом коей служила
петровская Табель о рангах, мундир служил показателем чина, звания, без
которого даже самый гениальный поэт официально находился ниже последнего
писаря. Пушкин это остро чувствовал. Владимир Соллогуб вспоминал, что,
когда при разъездах кричали «Карету Пушкина!» — «Какого Пушкина?» —
«Сочинителя!», — Пушкин обижался. При всей гордости за свою литературную
профессию на первое место он, все-таки, ставил древность рода.
(Заметим, что именно за это Пушкина не жаловали московские литераторы,
многие из них были выходцами из купеческого сословия и не могли
похвастаться древностью своих родов. Их раздражал пушкинский
аристократизм да еще в сочетании с литературной профессией.) Жена
московского друга Пушкина Вера Александровна Нащокина вспоминала, как
после помолвки овдовевшей Натальи Николаевны с Ланским начальник
московской артиллерии барон Врангель поинтересовался у нее, за кого
выходит замуж Пушкина, и, узнав, что за генерала Ланского,
удовлетворенно сказал: «Молодец, хвалю ее за это! По крайней мере, муж —
генерал, а не какой-то там Пушкин, человек без имени и положения».
Род
Пушкиных ведется от некоего Радши, или Рачи, еще во времена князя
Александра Невского приехавшего в Россию из Славонии. В XIII веке такое
название носили хорватские земли, расположенные в междуречье Дравы,
Дуная и Савы. С XVI века название стало официальным. В надписи под
гербом Пушкиных эти земли называются Семиградскими: «Изъ Семиградской
земли выехалъ знатной славянской фамилш Мужъ честенъ Радша». Кстати,
рисунок герба включает в себя изображение княжеской шапки на алой
подушке, поднятую вверх руку с мечом и одноглавого орла с мечом и
державой в когтях. Все, согласно русской геральдической символике,
говорит о знатном славянском происхождении обладателей герба.
Здесь
надо сказать об одной особенности пушкинской родословной, которой
исследователи не всегда придают должное значение. Дело в том, что Радша
волею судьбы оказался предком Пушкиных по обеим линиям: и отцовской, и
материнской. Предок Пушкина в шестнадцатом колене стольник Петр Петрович
Пушкин, живший в 1644–1692 годах, имел двух сыновей. Старший,
каптенармус Преображенского полка Александр Петрович, женатый на Евдокии
Ивановне Головиной, стал прадедом Пушкина по отцу, а младший Федор
Петрович взял в жены Ксению Ивановну Кореневу и стал предком Пушкина по
материнской линии.
Среди
более или менее знаменитых русских фамилий, перечисленных Пушкиным в
«Автобиографии», которые пошли от этого Радши, некогда избравшего новую
родину, есть и такие широко известные имена, как Мусины-Пушкины,
Бутурлины, Мятлевы, Кологривовы. Фамилия же самого Пушкина, которая, как
пишет сам Александр Сергеевич, «встречается поминутно в нашей истории»,
не раз упоминалась летописцем нового времени Карамзиным в его
многотомной «Истории государства Российского».
Интересно
отметить, что и сам Радша имел богатую и древнюю родословную. Только
упоминание его далеких предков, а значит, и предков Пушкина — это
увлекательнейший экскурс в историю Российского государства.
Исследователи считают, что предком поэта в 31 колене был сам легендарный
Рюрик, а в 22 колене — основатель Москвы Юрий Долгорукий. Предком поэта
по прямой линии являлся Александр Невский. Родней Пушкину приходятся
спасители России от иностранных интервенций Дмитрий Пожарский и Михаил
Кутузов. Предки Пушкина были известны во времена Ивана Грозного. Четверо
Пушкиных подписались под грамотой об избрании на царство Романовых.
Служили Пушкины и при Петре I.
Письменные
свидетельства о фамилии Пушкиных впервые появляются в XV веке. Тогда
под этой фамилией был записан дворянин Константин Пушкин, младший сын
некоего Григория Александровича по прозвищу «Пушка», принадлежавшего в
свою очередь к седьмому колену от основателя рода легендарного Радши.
Предки
Пушкина по отцовской линии были людьми деятельными и энергичными. Но в
семейной жизни нравы многих из них отличались крайней грубостью, дикой
жестокостью и беспощадностью. Благодаря Пушкину нам известны два случая
из жизни деда поэта, которого он называет «пылким и жестоким». Эти
рассказы, уже после смерти Пушкина, в 1840 году были опубликованы в
журнале «Сын отечества». Тогда же их достоверность в письме в редакцию
журнала решительно и с негодованием опроверг отец поэта Сергей Львович,
что дает нам право считать оба рассказа семейными легендами Пушкиных.
Если верить им, прадед Пушкина по отцу зарезал свою жену во время родов,
а первая жена деда Пушкина умерла в домашней тюрьме, куда он ее заточил
только за одно подозрение в связи с неким французом, учителем его
детей. Самого же француза он будто бы самолично повесил на черном дворе.
Тиранил
он и вторую свою жену. Однажды, когда она была на сносях и вот-вот
ожидала роды, да к тому же чувствовала себя крайне нездоровой, он
потребовал от нее одеться в лучшие свои наряды и поехать с ним в гости. В
дороге она почувствовала родовые муки. Так, «разряженная и в
бриллиантах», прямо в карете, она и родила, как пишет Пушкин, «чуть ли
не моего отца». Домой ее привезли полумертвой.
Впрочем,
не менее дикими страстями отличались предки поэта и по материнской
линии. Известно, что его прадед Ганнибал, гордившийся своим абиссинским
происхождением, заставил свою белокожую жену постричься в монашенку
только за то, что она родила ему белую дочь, а дед Пушкина Осип Ганнибал
при живой жене женился вторично, представив фальшивое свидетельство о
смерти первой.
Отец
Пушкина, как и положено в дворянских семьях, с детства зачисляется в
армию, сержантом в лейб-гвардии Измайловский полк. Реально начал служить
только в 1791 году, когда переехал в Петербург. В 1796 году он женился
на Надежде Осиповне Ганнибал, а через год в чине капитан-поручика вышел в
отставку. Писал стихи, слыл мастером на каламбуры, за что был неизменно
любим в аристократических салонах. В городском фольклоре сохранился
анекдот о том, как однажды Сергей Львович встретил знаменитого в то
время комедиографа Копьева, известного в Петербурге своей невероятной
скаредностью. Из экономии он даже своих собственных лошадей постоянно
недокармливал, отчего те едва передвигали ноги. Поравнявшись с Сергеем
Львовичем, Копьев предложил его подвезти. «Благодарю, — ответил тот, —
но не могу, я спешу».
Сергей
Львович тоже отличался редкой скупостью. Сохранился анекдот из его
семейной жизни. Однажды сын Сергея Львовича — Лев — за обедом разбил
рюмку. Отец вспылил, а затем весь обед проворчал. Не выдержал и Лев.
«Можно ли, — сказал он, — так долго сетовать о рюмке, которая стоит
двадцать копеек?» — «Извините, сударь, — с чувством возразил отец, — не
двадцать, а тридцать пять копеек».
Однако
к серьезной деятельности Сергей Львович, как говорят, расположен не
был, предпочитая службе и хозяйственной деятельности светские визиты и
холостяцкие развлечения. О его беззаботности и легкомыслии ходили
легенды. Любимым занятием Сергея Львовича во время службы в гвардейском
полку было сидеть у камина и помешивать горящие угли своей офицерской
тростью. Как-то раз, согласно легенде, с такой обгоревшей тростью Сергей
Львович явился на учения, за что будто бы и получил выговор от
командира: «Уж вы бы, поручик, лучше явились на ученья с кочергой».
Рассеянность
Сергея Львовича принимала порой самые неожиданные формы. В салонах
рассказывали историю, как однажды на придворном балу к нему, стоявшему
на одном месте и не принимавшему участия в танцах, подошел император
Павел Петрович. «Отчего вы не танцуете?» — спросил он его. «Я потерял
перчатки, Ваше величество», — ответил Сергей Львович. Государь снял со
своей руки перчатки и благожелательно сказал: «Вот вам мои». Затем взял
Сергея Львовича под руку и подвел его к одной даме. «А вот вам и
дама», — великодушно добавил он.
В
1796 году Сергей Львович женился на Надежде Осиповне Ганнибал. В
сложной системе родственных связей семьи Пушкина Надежда Осиповна
приходилась своему мужу внучатой племянницей. Ее мать, дочь тамбовского
воеводы Мария Алексеевна, в замужестве Ганнибал, была Сергею Львовичу
троюродной сестрой. Между прочим, она стала первой воспитательницей
Пушкина, выучила его читать и писать по-русски и, по утверждению
П. И. Бартенева, значила для формирования детского мировоззрения Пушкина
не меньше, чем его знаменитая няня Арина Родионовна.