В
главе II я предлагаю встать на позиции говорящего/пишущего. Поучиться
выбирать именно те слова, которые наиболее точно и кратко выражают
прежде всего его замысел относительно сути самих называемых феноменов.
Относительно того, нравятся ли они автору или не нравятся. А также с
учетом характера отношений с собеседником. Лишь в ограниченном
количестве случаев задача говорящего/пишущего сводится к элементарному
преобразованию задачи, стоявшей перед читающим/слушающим: лодырь, лентяй
– «человек, не любящий, не желающий трудиться». А «человек, не любящий,
не желающий трудиться» – лодырь, лентяй. Очень часто это совсем не так:
Дождь идет значит «существует, имеет место» дождь, а «существует, имеет
место» по отношению к солнцу – светит, дому – стоит, траве – растет, а к
событиям – происходит. С другой стороны, идет в предложениях Человек
идет и Шляпа к ней идет обозначает совсем разные вещи: «перемещается» и
«делает ее (более) привлекательной». В свою очередь оба последних
значения имеют свои наборы близких по значению слов: бежать, плестись,
вышагивать, семенить, тащиться и т. п., украшать, подходить,
соответствовать. Самое главное это то, что у говорящего/пишущего
есть свобода выбора. Он может отыскать то самое слово, которое наиболее
точно выражает его замысел. А осуществляя челночную операцию и становясь
в положение «читателя собственного текста», автор может затем и
отказаться от первоначального выбора, заменив (особенно при письме)
первое выбранное слово – другим. При этом «свободный» автор может просто
перебирать близкие по общему смыслу слова, чтобы остановиться на
наиболее подходящем, с его точки зрения. А может и вести
целенаправленный поиск, стремясь, например, добавить собственную оценку,
положительную или отрицательную, уменьшить степень признака (толстый –
толстоватый), охарактеризовать действие как имеющее производителя
(вылечили, а не выздоровел). Однако в процессе такого
целенаправленного поиска говорящий (чаще пишущий) может столкнуться с
трудными случаями. В частности, с такими, когда наиболее точно
обозначает ситуацию такое слово, которое имеет ограничительные пометы
относительно возможных сфер употребления. И тогда перед адресантом
возникает вопрос, чем именно ему легче поступиться, точностью
обозначения или соблюдением языковых норм. Более того. Оказывается, что
для ряда ситуаций (комбинаций различных признаков, сущностных и
субъективных) вообще не находится слов или даже кратких словосочетаний.
Необходимы долгие разъяснения того, что в других случаях удается
выразить одним словом. Подобные трудности, как правило, с
большими или меньшими усилиями и потерями преодолеваемые обычным
говорящим/пишущим, ставят серьезные вопросы перед теми, кто глубоко и
профессионально занимается русским языком. От вполне конкретного «как
привести систему ограничительных словарных помет в соответствие с
реальными потребностями говорящих по-русски людей?» до глубокого
философского: «Какие представления о мире трудно точно и кратко выразить
средствами русского языка и какой взгляд на окружающий мир эти
трудности отражают?» В иной формулировке – это вопрос о русской
ментальности и о том, как она отражается в русском языке. Отвечая на эти
и подобные вопросы, всегда следует помнить о том, что русский язык
живет и развивается. И задача как соответствующих профессионалов, так и
образованной части русского общества в том, чтобы русский язык не просто
развивался, но совершенствовался, становясь все более богатым, тонким и
глубоким в отражении окружающей его действительности. |