![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
Проверено: мины есть!
Оценочная часть значения «нравится – не нравится» позволяет противопоставить многие слова в русском языке. Помощник, который нам нравится, это сподвижник, а тот, который не нравится, – пособник. Неизменное состояние, которое нам нравится, это стабильность, а если не нравится, то застой. Человек, который делится своим имуществом с другими, – щедрый, если он нам нравится, и расточительный или даже мот – если не нравится. Пользующийся чьей-то любовью – любимец, а если он, по нашему мнению, выделен несправедливо, в ущерб другим, то он – любимчик и т. д.
Признак «нравится – не нравится», разумеется, отражает субъективное мнение говорящего/пишущего. Этот субъективный, оценочный элемент противостоит той части значения слова, которая обозначает объективную действительность. Большинство слов не содержит никакого оценочного элемента: дом, читать, синий, хлеб, идти, лесной и др. Однако есть и такие слова, которые содержат только субъективную авторскую оценку и абсолютно ничего не сообщают об объективной действительности. Кроме слова нравиться, такими исключительно оценочными являются слова хорошо, чудесно, прекрасно, замечательно – плохо, отвратительно, чудовищно, ужасно, чушь, ерунда и др. Только отрицательными оценками, лишенными объективного содержания, являются многие грубые и непристойные слова и выражения вроде гад, сволочь, мерзавец, негодяй и т. п.
Противопоставление оценочных и безоценочных слов может быть представлено в однокоренных словах: политик – политикан, собрание – сборище, журналист – журналюга и т. п. Однако часто оценочные и безоценочные обозначения формально не имеют ничего общего между собой: продолжительно смотреть – уставиться, периферия – провинция – глухомань, молодой – молокосос – под стол пешком ходит и др.
Сама возможность наличия в слове субъективного оценочного компонента требует особого внимания со стороны читающего/слушающего. Почему автор навязывает мне свою оценку события и/или его участников? Могу ли я согласиться с этой оценкой? Почему автор вносит в свой рассказ оценочный элемент? Объективен ли он, можно ли ему верить?
Со стороны пишущего/говорящего употребление слов с оценочным элементом – опасное занятие. При обращении к полным единомышленникам и/или к доверчивой, малообразованной аудитории этот прием способен принести успех. Вместе с оценочным словом люди могут, сами того не замечая, принять, сделать своей и авторскую оценку. Однако при разговоре с оппонентом свою оценку будет необходимо серьезно обосновать. Вступающий на такой путь автор должен быть готов к тому, что он может и не победить в этом споре. Или, по крайней мере, ему придется отвлечься от последовательного рассказа о событии.
Слова, содержащие оценку, можно сравнивать с минами на дороге человеческого общения, ориентированного на взаимопонимание. Слушающий и читающий должен уметь их замечать и обезвреживать. А говорящий и пишущий, если он такие мины расставляет, должен быть готов к тому, что его действия могут вызвать отпор.
Чаек с вареньицем
Наверное, каждый знает из школьных учебников о существовании так называемых ласкательно-уменьшительных суффиксов. Сомнительная осмысленность этого сложного прилагательного легко проверить, если поставить задачу обозначить предмет, размер которого меньше нормы, и задачу обозначить предмет и одновременно наше к нему отношение. Очень часто перед нами будут омонимы, однако далеко не всегда. Например, «маленький размер» будут обозначать слова столик, стульчик, магазинчик, оконце, лужица. А «предмет» + «ласкательное отношение» это солнышко, травка, вареньице, доченька.
В некоторых случаях уменьшительно-ласкательные суффиксы обозначают не меньший по сравнению с нормой размер предмета, а любовное, уважительное, подчеркнуто внимательное отношение, причем не столько к предмету, сколько к собеседнику.
Именно такое отношение к гостю стремится выразить в застолье хозяин, предлагающий супчик, буженинку с хренком, чаек с вареньицем или конфеткой. Таким же образом сейчас ведут себя и многие работники сферы бытового обслуживания. В парикмахерской говорят волосики, бровки, височки, маникюрчик, в вагоне поезда – билетики, местечко, полочка, окошко, в банке – книжечка, договорчик, денежки… Старшее поколение помнит то время, когда тот же прием в общении с продавцом использовал покупатель, желая получить кусочек сырку, большой батончик колбаски или селедочку покрупнее. Напомню, что к тому же средству прибегала и коварная крыловская лисица, которая говорила: шейка, глазки, перышки, носок, голосок. Для того, чтобы сначала расположить к себе ворону, а затем завладеть ее сыром.
Впрочем, имеется немало и таких существительных, о которых нельзя точно сказать, выражена ли в них «уменьшительность» самого предмета или «ласкательность» по отношению к собеседнику: тарелочка, рюмочка, чашечка, рыбка, ложечка и т. п. В этих случаях решение продиктует ситуация общения. В более официальном общении (например, врача и пациента) это вероятнее всего «меньший против нормы размер». При неофициальном, дружеском – скорее всего «ласкательность».
Ситуация для внимательного читателя-слушателя осложняется еще и тем, что такие же по форме суффиксы могут обозначать не только «уменьшительность» или «ласкательность», но и иметь совсем иное, третье, значение. Это такие слова, как, например, ручка (двери), ножка (стола), язычок (замка), гвоздик (туфли на гвоздиках), плечики (повесить на плечики), тарелочка (стрельба по тарелочкам) и т. п. Во всех этих случаях речь идет о предметах, просто похожих, обычно по форме, на то, что названо корнем слова. Добавлю, что стрелка Васильевского острова в Петербурге называется так именно потому, что похожа на стрелу, а вовсе не в силу своего размера или «ласкательного» отношения к ней.
Можно сказать, что так называемые уменьшительно-ласкательные суффиксы русских существительных требуют внимательного отношения к себе со стороны читателя/слушателя. Особенно когда они используются для подчеркнуто уважительного к нему отношения. И хотя, как известно, доброе слово и кошке приятно, бдительность терять нельзя никогда (еще раз вспомним героинь крыловской басни). С другой стороны, используя ласкательные суффиксы, говорящий/пишущий сам должен помнить по крайней мере о двух вещах. Нельзя пытаться образовать «ласкательные» производные от любого существительного. Из литературных героев этим делом явно злоупотреблял щедринский Иудушка (не Иуда!) Головлев. Кроме того, такой прием допустим только в неофициальном общении и среди людей, которые связаны личными дружескими отношениями. Впрочем, в наше время разница между официальным и неофициальным общением часто весьма условна, а граница между ними нарушается, причем сознательно. Ведь в нынешней жизни так много зависит от личных отношений.
Фиолетовая толерантность
Тема взяточников, т. е. лиц, берущих плату за противозаконное служебное поведение, активно обсуждается в современном российском обществе. Социологи сообщают, что около четверти наших сограждан взяточников не осуждают. А язык свидетельствует о том, что за социологическими данными стоят отнюдь не сиюминутные настроения общества.
На титул «слово года» в 2009-м претендовало беруша, коим ласково называют взяточника.
В русском языке много слов, выражающих именно такое отношение к «хорошим» или «нейтральным» предметам (солнышко, капустка, денежка), лицам (Вовочка, доченька, солдатик), явлениям (зимушка, зоренька). Но чтобы ласково по отношению к безусловно «плохому"? К смертельным болезням или стихийным бедствиям? К убийце или педофилу? К несправедливости, унижению или невежеству? Это невозможно! Разумеется – но только до тех пор, пока соответствующие предметы, лица, явления безусловно воспринимаются как «плохие». Стоит обществу изменить свое отношение с «плохого» на «нейтральное», как тут же найдутся слова, закрепляющие такую перемену.
Смертельный приговор социалистической, общенародной собственности был подписан не в начале 1990-х годов, но много раньше – когда в русском языке появилось слово несун. Оно, согласно словарю С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, являясь просторечным, называет «того, кто незаконно уносит что-нибудь с производства, с работы». Обратите внимание: не вор, не жулик, не расхититель, а почти ласково – несун. За этим если уж не нежным, то по крайней мере снисходительным словом стоит нейтральное, неосудительное отношение к самому поведению.
Вернемся, однако, к взяточникам. В 1926 году Владимир Маяковский написал стихотворение «Взяточники», ныне, увы, почти забытое. Там есть такие строки: «Я белому руку, пожалуй, дам,/ пожму, не побрезговав ею./ Я лишь усмехнусь: «А здорово вам/ наши намылили шею!"/ …Но если скравший этот вот рубль/ ладонью ладонь мою тронет,/ я, руку помыв, кирпичом ототру/ поганую кожу с ладони». Очевидно, что у Маяковского взяточник мог вызывать только гнев и презрение. Однако слово нерукопожатный, т. е. «такой, которому противно, стыдно пожимать руку», крайне уместное для ситуации, описанной поэтом, плохо приживается в русском языке. Зато повсеместно распространилось слово толерантный.
Согласно словарю иноязычных слов Л.П. Крысина, толерантный имеет два значения. Первое – общеупотребительное «терпимый, снисходительный к кому-, чему-нибудь». Второе – специальное, биологическое и медицинское, означающее полное или частичное отсутствие иммунной реактивности. Очевидно, что первое скорее связано с оценкой «хорошо», а второе, безусловно, – с оценкой «плохо». В самом деле, в своем общеупотребительном значении слово толерантный помогает понять, что другой и чужой – вовсе не обязательно плохой. И это замечательно. Однако это слово предполагает терпимость и снисходительность лишь к мелким, формальным отклонениям от принятых норм в поведении. Но при этом отнюдь не требует терпимости к нарушениям фундаментальных принципов человеческого общежития. Что и отражает второе, специальное значение слова толерантный. Истинная толерантность исключает агрессию по отношению к другому, используя лишь мягкие способы воздействия на того, чье поведение невозможно принять. И слово нерукопожатный, очевидно, отражает именно такой, относительно мягкий протест. Но в то же время подразумевает поведение морально ответственное. В отличие, скажем, от равнодушие, пофигизм, до фонаря, до лампочки и т. д. И их относительно нового молодежного синонима фиолетово со значением «воинственно равнодушно» (в противовес цветам, имеющим политические или религиозные ассоциации, – красный, белый, зеленый).
Современный русский язык часто винят за те несовершенства, которые характеризуют отношения внутри самого общества. В частности, за грубость или казенщину. На самом деле язык лишь делает очевидными эти несовершенства.
Стукач или жалобщик?
Министерство здравоохранения и социального развития недавно призвало граждан сообщать о поборах и вымогательствах в больницах и поликлиниках. Некоторые назвали это призывом к стукачеству, другие с этим словом не согласились. Попробуем разобраться, кто из них прав.
Большинство слов русского языка просто называют феномены действительности: например, статья, журналист, писатель, профессор. А вот если кто-то говорит/пишет статейка, журналюга, писака или бумагомаратель, профессор кислых щей, то он не только называет соответствующие феномены, но и сообщает о том, что они ему не нравятся, выражая таким образом свою личную, субъективную их оценку.
А такие, например, слова, как болезнь, издеваться, кризис, голодный, обозначают объективно «плохие» феномены, каковыми их в обычных обстоятельствах посчитает любой нормальный человек. Из этой же группы и слово поборы: оно обозначает такое расставание с собственными деньгами, которое совершается под внешним давлением и без убедительных оснований. И вымогательство в той же группе, поскольку отражает ситуацию, в которой X, пользуясь зависимым от него положением Y-а, требует от него выполнения своих желаний. И это отвратительно, так как представляет собой акт циничного насилия одного человека над другим.
Обсуждаемые слова стукачество и стукач допустимы лишь в разговорной речи. По значению они ничем не отличаются от слов доносительство и доносчик. Стукач (доносчик) – это лицо, которое систематически тайно сообщает органам власти о поступках и высказываниях других людей. В русской культуре такая «деятельность» всегда оценивается как очень плохая. Эта сущностная, а не субъективная оценка возникает за счет объединения двух компонентов, связанных со способом действия («тайно») и его адресатом («органам власти»). Соединяясь вместе, оба эти компонента обозначают предательство, Иудин грех, по отношению к тем, с кем стукач (доносчик) рядом живет и работает.
А вот, например, на войне ситуация меняется радикально. Ведь разведчик тайно сообщает сведения о наших прямых врагах, то есть о тех, кто творит по отношению к нам неправые дела с оружием в руках.
Действия, которые Минздравсоцразвития рекомендует совершать гражданам, не совсем совпадают с теми, что составляют значение слов стукачество (стукач) и доносительство (доносчик). Дело в том, что эти слова обозначают систематическую деятельность, а министерство, видимо, предполагает разовую акцию со стороны заявителя. Русский язык позволяет четко различать это важное противопоставление: лентяй (постоянно) – полениться (один раз) – лениться (неясно, сколько раз), болтун (постоянно) – сболтнуть (один раз) – болтать (неясно, сколько раз), вор (постоянно) – своровать, украсть (один раз) – воровать, красть (неясно, сколько раз) и др. Кроме того, министерское предложение едва ли допускает, что его информанты будут обязательно действовать тайно. В словах сообщать, информировать, сигнализировать, в отличие, например, от подслушивать, подсматривать, нет такого семантического элемента.
Так что предлагаемые Минздравсоцразвития действия не воспринимаются в русской культуре как непременно плохие. Для них существует и нейтральное слово – жалоба. Однако показательно, что русский язык предоставляет весьма широкие возможности для субъективной отрицательной оценки таких действий: кляуза, сутяжничество. В них жалобщик предстает человеком крайне мелочным в своем отношении как к жизни вообще, так и к предмету жалобы. И хотя такого человека никак нельзя назвать стукачом, с позиции русского языка министерское предложение все же выглядит незаманчиво, ибо не помогает установить доверительные отношения между лечащими и страждущими. Не лучше ли подумать о том, как перестать унижать большинство наших медработников нищенской зарплатой, провоцируя их на разнообразные нарушения. Но это уже совсем другая область.
Предвзятость
Слово предвзятость, образуемое от прилагательного предвзятый, обычно сочетается со словами мнение, взгляд, оценка. За предвзятостью стоит нежелание глубоко и со всех сторон анализировать явление или чей-либо поступок, но заранее сформированная убежденность, что все, связанное с А, непременно хорошо, а все, связанное с Б, непременно плохо. Именно такой взгляд на действительность демонстрирует свекровь, для которой невестка «как ни повернись, все не в ту сторону». Мать, которая по отношению к своим детям всегда «кривая душа». И многие другие люди, которые определяют оценку поступка своим отношением к совершившему поступок: «не по хорошу мил, а по милу хорош».
У слова предвзятость есть слова, близкие ему по значению. Среди них – априоризм и его производные априорность, априорный. Эти слова также называют тот вывод, который уже сформирован до исследования, до проведенных опытов. Употребляющееся в научной речи это слово – приговор труду ученого. Сам ученый предстает в таком случае не как добросовестный искатель истины, но как человек, заранее знающий, что же именно он должен доказать или опровергнуть. В обычной жизни такое занятие называют по-русски подгонкой под ответ и не считают достойным уважения.
Другое близкое по значению к предвзятость слово это предубеждение. Главное в обоих словах это содержательный компонент «заранее, до опыта, не обременяя себя многотрудными предварительными исследованиями и размышлениями, не желая посмотреть с разных сторон». Однако в реальном употреблении предубеждение это скорее отрицательная оценка: ср., необоснованное предубеждение против лекарства А и едва ли предубеждение за что-либо. А вот предвзятое мнение о чем-либо или о ком-либо может быть и положительным, и отрицательным.
Итак, предвзятое, заранее сформированное мнение это в принципе плохо. И часто совершенно неправильно. При этом отражает мыслительную лень и нежелание разбираться с каждым конкретным случаем. Именно этим грешат некоторые наши журналисты, целые издания и информационные каналы. Можно заранее сказать, что же именно они станут говорить о том или ином событии, подгоняя его к своему предвзятому мнению, согласно которому все, что делает власть и происходит в стране, – это хорошо. Или, наоборот, все – только плохо. Не потому ли такие СМИ и их деятели довольно быстро теряют внимание и доверие читателя/слушателя/зрителя?
Однако «предварительная уверенность» далеко не всегда только плохо. Мы не проводим каждый раз специальное исследование, чтобы доказать, что 2 x 2=4, что Волга впадает в Каспийское море и что воровать – нехорошо. Но в этом случае мы имеем дело с уже установленными истинами, точным знанием о положении дел, а не с мнениями и оценками людей. И в случае опоры на уже установленные объективные истины не следует говорить о предвзятости, априоризме или предубежденности.
Выбор и конкуренция
Как известно, об одной и той же ситуации можно сказать разными словами.
Лопахин купил вишневый сад у Раневской представляет ситуацию с позиций покупателя. А Раневская продала вишневый сад Лопахину – это позиция продавца. Очевидно, что позиции продавца и покупателя в принципе отнюдь не совпадают. Покупатель хочет иметь возможность выбора. А продавец хочет быть монополистом, т. е. «иметь исключительное, или преимущественное, право на производство и продажу чего-либо». Для продавца нежелательны конкуренция и конкуренты, т. е. «те, кто состязается с ним, добиваясь преимуществ, выгод, первенства». В условиях государственной монополии в русском языке советского периода слово конкуренция было не в чести. Его обычно заменяли словом соревнование, добавляя к нему прилагательное социалистическое. Таким образом, это была уже не конкуренция и не соревнование, а нечто совсем другое. Ср. например, другие образования такого же типа: социалистическая законность, революционная целесообразность или новейшее – управляемая демократия. Однако именно конкуренция и соревнование, не желанные для продавца, обеспечивают столь желанный для покупателя выбор. При этом выбор может предполагать и единственное решение, и несколько возможных решений. Последним, например, будет выбор семьи (или нескольких семей) для приглашения в гости, выбор закусок, вин или фруктов (одного вида или нескольких) для застолья, выбор тем для обсуждения (одной или нескольких). Другое дело, когда выбор может и должен быть единственным, как при супружестве, месте основной работы, религии и т. п. Тогда по-русски говорят об альтернативном, т. е. единственном из двух или нескольких возможных выборов. Именно в этом смысле говорят об альтернативной гражданской службе, заменяющей военную.
Выбор и выбирать в русском языке естественно предполагают свободу в принятии решений. И слово выбор не отягощено никакими ассоциативными связями, ни хорошими, ни плохими. Этим выбор и выбирать отличаются от слов, предполагающих отсутствие выбора, изначальную единственную предопределенность. Прилагательные безвыходный и неизбежный, существительное приговор и особенно глагол обречь и их производные: безвыходность, неизбежность, приговорить, обреченный и др. – в большей или меньшей степени непременно связаны с обозначением чего-то плохого. Ср., например, шутливое Он обречен на успех (победу).
И в этом отнюдь не пессимистический взгляд русского языка на будущее. Оно по-русски может быть разным, в том числе и светлым, и радостным, и счастливым. Можно вспомнить и об уверенности в завтрашнем дне, т. е. в том, что «этот день будет хорошим». Дело, как кажется, в другом. В том, что по-русски выбор – это или «нейтрально», или «хорошо». А отсутствие свободы выбора – всегда «плохо». Так что русский язык здесь всегда на стороне «покупателя». Нетривиальное наблюдение! Особенно если сравнить его с обилием русских бессубъектных конструкций типа так вышло (случилось), крышу снесло, машина сломалась и т. п., где делающее свой выбор волевое начало явно пасует перед неясной, но необоримой силой внешних обстоятельств.
Амбициозность
Прилагательное амбициозный согласно словарю Л.П. Крысина по отношению к лицам значит «чрезмерно честолюбивый», а по отношению к «предметам» – «претендующий на высокую оценку, на успех». В обоих случаях мы имеем дело с характеристикой негативной. Однако в современном употреблении это прилагательное все чаще меняет такую характеристику на положительную. Что стоит за этим изменением?
Одобряя амбициозные планы, мы имеем в виду их содержательные, сущностные характеристики, а не желание их авторов выглядеть «крутыми» в глазах других. Иными словами, амбициозный может употребляться применительно к двум аспектам: внешнему (позволит ли это возвыситься в глазах других людей?) и сущностному (позволит ли это серьезно улучшить жизнь?). Добавляя обычно во втором случае в положительном (хорошем) смысле, мы еще не делаем свою мысль абсолютно ясной. Такой она стала бы при добавлении слов по своему содержанию, по важности целей, по глубине решений и т. п.
Это положительное значение прилагательного амбициозный исследователи нередко связывают с изменениями нравственных оценок, происходящими в нашем обществе, – когда сама возможность «быть притчей на устах у всех» стала важной жизненной ценностью. В соответствии с этой же тенденцией прилагательное скромный по отношению к лицу все чаще получает отрицательную оценку. А это уже полный разрыв с многовековой русской традицией. Надеюсь, что нормальные отцы и матери, дедушки и бабушки и до сих пор учат своих детей и внуков быть скромными по отношению к другим людям и к оценке собственных достижений.
И слово карьеризм, которое согласно словарям обозначает «погоню лишь за личным успехом, стремление продвинуться по службе, не считаясь с интересами дела», в современном употреблении теряет отрицательные компоненты. Обозначая уже только «стремление к успеху и желание продвинуться по службе». Действительно, что плохого именно в таких стремлениях и желаниях? И карьерист теперь зачастую – просто «человек, думающий о личном успехе, стремящийся составить себе карьеру». А ведь еще в середине прошлого века карьеризм и карьерист обозначали вещи весьма скверные. Именно тогда наш выдающийся театральный режиссер и художник Николай Акимов писал: «Что такое карьеризм, как не желание обходными путями получить то, что по праву полагается другим?» Но в период нынешнего нравственного упадка о «путях», особенно обходных, говорить не принято, о «других» следует вообще забыть, а «по праву» можно использовать только как прикрытие сомнительных поступков. Иначе, то, что раньше было безусловным пороком, теперь стало бесспорной добродетелью. Привлекательная своей простотой схема!
Однако на деле все обстоит несколько сложнее. Ведь обсуждаемые слова не просто поменяли оценочные знаки. В их значениях появились оба знака: это хорошо и это плохо. Причем, как кажется, по отношению к обсуждаемым словам можно даже определить те условия, в которых проявляется положительная или отрицательная оценка. Амбициозный в планах и замыслах – хорошо, амбициозный в расчете на реакции других людей – плохо. Скромный в отношениях к другим людям – хорошо, скромный в талантах и устремлениях – плохо. Карьерист в стремлении делами заслужить высокое положение – хорошо, карьерист в желании любыми способами занять видные посты и должности – плохо. Подобные явления в русском языке отнюдь не новы. Например, блаженный (страна, улыбка) – «в высшей мере счастливый» и блаженный (дурачок, нищий) – «глуповатый, несчастный». Или лихой (наездник, племя, эскадрон) – «удалой, смелый» и лихой (человек, пора, година) – «плохой, дурной».
Две разные оценки в одном слове требуют от говорящего/пишущего специального указания, к какой именно области жизни относится его высказывание. Без таких пояснений может очень серьезно пострадать взаимопонимание собеседников. Причем по такому чувствительному вопросу, как «что такое хорошо, что такое плохо». Русский язык, теснимый «новыми» представлениями о хорошем и плохом, к счастью, не спешит полностью отказываться от традиционных нравственных представлений. Однако, допуская сосуществование старой и новой оценки в одном и том же слове, создает при этом определенные трудности для тех, кто сегодня русским языком пользуется.
Спонсор – это не только хорошо
«Прекрасный человек спонсор», – думаем мы, видя в заключительных титрах понравившегося нам кинофильма имена тех, чья материальная поддержка позволила этот фильм и создать, и показать. «Какие замечательные люди возглавляют эти организации», – рассуждаем мы, видя в программе филармонического концерта названия организаций, выступающих спонсорами данного концерта. Однако если пребывать не только во власти эмоций, но подумать еще и о значении слова спонсор в современном русском языке, безоблачность перестает быть единственной характеристикой нашего настроения.
Дело в том, что спонсор – это человек или организация, материально поддерживающая какой-либо конкретный проект, коллектив или мероприятие. Ключевое для нас слово в этом определении это «конкретный».
Если лицо или организация поддерживает искусство вообще (какое-то его конкретное направление или вид), то эта деятельность называется по-русски меценатством. Меценат — это не просто человек очень богатый и очень щедрый, но и непременно еще и такой, который любит искусство и хорошо разбирается в нем. По умолчанию, меценат – это тот, кто обладает обширными знаниями и хорошим вкусом. И, хотя жизнь многообразна и противоречива, значение слова меценат не предполагает, что он будет тратить деньги на свои прихоти или удовлетворение тщеславия. Меценат – человек ответственный за состояние и судьбу соответствующего искусства. В России Павел Третьяков или Савва Морозов были именно меценатами. Правда, это звучит не очень привычно, и это связано с тем, что слова меценат, меценатство, равно как и соответствующие люди и явления, были упразднены за десятилетия советской власти.
Однако человек очень богатый и одновременно мудрый не может не понимать, что ему, его семье и даже его наследникам для достойной жизни едва ли потребуется столько денег, сколько у него уже есть. И если такого человека искусство не слишком интересует, то меценатом ему уже не быть. Зато он может стать филантропом. Это произойдет в том случае, если он направит свои средства на помощь людям, находящимся в беде. Тяжелобольным, которым может помочь дорогое лекарство или сложная операция. Детям, оставшимся без опеки старших. Жертвам природных катаклизмов или социальных потрясений. Талантам, не способным платить за образование, и т. д. и т. п. Однако во всех этих случаях филантроп должен выступить как ответственный человек, ясно понимающий свои возможности и приоритетные задачи. Умеющий так организовать дело и подобрать людей, чтобы выделенные средства достигали именно поставленной цели. А не оседали в карманах жуликов и воров или удовлетворяли лишь низменные потребности находящихся в затруднении людей. Иными словами, деятельность филантропа предполагает, так же как в случае с меценатом, глубокую интеллектуальную и разнообразную организационную работу по преодолению социальных несовершенств общества. Я вовсе не имею в виду пресловутую «социально ответственность бизнеса», как обычно называют перекладывание на бизнес обязанностей власти или просто требование «делиться с властью» под угрозой административного или силового преследования. В России филантропами были многие купцы, в частности Морозовы и Солдатенковы.
Практически совпадает по значению с исконно греческим, но пришедшим к нам из французского филантропом и слово благотворитель. Последнее, как и многие другие слова с благо– были проявлением того донорства, каким характеризовалось отношение церковно-славянского языка (язык православного богослужения и богослужебных книг) к языку русскому.
Короче говоря, и меценатство, и филантропия, и благотворительность предполагает систематическую организованную работу по эффективному, в интересах общества, использованию тех средств, которые богатые люди выделяют из своих доходов. Спонсорство же такой работы не предполагает, ориентируясь на более или менее связанные единичные разнообразные акции.
Менее всего хотелось бы обидеть этими своими рассуждениями тех, кто является спонсорами. Сама искренняя бескорыстная готовность отдать собственные деньги для блага других людей вызывает глубокое уважение и признательность. Однако в любом деле полезно различать стратегические цели и конкретные действия. Не отражается ли в противопоставлении очень употребительного спонсор и более глубокого филантроп или благотворитель отсутствие в нашем обществе четких дальних устремлений и сосредоточенность лишь на сиюминутных поступках?
Карьеризм – это плохо?
Старшее поколение еще помнит слова песни: «Прежде думай о родине, а потом – о себе». И еще – «готовься к великой цели, а слава тебя найдет». Тогда люди, не скрывавшие своего стремления к личному преуспеянию, видному положению в обществе, продвижению по службе, вызывали к себе отрицательное отношение. А слова, обозначавшие такие стремления, карьерист и карьеризм и до сих пор имеют в словарях помету «неодобрительное».
