Многие слова, даже важные по значению, даже вошедшие в научную терминологию, созданы по случайной ошибке. Каннибал вошло во все европейские языки в значении людоед. Но это — неточная передача имени Кариба —
так называло себя первое племя, которое встретили европейцы, открыв
Америку. Карибы были людоедами. Но на карибском языке это слово означало
храбрый. Подобным образом первые европейцы, попавшие на остров Борнео, услышали от туземцев побережья слово орангутанг, означавшее лесные люди. Так
как европейцы впервые здесь увидели крупных обезьян азиатской породы,
то они решили, что таково туземное название этой человекообразной
обезьяны: лесной человек. На самом деле туземцы называли этим
именем людей, живших во внутренних лесах острова. Тем не менее это
ошибочное название прочно укоренилось в научной терминологии за
обезьянами.
Замечательный и редкий случай, когда ошибка возникает из-за простой описки, представляет термин зенит — точка пересечения небесного свода вертикалью, проведенной от наблюдателя, — отсюда в переносном смысле высшая точка, например «в зените славы, счастья». Слово это не коренное в европейских языках. Однако и в других языках его тоже не найти.
Дело в том, что старинный ученый, еще в средние
века, разбирая арабскую астрономическую рукопись, неаккуратно передал
латинскими буквами одно слово. То ли последняя черточка буквы m
оказалась на отлете, не связанной с первыми, то ли перо случайно задело
бумагу влево от следующей буквы, только переписчик прочел ni вместо m. Так создалось слово зенит, мнимо-арабское и вообще мнимое слово. Ошибка обнаружилась гораздо позднее, когда зенит стал уже общеустановленным научным и литературным термином и упрочился во всех языках.
Подлинное же арабское слово земт, или замт, означает путь, направление — подразумевается направление, в котором смотрит наблюдатель. Земт с арабской определительной частицей аль — в данном случае аз вследствие следующего з — и в форме множественного числа аз-зумут (направления
линии) также вошло в европейскую астрономию: азимут — это угол,
образуемый небесным меридианом и вертикальной плоскостью, проведенной
через местонахождение звезды.
Любопытные ошибки бывают и в другом роде — в самом значении слова.
Адамовым яблоком называется во всех языках Европы
кадык, хрящ гортани, выступающий у мужчин под подбородком. Откуда это
выражение?
«Книга Бытия» (часть Библии) рассказывает, что бог
изгнал первых людей, Адама и Еву, из рая за то, что они, вопреки его
запрещению, поели плодов с дерева добра и зла, росшего в самой середине
райского сада. Рассказ этот в Средние века знали решительно все — Библия
почиталась энциклопедией знаний, полученной прямо от бога. Анатомию же
знали плохо даже ученые, потому что изучать ее на трупах считалось
кощунственным.
Поэтому, когда средневековый ученый встретил в еврейском медицинском трактате выражение тапуах та адам в значении кадык, то он естественно связал его с библейским рассказом о злополучном плоде райского дерева. Тапуах может означать любой плод. В данном случае, конечно, это должно было значить яблоко, решил он. Ведь не шишки же росли на этом чудесном запрещенном дереве!
Но почему же кадык назван яблоком Адама? Ясное
дело — потому, что в назидание грешнику (это ведь было первое
преступление вообще) и всему будущему человечеству кусочек яблока
застрял в горле Адама, образовав выступ на шее, который и передается
всем сынам человеческим, как клеймо первородного греха!
Для того времени это было остроумное и убедительное объяснение.
На самом деле было не совсем так. Грех тут был, но не Адама, а наивного средневекового ученого. Адам по-еврейски значит мужчина, как ева — это женщина. И тапуах может значить не только яблоко, но и шишка. И кадык просто-напросто и был назван по-еврейски шишкой мужчины. И грехопадение Адама, и райские плоды добра и зла здесь совсем ни при чем.
От этих слов-ошибок нужно отличать слова-калеки. Так, французское мигрень означает головную боль, характерную тем, что болит обычно та или другая половина головы; слово появилось из греческого гемикрания, буквально полуголовье. Арника — растение, отвар которого применяется при ушибах и порезах, его название происходит от греческого птарника — буквально чихательная, потому что трава эта вызывала чихание. Луза — сетка или мешок по углам бильярда, в которую нужно загнать шары, — не что иное, как французское блуза, первоначально
означавшее небольшой островок необработанной земли между полями, овраг.
Мешок бильярда был тоже своего рода «оврагом» на окраине зеленого поля
стола. Французское блуза как рабочая рубашка, вероятно совсем другое
слово, первоначально означавшее вид шерсти. Арабское любан Джави (Явский ладан, ароматная смола) обратилось подобным же образом в бензой, от которого произведен и наш термин — бензин; здесь от имени Ява остался только след — звук з, образовавшийся из дж.
Но такие усечения происходят не только с
иностранными словами. В старину в немецком городе Иоахимстале чеканилась
крупная серебряная монета, которую поэтому и назвали иоахимсталер, то есть иоахимстальской. Но слово было очень длинное, а монетка ходкая; его и сократили в талер (Taler). Любопытно, что на Руси эту монету называли ефимком, то есть оторвали, наоборот, начало слова, имя Иоахим, которое соответствует нашему Ефим. Измененный голландским, а затем американским произношением, талер превратился в доллар (dollar).
Иногда же, напротив, слово переходит в другой язык с излишком, например, с определительной частицей, артиклем. Так, в слове трюм (и родственном ему трюмо) лишним оказывается начальное т: голландское хет рюм значит промежуток — между дном и полом судна, между двумя окнами. А в слове лафет излишке начальное л: французское афю (afrut) было заимствовано вместе с определенным артиклем le: 1'affflt стало лафетом.
Ряд слов переходит в другой язык в форме множественного числа. Бегемот по древнееврейски буквально звучит гиппопотамы; магазин по-арабски — склады; набат по-татарски — барабаны. Излишними окончаниями множественного числа являются — им в древнееврейских херувим и серафим; — ан в арабском талисман и мусульманин; — с в английских рельс (от rail), кекс (от cake), бифштекс (от beefsteak), зулус (от Zulu), индус (от Hindu), папуас (от Papua, Papuan) и в испанских словах меринос (от merino), пампасы (от ратра), льяносы (от llano).
Конечно, правильнее были бы формы зулу, инду, папуа. Но русский язык не терпит несклоняемых слов. За правильную, несклоняемую форму пальто ведется
многолетняя упорная борьба, и то нельзя еще считать его застрахованным
от склонения. А уж на что это слове прочно и повсеместно вошло в русскую
жизнь!
А древнееврейские и арабские слова, приведенные
выше, мы получили уже в форме множественного числа с Запада или из
Византии. Непосредственно с Востока нами взята была в старину более
верная форма магазея, но она не вошла в литературный язык, так как
казалась «простонародной» по сравнению с западной магазин.
Таким же образом наши старинные книжники попали впросак с почтой и мачтой. Первое пришло к нам из Польши в форме пошта (то же в других славянских языках), но это — итальянское поста (то же слово, что пост), имеющее смысл установленное место, подстава лошадей. Так и говорили и писали у нас в старину — пошта. Но эта форма напоминала «простонародное» произношение што, скушно, вместо литературного что, скучно. И вот не в меру усердные ревнители правильности языка исправили правописание этого слова. Так же поступили и со старым словом машта. Но в обоих этих случаях нет ничего подобного переходу что в што, и ч тут
восстановлено по ошибке. Если хотели формальной правильности или хотя
бы общеевропейского единообразия, то следовало бы писать поста, маета: сравните с английскими post и mast.
Кстати, в московском говоре (принятом и в школах и на сцене) что и скучно как раз и требуется произносить што и скушно! Следовательно, наши умники XVIII века в этом случае попали впросак вдвойне.
Иногда таким путем создаются совсем новые слова. Голландское слово зоннендек — буквально закрытие (от) солнца — упростилось в русском языке в зонтик. Но это слово, по аналогии с винтик, бантик, воспринималось как уменьшительное от якобы основного слова зонт, которого никогда не бывало. И вот большой зонтик стали называть зонтом, словом уже не голландским, но и не русским, а каким-то мнимоиностранным, русско-голландским.
Совершенно так же фертик (щеголь, франт): это заимствованное немецкое фертиг (fertig), буквально готовый; слово
было понято как уменьшительное и потому применялось чаще к молодым
людям и довольно снисходительно. Но иногда хотели оттенить и
самодовольный, «ухарский» характер поведения человека более опытного,
более пожилого. Так создалось другое мнимоиностранное слово ферт. Например, у Тургенева в «Дневнике лишнего человека»: «Лиза порхала по зале с каким-то ухарским фертом».
Этому словообразованию способствовало еще и то обстоятельство, что в русском языке уже издавна существовало слово ферт — это название буквы ф в славянской азбуке. Самая форма этой буквы напоминала самоуверенную подбоченившуюся фигуру «руки в боки». Отсюда выражение стоять фертом, как, например, пелось в старинной русской солдатской песенке:
Царь немецкий, царь пшеничный,
Взгляд куриный, нос брусничный,
Руки фертом под бочок,
А душа вся с пятачок.
Любопытный пример самодельного иностранного слова представляет папироса. Это слово составлено по образцу старинной пахитосы, «соломенной» сигареты, — от испанского пахито (соломинка): соломинка служила мундштуком. Пахито взяли во множественном числе и еще прибавили к пахитос наше окончание женского рода — а. Когда соломинку заменили мундштуком из толстой бумаги, то эту новую вещь назвали папироса — от немецкого папир (Papier), что по-русски бумага.
Фокус — это ловкое действие, приводящее непонятным образом к неожиданному результату; этот фокус не имеет ничего общего с общеевропейским научным термином фокус, которое
означает точку пересечения отраженных или преломленных лучей; центр
(своего рода) эллипса, гиперболы; очаг воспалительного процесса (в
легких) — последнее значение ближе всего к исходному значению латинского
focus — очаг.
Наше фокус (ловкий прием) существует только в русском языке. Но что слово это не русское, явно уже из того, что оно начинается с ф, а этого звука в исконных русских словах не было.
Тем не менее в русском языке нередко х (в иностранном слове) заменялось звуком ф. Так греческое химевти (цветная эмаль, буквально сплав, литье), родственное слову химия, стало у нас финифтью; немецкое кахель (изразец, черепица) перешло к нам в форме кафель. Так и фокус, имевший первоначально полную форму фокус-покус, передает немецкое хокус-покус (Hokuspokus).
Это было заветное слово ярмарочных «магов» и «волшебников».
— Хокус-покус! — провозглашал торжественно и
повелительно артист — и вот из шляпы, в которую на глазах у всех было
положено яйцо, вдруг вылетала курица. Или вместо пучка соломы,
прикрытого платком на виду у публики, на столе оказывался букет цветов.
Эти чудеса происходили как будто по слову артиста, и торжественное, загадочное хокус-покус звучало
тем более эффектно и внушительно, что возглас был непонятен, странен,
звучал, как древнее заклинание, как магический приказ.
И действительно, средневековые колдуны и алхимики пользовались подобными заклинаниями для вызывания и подчинения духов: оке, покс, хакс, макс и тому подобная абракадабра.
На этой почве возник и хокус-покус. Но уже не всерьез, а как пародия. Это выражение представляет искажение латинской фразы хок эст корпус меум (сие
есть тело мое), которую произносили во время католической обедни,
превращая хлеб и вино в тело и кровь Христа. Искажение этих священных
слов было необходимо, чтобы избежать обвинения в богохульстве.
Вот какой фокус вышел с этим словом!
Судьба его, однако, не случайна, а, напротив, очень
закономерна. Выражение, отвечавшее когда-то религиозным и суеверным
представлениям, было затем развенчано и обратилось в пародию на
священное и магическое слово в устах шарлатана и фокусника или стало
присказкой в детских играх. Это тот же процесс постепенного отмирания
пережитков культуры, который обратил некогда важное орудие войны и охоты
— лук и стрелы — в детскую игрушку.
Замечательный случай ошибки представляет слово содом.
В Библии рассказывается, что два города, Содом и
Гоморра, особенно погрязли в пороках и бесчинствах, и жалобы и проклятия
соседних жителей дошли до слуха Иеговы. «И сказал бог: Вопль содомский и
гоморрский — велик он, и грехи их тяжки весьма. Сойду и посмотрю, точно
ли они поступают так, каков вопль на них, исходящий ко мне».
И убедившись, что вопли, то есть жалобы, были действительно справедливы, уничтожил Содом и Гоморру огненным дождем.
Этот библейский текст часто читали в церковных
проповедях в назидание прихожанам. Но слушатели поняли его иначе
(виноват был и неясный перевод). «Вопль содомский и гоморрский»
непосредственно связали с представлением о буйствах и бесчинствах в этих
городах. Отсюда содом в значении беспорядочный шум и крик, и мы слышим: «поднялся содом», «вишь, содом какой подняли». |