Никакого исчерпывающего перечня логических парадоксов не существует, да он и невозможен.
Рассмотренные парадоксы — это только часть из всех
обнаруженных к настоящему времени. Вполне вероятно, что в будущем будут
открыты и многие другие и даже совершенно новые их типы. Само понятие
парадокса не является настолько определенным, чтобы удалось составить
список хотя бы уже известных парадоксов.
«Теоретико-множественные парадоксы являются очень
серьезной проблемой, не для математики, однако, а скорее для логики и
теории познания», — пишет австрийский математик и логик К. Гёдель.
«Логика непротиворечива. Не существует никаких логических парадоксов, —
утверждает советский математик Д. Бочвар. — Такого рода расхождения
иногда существенны, иногда словесны. Дело во многом в том, что именно
понимается под «логическим парадоксом».
Необходимым признаком логических парадоксов
считается логический словарь. Парадоксы, относимые к логическим, должны
быть сформулированы в логических терминах. Однако в логике нет четких
критериев деления терминов на логические и внелогические. Логика,
занимающаяся правильностью рассуждений, стремится свести понятия, от
которых зависит правильность практически применяемых выводов, к
минимуму. Но этот минимум не предопределен однозначно. Кроме того, в
логических терминах можно сформулировать и внелогические утверждения.
Использует ли конкретный парадокс только чисто логические посылки,
далеко не всегда удается определить однозначно.
Логические парадоксы не отделяются жестко от всех
иных парадоксов, подобно тому как последние не отграничиваются ясно от
всего непарадоксального и согласующегося с господствующими
представлениями.
На первых порах изучения логических парадоксов
казалось, что их можно выделить по нарушению некоторого, еще не
исследованного положения или правила логики. Особенно активно
претендовал на роль такого правила введенный Б. Расселом «принцип
порочного круга». Этот принцип утверждает, что совокупность объектов не
может содержать членов, определимых только посредством этой же
совокупности.
Все парадоксы имеют одно общее свойство —
самоприменимость, или циркулярность. В каждом из них объект, о котором
идет речь, характеризуется посредством некоторой совокупности объектов, к
которой он сам принадлежит. Если мы выделяем, например, человека как
самого хитрого в классе, мы делаем это при помощи совокупности людей, к
которой относится и данный человек (при помощи «его класса»). И если мы
говорим: «Это высказывание ложно», мы характеризуем интересующее нас
высказывание путем ссылки на включающую его совокупность всех ложных
высказываний.
Во всех парадоксах имеет место самоприменимость, а
значит, есть как бы движение по кругу, приводящее в конце концов к
исходному пункту. Стремясь охарактеризовать интересующий нас объект, мы
обращаемся к той совокупности объектов, которая включает его. Однако
оказывается, что сама она для своей определенности нуждается в
рассматриваемом объекте и не может быть ясным образом понята без него. В
этом круге, возможно, и кроется источник парадоксов.
Ситуация осложняется, однако, тем, что такой круг
имеется также во многих совершенно непарадоксальных рассуждениях.
Циркулярным является огромное множество самых обычных, безвредных и
вместе с тем удобных способов выражения. Такие примеры, как «самый
большой из всех городов», «наименьшее из всех натуральных чисел», «один
из электронов атома железа» и т. п., показывают, что далеко не всякий
случай самоприменимости ведет к противоречию и что она важна не только в
обычном языке, но и в языке науки.
Простая ссылка на использование самоприменимых
понятий недостаточна, таким образом, для дискредитации парадоксов.
Необходим еще какой-то дополнительный критерий, отделяющий
самоприменимость, ведущую к парадоксу, от всех иных ее случаев.
Было много предложений на этот счет, но удачного
уточнения циркулярности так и не было найдено. Невозможным оказалось
охарактеризовать циркулярность таким образом, чтобы каждое циркулярное
рассуждение вело к парадоксу, а каждый парадокс был итогом некоторого
циркулярного рассуждения.
Попытка найти какой-то специфический принцип логики,
нарушение которого было бы отличительной особенностью всех логических
парадоксов, ни к чему определенному не привела.
Несомненно полезной была бы какая-то классификация
парадоксов, подразделяющая их на типы и виды, группирующая одни
парадоксы и противопоставляющая их другим. Однако и в этом деле ничего
устойчивого не было достигнуто.
Английский логик Ф. Рамсей, умерший в 1930 году,
когда ему еще не исполнилось и двадцати семи лет, предложил разделить
все парадоксы на синтаксические и семантические. К первым относится,
например, парадокс Рассела, ко вторым — парадоксы «лжеца», Греллинга и
др.
По мнению Ф. Рамсея, парадоксы первой группы
содержат только понятия, принадлежащие логике или математике. Вторые
включают такие понятия, как «истина», «определимость», «именование»,
«язык», не являющиеся строго математическими, а относящиеся скорее к
лингвистике или даже теории познания. Семантические парадоксы обязаны,
как кажется, своим возникновением не какой-то ошибке в логике, а
смутности или двусмысленности некоторых нелогических понятий, поэтому
поставленные ими проблемы касаются языка и должны решаться лингвистикой.
Ф. Рамсею казалось, что математикам и логикам незачем интересоваться семантическими парадоксами.
В дальнейшем оказалось, однако, что некоторые из
наиболее значительных результатов современной логики были получены как
раз в связи с более глубоким изучением именно этих «нелогических»
парадоксов.
Предложенное Ф. Рамсеем деление парадоксов широко
использовалось на первых порах и сохраняет некоторое значение и теперь.
Вместе с тем становится все яснее, что это деление довольно-таки
расплывчато и опирается по преимуществу на примеры, а не на углубленный
сопоставительный анализ двух групп парадоксов. Семантические понятия
сейчас получили точные определения, и трудно не признать, что эти
понятия действительно относятся к логике. С развитием семантики,
определяющей свои основные понятия в терминах теории множеств, различие,
проведенное Ф. Рамсеем, все более стирается. |