Во многих случаях имена литературных и исторических 
персонажей получили нарицательное значение. Можно сказать: «Он настоящий
 Обломов» — по лености, инертности, «прямой Хлестаков» — по развязной, 
беспардонной безответственности своих претензий, «чистый Плюшкин» — это о
 скареде, «Отелло» — о ревнивце, «Наполеон» — по решительности, 
диктаторским замашкам. У Тургенева есть повести: «Степной король Лир» и 
«Гамлет Щигровского уезда», у Лескова — «Леди Макбет Мценского уезда», в
 которых изображаются типы и ситуации, подобные шекспировским. 
  Любой типический и достаточно известный персонаж 
может сделаться таким прообразом. Такими мировыми типами стали Дон-Жуан,
 Дон-Кихот, так что создались даже производные слова: донжуанский, донжуанство, донкихотство, донкихотствовать. В XIX
 веке называли ловеласом любителя волочиться за женщинами, в пушкинское 
время — соблазнителя. Ловелас (Lovelace) — фамилия героя в «Клариссе 
Харлоу»; этот роман англичанина Ричардсона получил большую популярность в
 начале XVIII века. 
  Подобным образом имя Иуды, предавшего по 
евангельской легенде Христа за тридцать серебряных монет, превратилось в
 нарицательное имя и стало значить предатель, продажная душа; Ирод
 — царь иудейский, по рассказу евангелиста, велел убить одиннадцать 
тысяч младенцев в расчете, что в их числе окажется Христос: его имя 
стало означать жестокого человека. 
  Имя древнегреческого мифического богатыря Геракла (в
 латинской форме Геркулеса) означает силач: «настоящий Геркулес», 
«геркулесовское сложение». Мегера была древнегреческим духом, мстившим 
за убийство: ее имя снизилось до значения злой, сварливой женщины. 
Равнозначный древнеримский образ фурии выродился в понятие 
рассвирепевшей женщины. 
  Всевидящее стоглазое чудовище древнегреческой 
мифологии Аргус — теперь его именем назовут неусыпного, зоркого стража. 
Мифический Цербер (латинская форма), трехглавый пес древнегреческого 
царства мертвых — с медной глоткой и железными зубами, унижен до роли 
свирепой сторожевой собаки. Полулегендарный Крез, царь Лидии (в Малой 
Азии), впервые в VII веке до нашей эры начал чеканить монету, притом 
золотую; теперь Крезом называют несметного богача. 
  Античная мифология была в большом почете в старину, и
 некоторые ее имена были использованы наукой. Древний обитатель Италии, 
пастух и земледелец, чтил Фавна, хозяина лесов и пастбищ и их населения —
 зверей, существо вроде нашего русского лешего, только, может быть, 
более благодушное. Самое имя Фавн значит по-латыни благодетель, попечитель; очевидно
 так называли его, чтобы снискать его расположение. Он изображался в 
виде бородатого мужчины, нижняя часть тела которого покрыта густой 
шерстью, а на голове небольшие рожки; иногда имеется и хвост. Женской 
парой Фавну явилась Фауна, не то жена, не то сестра. Естественно было 
сделать эту богиню животного мира музой зоологии. Знаменитый шведский 
натуралист Линней, создатель научной зоологии, описал — по-латыни, как 
было в обычае в то время — животный мир Швеции, и выпустил его в 1746 
году под заголовком «Шведская Фауна». Так как сочинение это охватывало 
все виды животных Швеции и явилось основным руководством, которому 
подражали последующие описания животных других стран, то фауна стало научным термином со значением животный мир. 
  По аналогии с этим удачным термином для обозначения растительного мира взяли имя Флора: так звали римскую богиню весны и растительности. Флора образовано от основы флор (цвести). 
  Греческая мифология рассказывала об исконной вражде 
Земли и Неба, о великом мятеже матери-Земли с ее детищами, Гигантами и 
Титанами, против Неба-Зевса и небесных богов. Зевс разгромил мятежников 
ударами молнии; они ниспровергнуты в преисподнюю, задавлены огромными 
горами. Один из Титанов, Атлас, или Атлант, осужден держать на своих 
плечах столбы, на которых покоится небесный свод. 
  В древней греческой поэме «Одиссея» говорится об Атланте, который за свои преступления 
  
 
 …один подпирает громаду 
 Длинноогромных столбов, 
 раздвигающих небо и землю. 
  
  
  Уже в древности Атлант изображался несущим на плечах
 весь земной шар. Что могло быть более наглядным символом географии? 
Неудивительно, что первый альбом географических карт имел своим 
фронтисписом (заглавным рисунком) гравюру, изображавшую гиганта с земным
 шаром на плечах. И альбом этот носил заглавие (по-латыни, конечно) 
«Атлас, или космографические размышления о здании мира». 
  Составил его и издал в 1585 году известный картофаф 
Крамер, по национальности фламандец; его имя в переводе на латинский, 
как было в моде в то время, — Меркатор, что значит торговец, как и немецкое Крамер. Крамеру
 принадлежит составление общей карты обоих полушарий, в которой 
полусферы математически переданы на плоскости. Эта карта до сих пор 
известна как карта Меркатора. 
  Альбом был венцом пятидесятилетней работы Меркатора,
 законченной, когда картографу было 73 года. Но в то время в 
католических странах опасно было заниматься наукой. Несмотря на свой 
преклонный возраст, Меркатор был арестован церковной прокуратурой 
(инквизицией) вместе с другими учеными. Из них двое были сожжены на 
костре, двое зарыты живыми в землю, один повешен. Меркатору удалось 
бежать в Германию, где протестантизм предоставлял больше свободы мысли. 
  При таких трудностях и опасностях научной работы 
понятно, что долголетний труд Меркатора, бывший в то время единственным,
 сразу стал знаменитым и руководящим, и с ним прочно вошло в европейскую
 терминологию и имя титана-земледержца, удачно использованное, — áтлас стал названием сборников географических карт, а потом так стали называть и альбомы чертежей, планов и т. д. 
  Позднее, в XVIII веке, в Италии введены были в 
архитектуру стоячие мужские фигуры мощного телосложения, поддерживающие 
головой и руками фронтоны зданий, балконы, выступы, как, например, в 
портале Санкт-Петербургского Эрмитажа. Их назвали атлантами. 
  Со словами áтлас, атлант не имеет ничего общего áтлас — название плотной гладкой шелковой материи; это слово, как и самая ткань, восточного происхождения и значит по-арабски лишенный ворса. 
  Вулкан был древнеримским божеством огня, 
богом-кузнецом и плавильщиком. Естественно было приписать извержение 
Везувия (близ Неаполя) или Этны (в Сицилии) его работе: это Вулкан 
плавит руду в своей огромной домне и оттого дым, пар и пепел поднимаются
 тучами над огнедышащей горой, и расплавленные шлаки изливаются из ее 
кратера лавой. 
  Наше вулкан прямо повторяет имя римского бога, но в значении огнедышащей горы это слово впервые употреблено в XVII веке в итальянской форме волькано. 
  Новым производным явился глагол вулканизировать — подвергать каучук действию жара для придания ему твердости. 
  Верховному божеству древних римлян, Юпитеру, не так повезло. Правда, его именем названа самая крупная планета нашей системы. 
  Затем в переносном значении оно выражает высшую 
степень величия. «Не человек, Юпитер!» — говорит Гоголь. Но нарицательно
 юпитерами называются просто мощные фонари, употребляемые при 
киносъемках и для освещения сцены. 
  Еще обиднее грозным Титанам, восставшим некогда 
против богов. Теперь титаном называется кипятильник для воды. Титаном 
назван также химический элемент, тугоплавкий металл: его примеривают к 
стали для придания ей прочности. 
  * * *
  В «Одиссее» рассказывается, как героя и всех его 
спутников едва не погубили Сирены. Кто услышит их сладостное пение, тот 
заслушивается и забывает все на свете. А корабль уносится течением, 
разбивается об острые камни. Но хитроумный Одиссей нашел способ услышать
 пение Сирен и все-таки избежать гибели. Он залепил уши всей своей 
дружине воском, чтобы они не могли слышать, а себе велел связать руки и 
ноги, чтобы слышать чудное пение, но не иметь возможности действовать 
всем на погибель. 
  Древняя фантазия изображала сирен 
полуженщинами-полуптицами. Образ этих обольстительниц был перенесен на 
женщину сначала в смысле комплимента, но затем это название приобрело 
отрицательный характер, обозначая женщину, завлекающую мужчин из 
корыстных расчетов. 
  В христианской мифологии древняя пара сирен 
превратилась в пару райских птиц: Алконост — птица печали, вестница 
смерти, и Сирин — птица радости, вестница жизни. Алконост — это, конечно, альциона, название морской птицы, которая, по древнему поверью, вила гнездо на гребнях волн, а Сирин — древняя сирена. Но
 видимо тут произошло недоразумение, и образы поменялись ролями: 
альциона считалась предвестницей тихого моря и счастливого плавания, 
сирена же была гибельна для мореходов. 
  Наконец сиреной называется с недавних пор особый 
гудок, производящий длительный, воющий звук, слышный на далекое 
расстояние. Ленинград наслушался этого зловещего воя за годы блокады, 
когда звук сирены был сигналом тревоги, возвещая населению о воздушных 
налетах и бомбежках. Но до войны он служил главным образом для морской 
сигнализации ночью или в тумане. В тревожном вое этой сирены не было 
ничего завлекающего, но основанием для наименования, видимо, был 
беспокойный звук, связанный с опасностью. 
  Паника означает теперь общее смятение, при котором 
многие люди теряют голову и неспособны больше ни соображать, ни 
действовать целесообразно. Это «панический ужас», безотчетно и 
заразительно охватывающий людей и обращающий их в «паническое бегство», 
которому могут поддаться даже и очень храбрые, если не обладают сильной 
выдержкой. В этих выражениях еще сохранилось ощущение жуткого страха, 
причина которого непонятна. Слово паника древнее и имеет 
интересное происхождение. Оно выросло из пастушеского быта. Божеством 
стад мелкого скота — коз, овец (потому что крупный скот был редкостью в 
гористой Греции) — был козлоногий Пан. Его представляли себе в образе 
получеловека, полукозла. Позже этот образ был христианством перенесен на
 черта. 
  От доброго расположения этого хозяина горных рощ и 
стад многое зависело для древнего пастуха. Отобьется овца от стада — не 
так-то легко ее отыщешь. А вечер в южных странах наступает быстро. Не 
сыщешь до темноты, останутся от овцы рожки да ножки. Вот тут-то очень 
может помочь Пан, если захочет. Он ведь здесь у себя, он бродит кругом. 
Слышишь? Вот ветка хрустнула как будто под чьей-то ногой, где-то 
свистнуло или ухнуло что-то, или листва зашелестела, или птицы вдруг 
сорвались с дерева. Конечно, это Пан проходит мимо. И пастуху становится
 жутковато, хотя Пан ему, в общем, свой брат, не то, что высшие боги, 
восседающие где-то далеко, на вершине Олимпа. 
  Случается, что необъяснимый испуг охватывает 
внезапно стадо. Вдруг, будто что-то укусило овцу или козу, она 
шарахается в сторону со всех ног. И тотчас все стадо приходит в 
смятение. Напрасно пастух дудит в свирель, кричит, свистит собаке, 
тщетно собака пытается забежать вперед. Сам косматый вожак — козел или 
баран, потерявший вдруг всю свою важность, опрометью скачет, куда 
попало, а за ним вслепую, теснясь и толкаясь, мчится все остальное 
стадо. 
  «Что за притча? — Никто, как Пан, — думает пастух. — Верно, я мало сыру ему положил на корявый пень, что служит ему алтарем». 
  Этот непонятный внезапный и общий испуг всего стада и назывался поэтому паническим, то есть пановским. Но
 такие безотчетные, стадные страхи бывали и у людей, тем более ночью, 
когда вдруг что-то послышится, привидится, почудится: то ли шаги кругом 
то ли бряцание оружия — захвачены врасплох, окружены отрезаны! — и 
смятение охватывает всех, и они бегут — часто как раз навстречу гибели. 
Потом смущенно переминаются и чешут себе затылки: 
  — Бог его знает, как это вышло. Та паникá дэлόн! — что по-русски: Видно, дело Пана! 
  Так возникло слово паника.   |