В 25 километрах от Петербурга в живописной местности, издавна известной среди местных жителей как Saris hoff, что в переводе означает «возвышенное место», раскинулся один из самых знаменитых петербургских пригородов — город Пушкин. За свою почти трехсотлетнюю историю город сменил несколько названий.

До 1918 года город Пушкин назывался Царским Селом, затем — Детским Селом. Идея последнего названия будто бы принадлежала наркому просвещения А. В. Луначарскому, тот предложил в целях воспитания детей в духе социализма и ограждения от религиозного воспитания забирать их из семей, помещать в специальные школы и запрещать родителям с ними видеться. Местом для первой такой, говоря современным канцелярским языком, спецшколы избрали Царское Село, славившееся свежим воздухом и чистой водой. Идея вскоре рухнула, и в 1937 году, в столетнюю годовщину гибели Пушкина, Детское Село переименовали в город Пушкин. Остались только железнодорожная станция «Детское Село», да анекдот того времени: У железнодорожной кассы: «До какой вам станции, гражданин?» — «Забыл вот. Название такое алиментарное. Да! Вспомнил. До Детского Села, пожалуйста».

Об основании Царского Села рассказывают легенды. В начале XVIII века единственная дорога из Петербурга, минуя Пулковскую гору, поворачивала направо, шла вдоль огромного лесного массива и затем, резко повернув на юго-восток, пробиваясь сквозь дремучий лес, заканчивалась при въезде на бывшую шведскую мызу Saris hoff. Несмотря на то что, как мы уже говорили, перевод этого названия на русский язык означает всего лишь «возвышенное место», легенды возводят его к имени какой-то «госпожи Сарры» — по одной версии, или к «старой голландке Сарре» — по другой. Языковое созвучие шведского слова «Saris» с библейским именем Сарра выглядело уж очень очевидным. Легенды вовсе не грешат нелогичностью. В XVIII веке название царской резиденции и в самом деле писали не с буквы «Ц», а с литеры «С» — Сарское Село. Но так как для простого народа, утверждают легенды, это произношение было не очень привычным, то слово «Сарская» будто бы стали произносить: «Царское». К мифической Сарре Петр I якобы иногда заезжал угоститься свежим молоком.

М.-Ф. Дамам-Демартре. Вид Царского Села. 1813 г.

В 1710 году Сарскую мызу на сухом возвышенном месте царь жалует А. Д. Меншикову, но через какое-то время передает ее во владение ливонской пленнице Марте Скавронской — будущей своей жене Екатерине Алексеевне. В отличие от Петергофа или Стрельны, Сарская мыза не превращается в официальную загородную резиденцию царя. Екатерина живет здесь простой помещицей в деревянном доме, окруженном хозяйственными постройками, огородами и садами. Временами, чаще всего неожиданно, сюда приезжает царь, любивший в этой уединенной усадьбе сменить парадные официальные застолья на шумные пирушки с близкими друзьями.

Только в 1718 году Екатерина начала строить первый небольшой каменный дом. Его проект выполнил архитектор И. Ф. Браунштейн. Если верить фольклору, этот загородный дом предназначался в подарок любимому супругу в ответ на преподнесенный Петром Екатерине загородный дворец в Екатерингофе. С первоначальным царскосельским дворцом связана одна сентиментальная легенда, записанная Штелиным. Приводим ее в пересказе И. Э. Грабаря.

«Угождение, какое сделал государь императрице, построив для нее Катерингоф, подало ей повод соответствовать ему взаимным угождением. Достойная и благодарная супруга сия хотела сделать ему неожиданное удовольствие и построить недалеко от Петербурга другой дворец. Она выбрала для сего высокое и весьма приятное место, в 25 верстах от столицы к югу, откуда можно было видеть Петербург со всеми окрестностями оного. Прежде была там одна небольшая деревенька, принадлежавшая ингерманландской дворянке Сарре и называвшаяся по ее имени Сариной мызою. Императрица приказала заложить там каменный увеселительный замок со всеми принадлежностями и садом. Сие строение производимо было столь тайно, что государь совсем о нем не ведал. Во время двухлетнего его отсутствия работали над оным с таким прилежанием и поспешностью, что в третий год все было совершенно отделано. Императрица предложила будто бы своему супругу по его приезде совершить прогулку в окрестностях города, обещая ему показать красивейшее место для постройки дворца, и привела его к возведенному уже дому со словами: „Вот то место, о котором я Вашему Величеству сказывала, и вот дом, который я построила для моего государя". Государь бросился обнимать ее и целовать ее руки. „Никогда Катенька моя меня не обманывала", — сказал он».

В 1743–1751 годах дворец претерпевает первую перестройку по проекту архитекторов А. В. Квасова и С. И. Чевакинского. Но уже к концу этой перестройки в процесс вмешивается величайший зодчий XVIII столетия Б. Ф. Растрелли. В 1752–1756 годах он практически заново перестраивает старый Царскосельский дворец. О впечатлении, производимом новым дворцом на современников, можно судить по преданию, записанному Павлом Свиньиным. «Когда императрица Елизавета приехала со своим двором и иностранными министрами осмотреть оконченный дворец, то всякий, пораженный великолепием его, спешил изъявить государыне свое удивление. Один французский посол маркиз де ла Шетарди не говорил ни слова. Императрица, заметив его молчание, хотела знать причину его равнодушия и получила в ответ, что он точно не находит здесь самой главной вещи — футляра на сию драгоценность».

В царствование Екатерины II дворец, из которого, как утверждают легенды, прорыты подземные ходы ко всем основным парковым павильонам, становится ее любимой загородной резиденцией. Однако серьезных изменений дворец уже не претерпевает. Более того, сохранилось предание об отказе государыни вторично золотить крышу Царскосельского дворца. В свое время на внутреннюю и наружную отделку дворца израсходовали более шести пудов золота. В народе про дворец рассказывали чудеса, уверяя, будто вся крыша его золотая. Карнизы, пилястры, кариатиды действительно позолотили. На ослепительно белой, луженого железа крыше стояла золоченая деревянная балюстрада, украшенная такими же деревянными золочеными фигурами и вазами. Но уже через несколько десятилетий позолота в значительной степени утратилась и требовала восстановления. После некоторых колебаний Екатерина отказалась от больших расходов, и позолоту частично закрасили, частично заменели бронзой. Но в народе сложилось предание, что не скупость государыни послужила тому причиной. Говорили, что ослепительный блеск золота в солнечную погоду не однажды вызывал панику и ложную тревогу. С криками «Пожар!» конные и пешие, светские и военные, опережая друг друга, спешили ко дворцу и затем, смущенные невольным обманом, расходились по домам и казармам. Потому-то, говорится в легенде, заботливая императрица и велела снять позолоту. Впрочем, по другой версии легенды, сама государыня, взглянув однажды на крышу дворца, пришла в ужас и едва не закричала: «Пожар!», да вовремя опомнилась. После этого курьеза будто бы и приказала императрица закрасить позолоту краской.

По другому преданию, только за право счистить остатки позолоты подрядчики предлагали «20 000 червонных», но Екатерина будто бы гордо ответила, что не продает своих обносков, и велела все закрасить охрой. Позолоченным остался только купол дворцовой церкви.

Заглядывая за границы нашего повествования, скажем, что Екатерининский дворец несколько раз подвергался опустошению. Дважды — в результате пожаров. Первый случился в 1820 году. По преданию, огонь удалось унять с помощью Святой иконы Божьей Матери, вынесенной из Знаменской церкви. Увидев икону, Александр I будто бы воскликнул: «Матерь Божия, спаси мой дом». Рассказывают, что в эту минуту переменился ветер и пожар удалось быстро прекратить. Второй пожар произошел в июне 1863 года. И на этот раз дворец будто бы снова спасла икона Божьей Матери. Ее, уже по указанию Александра II, вынесли из церкви и обнесли вокруг дворца. Пламя, еще мгновение назад не поддававшееся пожарным, говорят, тут же стало затихать.

Лицеист А. С. Пушкин. 1817–1818 гг.

Третий раз дворец подвергся разорению во время Великой Отечественной войны. Если верить фольклору, фашистские солдаты, оккупировавшие город Пушкин, однажды попытались снять даже позолоту с кровли дворца. Однако попытка провалилась. Каждый раз, едва на крыше дворца появлялись подозрительные фигуры, в дело вмешивались советские снайперы и точными выстрелами сбивали мародеров. Но сам дворец был разрушен и подвергнут варварскому разграблению. Возрождение дворца началось сразу по окончании войны и продолжается до сих пор.

Однако вернемся в XVIII век. Одновременно с Екатерининским дворцом возник, а затем рос и развивался Екатерининский парк. За долгие столетия дворец и парк слились настолько, что уже давно врозь не мыслятся. В 1720-х годах это единство было подчеркнуто прокладкой Эрмитажной аллеи, которая протянулась от центра паркового фасада дворца в глубину так называемого Старого сада, разбитого в голландском вкусе, и известного в обиходной речи как «Голландка». Старый сад делится надвое Рыбным каналом, прорытым в то же время. До Великой Отечественной войны по берегам Рыбного канала росли огромные ели и пихты, посаженные, если верить старым преданиям, самим Петром I. Во время фашистской оккупации их вырубили.

В центре парка был вырыт Большой пруд, в нем жили прекрасные белые лебеди. По осени лебеди не покидали Екатерининский парк. У них были подрезаны крылья. Рассказывают, что Александру I это так не понравилось, что он будто бы однажды пожурил садовника. «Когда им хорошо, — сказал император, — они сами здесь жить будут, а дурно — пусть летят куда хотят». Говорят, после этого на глади Большого пруда появились новые лебеди, с неподрезанными крыльями. Вскоре почти все они разлетелись. Их можно было увидеть в Павловске, Гатчине, в других местах. Но затем, ко всеобщему удивлению, лебеди вновь вернулись в Царское Село.

Екатерининский парк со своими строго расчерченными и бережно ухоженными дорожками и аллеями в представлении Екатерины II олицетворял государственный порядок, которым так гордилась императрица. Она подчеркивала это при каждом удобном случае. Рассказывают о курьезе, происшедшем с известным любителем музыки бароном А. И. Черкасовым. В Екатерининском дворце ему выделили комнаты, куда он мог приезжать в любое время. Однажды ему почему-то помешали ветви деревьев перед его окнами. Он приказал их срубить. Екатерине это не понравилось, и она решила найти способ досадить барону. Придя однажды в отсутствие барона в его покои, она разбросала и перемешала все ноты, которые у Черкасова всегда находились в порядке. А затем, увидев раздосадованного и разгневанного Черкасова, как можно мягче проговорила: «Теперь вы понимаете, что досадно видеть беспорядок в любимых вещах, и научитесь быть осмотрительнее».

Сохранилась еще одна легенда о болезненной любви Екатерины к порядку. Недалеко от Большого пруда находится так называемое Розовое поле. Это обширный зеленый луг, обрамленный роскошными кустами роз. Как-то прогуливаясь по парку, императрица обратила внимание на великолепную белую розу и решила подарить ее своему любимому внуку Александру. Но было уже поздно, и, чтобы за ночь розу не срезали, она приказала выставить у куста часового. А наутро совсем забыла о своем вчерашнем намерении. А часовой стоял. Затем его сменил другой, третий… четвертый гвардеец. Не зная о планах императрицы и боясь совершить непоправимую ошибку, командир караула учредил у розового куста постоянный караульный пост. Говорят, этот пост просуществовал вплоть до воцарения императора Николая I, который и отменил его за ненадобностью. По другим легендам, узнав о происхождении поста, Николай перевел его в другое место, к Орловским воротам, и повелел, «чтобы часовой по-прежнему, в память Великой бабки его, основоположницы лихих лейб-гусар, всегда назначался от этого полка».

Екатерининский парк богато украшен беломраморными скульптурами, особенно впечатляюще выглядящими на фоне темно-зеленых древесных крон. Традиционно бережное отношение к ним по инерции сохранялось и после Октябрьского переворота. Правда, иногда это принимало самые невероятные формы. Одна из легенд послереволюционного Петрограда повествует о том, как в 1918 году Петроградский губисполком получил телеграмму из Царского Села, из которой следовало, что после бегства белогвардейцев в одном из прудов Екатерининского парка нашли сброшенный с пьедестала обезображенный бюст Карла Маркса. В Царское Село спешно направили комиссию во главе со скульптором Синайским, автором памятника основателю марксизма, созданного в рамках ленинского плана монументальной пропаганды. К приезду высокой комиссии бюст уже установили на постамент и укрыли белоснежным покрывалом. Предстояло его вторичное торжественное открытие. Под звуки революционного марша покрывало упало, и Синайский в ужасе отшатнулся. Перед ним хитро и сладострастно улыбался, склонив едва заметные мраморные рожки, эллинский сатир — одна из парковых скульптур Царского Села. Синайский, рассказывает легенда, осторожно оглянулся вокруг, но ничего, кроме неподдельного революционного восторга на лицах присутствовавших, не заметил. «Памятник» великому основателю марксизма открыли.

При Екатерине II Царское Село превращается в загородную императорскую резиденцию. Вместо «Деревни царя», как называли его при Петре I, Царское стали называть «Дворцовым городом», «Петербургом в миниатюре» или «Русским Версалем». В непосредственной близости с Царским Селом Екатерина II решила построить новый городок и жить там со своим двором, устроив там, как она говорила, «Русский Версаль». Теперь этот городок известен как один из районов города Пушкина — София.

А. А. Тон. Царское Село. Лицей. 1822 г.

Сразу после открытия в Царском Селе Александровского лицея в аристократических салонах питерские остроумцы заговорили о «Городе Лицее на 59 градусе северной широты». От Lykeion — названия знаменитой древнегреческой философской школы на окраине Афин.

Но одно из самых распространенных названий современного города Пушкина — это «Город муз». В самом деле, на протяжении нескольких столетий в Царском Селе, а затем в Пушкине жили и работали многие выдающиеся представители русской литературы. Не говоря уже о самом Пушкине, заметный след в истории города оставили историк Николай Карамзин и философ Петр Чаадаев, писатели Алексей Толстой и Вячеслав Шишков, поэты Анна Ахматова, Сергей Есенин, Иннокентий Анненский, Николай Гумилев, Татьяна Гнедич и многие другие известные поэты и писатели.

Но мы опять отвлеклись.

Царскосельский, или Александровский, лицей, предназначенный для подготовки высших государственных чиновников различных ведомств, открылся в 1811 году. Это было необычное для России учебное заведение. Оно представляло из себя нечто среднее между существовавшими тогда гимназиями, кадетскими корпусами и университетом. По мнению его основателей, образование в нем должно быть не столько универсальным, сколько энциклопедическим. В этом виделся особый смысл. Иван Пущин в своих воспоминаниях вкладывает в уста Милорадовича, приветствовавшего выпускников Лицея, назначенных в гвардию, такие слова: «Да это не то, что университет, не то, что кадетский корпус, не гимназия, не семинария — это… лицей!»

Выбор Царского Села, а точнее одного из флигелей Екатерининского дворца, для размещения Лицея не был случайным. Он обусловился желанием царствующего императора Александра I дать европейское образование своим младшим братьям, великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. До этого они получали, если можно так выразиться, домашнее образование. Но их мать, вдова императора Павла I, Мария Федоровна собиралась отправить детей для продолжения учебы в Европу. Александр I будто бы узнал об этом и, памятуя о сложных отношениях с Европой накануне войны 1812 года, якобы, не желая отправки братьев в Европу, повелел основать свое учебное заведение в Царском Селе. Так это или нет, доподлинно не известно. Впрочем, великие князья в Лицее так и не учились. Однако, как впоследствии вспоминал лицеист пушкинского выпуска Модест Корф, и император Николай I, и великий князь Михаил Павлович не раз обращались к нему по-французски: «mon camarade mangue», то есть «мой несостоявшийся однокашник».

Дворцовый флигель, где разместился Лицей, в свое время возвел архитектор И. В. Не…лов для великих княжон — дочерей наследника престола Павла Петровича. Из флигеля над Садовой улицей перекинули галерею для непосредственной и более удобной связи с царским дворцом. Стареющая Екатерина II таким образом могла чаще навещать своих внучек.

Для размещения Лицея флигель подвергся серьезной перестройке, проведенной по проекту архитектора В. П. Стасова. Торжественное открытие Лицея состоялось 19 октября того же 1811 года — дата, известная всей читающей России по ежегодным лицейским праздникам.