Агрессивная неодушевленность

Никогда не кончается спор о месте человека в мире. Является ли он одним из «винтиков-болтиков» или заслуживает к себе более уважительного отношения? Ряд последних изменений в русском языке говорит о том, что позиции сторонников особого отношения к человеку подвергаются серьезным атакам.

Мы часто слышим от современных руководителей, что они задействовали специалистов (молодежь, военных и т. д.). т. е. «сделали так, чтобы специалисты (молодежь, военные и т. д.) действовали». Такое полезное для руководителей словосочетание (поскольку за ним стоит их работа) возникло именно в административно-чиновничьей среде. Еще недавно глагол задействовать употреблялся только по отношению к предметам: задействовать скважину, оборудование, технику и т. п. Что-то мешало употреблять его по отношению к людям – последних можно было пригласить, попросить, привлечь, заинтересовать… И это несмотря на то, что глагол задействовать устроен так же, как и многие другие русские глаголы: накормить – «сделать так, чтобы был сыт», разбудить – «сделать так, чтобы не спал», вылечить – «сделать так, чтобы был здоров». И вот теперь задействовать употребляется по отношению и к предметам, и к лицам.

Перейдем от действий руководителей к ним самим. Почти отовсюду слышим и везде читаем, что NN – эффективный руководитель (менеджер, тренер, чиновник и т. п.). Эффективный значит «достигающий эффекта, т. е. результата, поставленной цели». Еще в конце прошлого века эффективным по-русски могло быть, например, лекарство, предприятие, мера, средство и т. п. Но не человек! Ведь «эффективность» не может быть постоянной характеристикой лица – она относится только к его конкретным действиям или функциям. Но тогда, наверное, точнее говорить: NN эффективно руководит, тренирует или, наконец, торгует (если он менеджер по продажам).

Продолжим о действиях. Совсем недавно, но уже прочно вошел в русский язык глагол грузить в значении «перекладывать на кого-то свои проблемы, заботы, обязанности». Раньше человек мог грузить вагон или баржу, лес или уголь, а его самого можно было только нагружать. Кроме того, он мог иметь нагрузку – например, педагогическую или общественную, большую или маленькую. Теперь же глагол грузить приобрел новое значение и не имеет ограничений в своей сочетаемости. Произошло это, на мой взгляд, потому, что широко распространился тип поведения людей, характеризующийся стремлением переложить свои дела и заботы на других. В середине прошлого века активно употреблялось слово спихотехника. Однако, оставаясь в пределах ограниченного употребления, оно не проявило жизнеспособности. А необходимость называть соответствующее явление осталась. Вот и принял глагол грузить на себя новую ношу.

А теперь от грузов – к пассажирам. Непосредственно перед посадкой в самолет, пройдя многочисленные проверки и отстояв разнообразные очереди, авиапассажир оказывается в накопителе, т. е. в «помещении, где людей постепенно накапливают (или они сами накапливаются?)». Отношение к пассажиру не как к человеку, а как к предмету не позволяет назвать соответствующее помещение, например, ожидальней (как читальня или спальня) или хотя бы предпосадочной, предвылетной (как парная или закусочная).

Нужно ли пытаться противостоять этим языковым новациям? Ведь они – отражение тех изменений, которые происходят в поведении и сознании говорящих по-русски людей. Рекомендации относительно языка не в силах изменить жизнь общества. Хотя и могут дать пищу для размышлений над тем, что с этим обществом происходит. Может быть, и этого не так уж мало.

Праздничное слово

Как поступить, если слово, наиболее точно отражающее вашу мысль, принадлежит к разговорным или просторечным? Что выбрать – точность или соблюдение нормы?

…Экзаменационная сессия в университете закончилась. Ученый совет на своем заседании обсуждает итоги учебного семестра. И вдруг из коридора доносятся звуки музыки и веселые крики. Председательствующий улыбается: «Это студенты, как говорится, оттягиваются». Сказано совершенно точно: именно оттягиваются – то есть «предаются разнообразным жизненным радостям после напряженной работы». Если бы было сказано веселятся, расслабляются, исчез бы важный содержательный компонент: «после напряженной работы». А говорящему очень важно было выразить то, что он не сердится на нарушителей тишины и думает, что их следует простить, поскольку они заслужили право на такие мелкие шалости.

В своей содержательной части многие глаголы имеют два пласта. Один обозначает то, что совершается, а другой – то, при каких предварительных обстоятельствах это происходит. Скажем, если человек устал, это означает, что его самочувствие неважное и это – результат того, что он много и/или напряженно работал. Если человек о чем-то забыл, это означает, что у него сейчас нет информации, которая прежде, однако, была. Если человека о чем-то информируют, то предполагается, что он узнает то, чего прежде не знал. И оттягиваться – в числе именно таких глаголов.

Однако, с другой стороны, оттягиваться – слово просторечное, разговорное. И председательствующий на ученом совете прекрасно это понимает, поэтому и вводит в свою реплику оборот «как говорится». Таким образом этот ученый муж пытается объяснить членам совета, что, употребляя слово оттягиваться, он просто цитирует то, что в русском языке присутствует, но не является строгой литературной нормой.

Без сомнения, всякий говорящий, а особенно пишущий не раз сталкивался с таким противоречием. С одной стороны – желание как можно более точно и кратко обозначить конкретную ситуацию. А с другой – необходимость ограничиваться нормами литературного языка, не выходить за его пределы, используя слова, которые в словарях имеют пометы разг. (разговорное), прост. (просторечное) и т. д.

Вот, например, свободную встречу с целью знакомства и/или обмена мнениями по-русски лучше не назовешь, чем тусовка. У этого существительного есть и производные: тусоваться – «проводить время на тусовке, участвовать в тусовке», тусовщик – «тот, кто любит тусоваться или много времени проводит на тусовках». А ведь все эти слова относятся к просторечным. Поэтому, если они так уж вам необходимы, поскольку выразят вашу мысль точно и кратко, лучше сопровождать их комментарием типа так сказать, как говорит молодежь, извините за выражение и т. п. Без таких комментариев ваши строгие собеседники, с которыми вы находитесь в официальных отношениях, могут заподозрить вас в том, что вы плохо владеете русским литературным языком.

Впрочем, определять, всегда ли и во всех ли ситуациях можно употреблять то или иное слово, – это дело авторов нормативных словарей. Но жизнь не стоит на месте, и, отзываясь на ее требования, время от времени им просто необходимо менять свои рекомендации.

Короче, Склифосовский!

По мнению некоторых лингвистов, основная тенденция развития всех языков предопределена стремлением говорящих к «экономии усилий». Разнообразные проявления этой тенденции представлены и в русском языке. Когда мы, например, произносим чек вместо человек. Или, покупая железнодорожные билеты, говорим: «Рязань, два, обратно». Объясняем приезжему, что до Театральной идет пятерка. Наверное, в разговорной речи, когда обоим собеседникам многое ясно из самой бытовой ситуации, подобные «сокращения» допустимы. Но всегда ли они простительны?

В истории русского театра много замечательных профессионалов и достойных граждан. Среди них и Михаил Семенович Щепкин. Сын крепостного, исполнитель главных ролей в пьесах Н.В. Гоголя, А.Н. Островского и В. Шекспира. Актер, для которого специально писал И.С. Тургенев. Его имя носит известное театральное училище. Хотя теперь его и в быту, и публично называют просто Щепкой. Не понимаю, как поворачивается язык для такого именования у тех, кто хоть что-нибудь знает о М.С. Щепкине. Такая же судьба у имени другого деятеля театра, чье имя носит другое московское театральное училище, – у Бориса Васильевича Щукина. Оно превратилось, как известно, в Щуку. Такая «фамильярность» не является особенностью только театральной сферы. Где, к счастью, насколько мне известно, еще остались в неприкосновенности имена К.С. Станиславского, Е.Б. Вахтангова, Г.А. Товстоногова, Р.Н. Симонова.

Мало кто из наших современников помнит об институте народного хозяйства имени Г.В. Плеханова, замечательного мыслителя и общественного деятеля. Зато почти все знают Плешку. За что же такое Георгию Валентиновичу? Может быть, многие наши современники, хоть и слышали что-то о Плеханове, не догадываются о том, что это имя заслуживает к себе уважительного отношения?

Амикошонство в отношении имен, которыми должна гордиться страна, затронуло не только культуру и образование, но и медицину. Кто из москвичей не знает о существовании Склифа. Употребляющие это словечко едва ли догадываются, что за ним замечательный врач-хирург, сумевший, в частности, внедрить в России антисептические средства. Именно энергии, мудрости и гражданской ответственности Николая Васильевича Склифосовского обязаны москвичи созданием сети медицинских клиник на Девичьем Поле.

«Экономия усилий», как кажется, вообще не знает границ. И вот уже одна бойкая журналистка, видимо, искренне озабоченная судьбой деревянной церкви Преображения в Кижах, постоянно называет ее Преображенкой. Вот уж поистине, как сказал поэт, они «не ведают святыни». Подтягиваются и политики. Вопрос на засыпку. Что могло бы стоять за аббревиатурой ВОСР? Ответ – «Великая Октябрьская социалистическая революция». Сейчас мы избавлены от такого сложносокращенного слова из-за безрадостной оценки событий октября 1917 года в России. А вот когда эти события оценивались только с восторгом, то сокращенное название могло ассоциироваться для его «изобретателя» разве что с перспективами ГУЛАГа.

Зато теперь мы получили ВОВ! О священном, трагическом и славном периоде отечественной истории без всякого даже намека на его грандиозность (Великая), судьбоносность для всей Родины (Отечественная), но лишь протокольно и сухо. Причем не только в справке для получения льгот на проезд или оплату услуг ЖКХ (сокращение последнего слова вполне уместно). О другой Отечественной войне – 1812 года за 200 лет, к счастью, кажется, ничего подобного не придумали.

Язык – это привилегия всех, кто им пользуется. Глупо и бесперспективно становиться поперек всеохватным тенденциям. Хотя, как кажется, задуматься о них стоит. Желая противостоять неуважению к выдающимся феноменам отечественной истории и культуры, людям, событиям, артефактам.

А между тем события в России 19–21 августа 1991 года остаются до сих пор безымянными. Не считать же их достойным именованием подавление путча. 20 лет без имени – это и слишком долго, и симптоматично. Вспомним, сколько было сделано за 20 лет большевиками для мифологизации «окаянных дней» октября 1917 года. Или мы просто разучились уважать прошлое и можем только пренебрежительно низводить его до собственных бытовых привычек?

Не пойман, но вор

Широко распространившееся в русском языке словосочетание вор в законе может показаться бессмысленным. Ведь по юридическим законам вор должен сидеть в тюрьме. Однако в уголовном мире тоже существуют законы. Но они не совпадают с теми, которые записаны в Уголовном кодексе. И вор в законе, как пишет в своем «Толковом словаре русского языка» академик Н.Ю. Шведова, «в среде уголовных преступников: вор-рецидивист, принятый на специальной сходке в привилегированное сообщество, объединяющее главарей воровского мира». Различие между юридическими законами и законами, фактически действующими в различных коллективах людей, порождает непонимание в человеческом общении.

Презумпция юридической невиновности прекрасно отражена в русской пословице «Не пойман – не вор». Да и сами юридические законы, насколько можно судить по русским пословицам, для наших соотечественников не слишком авторитетны: «Закон, что дышло – куда повернул, туда и вышло»; «Зачем законы, если судьи знакомы»; «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Иными словами, получается, что судить о человеке, вор он или не вор, по судебным приговорам не следует.

Это, однако, не означает, что в сознании говорящих по-русски царит постмодернистская относительность, вовсе лишенная опоры на понятие справедливости. Дело в том, что такая оценка связывается не столько с государственным судом, сколько с Богом, который правду видит, да не скоро скажет. И с мнением других людей. А согласно тому же словарю Н.Ю. Шведовой и «Толковому словарю иноязычных слов» Л.П. Крысина, «приобретенная кем/чем-нибудь общественная оценка, создавшееся общее мнение о качествах, достоинствах и недостатках кого/чего-нибудь» называется по-русски словом репутация.

Репутация есть у изданий – на ее основании мы доверяем или не доверяем их сообщениям. У гостиниц и ресторанов, университетов и банков – и именно их репутация в значительной степени определяет готовность или неготовность людей в эти заведения обращаться. И коллеги по университету отлично знают, кто берет взятки, а кто – нет, кто неравнодушен к студенткам, а кто считает это неприличным, кто, наконец, следит за научной литературой, а кто уже десятки лет ничего не читает… Отливаясь в то, что называется репутацией, это мнение не на 100 % справедливо. Но в основном обычно верно. Эта нестопроцентная точность категорически не позволяет использовать дурную репутацию для юридических и административных выводов. Однако дурная репутация (в нравственно здоровом обществе!) – основание для того, чтобы ее обладатель стал нерукопожатным или ему было «отказано от дома».

Дурная или хорошая репутация в русской традиции часто закрепляется прозвищами. Еще Николай Васильевич Гоголь писал: «Выражается сильно российский народ, и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором».

Разумеется, прозвища Палкин (о Николае I), Кровавый (о Николае II), Старик Батурин (о бывшем московском мэре) – никак не основание для их юридического осуждения. Но основание для того, чтобы относиться к ним с некоторой долей подозрительности. Или недоверия. А доверие, согласно тому же словарю Н.Ю. Шведовой – это «уверенность в чьей-нибудь добросовестности, искренности, правильности чего-нибудь». И именно репутация помогает или мешает такой уверенности.

Халява

Поговорим о слове, которое, видимо, возникло в среде уголовников, но широко распространилось в современном русском языке. И это печально.

Признаком укорененности этого слова является и наличие таких производных от него слов, как халявный, халявщик. Именно это слово употреблял незабвенный Леня Голубков в рекламе МММ: «Я не халявщик, я партнер». Будто бы ваш партнер не может быть одновременно и халявщиком, а халявщик – вашим партнером. Это, впрочем, кажется, оставалось не замеченным доверчивыми клиентами авантюриста Мавроди.

Впрочем, слово халява вполне органично в устах алчного простака, обращающегося к таким же, как он сам, однако оно абсолютно невозможно с официальной трибуны, на телеканале «Культура», в речи серьезного политика или уважаемого писателя. Кажется: зачем им это слово? Ведь то же самое можно обозначить словами нейтральными: бесплатно, даром.

Короче, создается впечатление, что перед нами так называемые стилистические синонимы, то есть слова, различающиеся не значением, а исключительно возможностями употребления в любых или только в некоторых условиях общения. Сравните, например, украсть (во всех ситуациях) – похитить (скорее при официальном общении) – спереть, свистнуть, приделать ноги (в условиях сниженного, грубого, вульгарного общения) или уборная – туалет – сортир, убить – лишить жизни – замочить, жена – супруга – баба, спать – почивать – дрыхнуть, есть – кушать – жрать и многие другие.

Однако при более внимательном взгляде становится ясно, что халява – это не просто «бесплатно» или «даром», а то же самое, но уже «с сомнительными моральными и/или юридическими основаниями». Московские пенсионеры, пользуясь социальной картой, ездят на общественном транспорте бесплатно (для них, а не для московских транспортников, соответствующую работу которых должно оплачивать правительство Москвы!), а отнюдь не на халяву. А вот участники разнообразных презентаций, юбилеев фирм, корпоративных вечеринок и прочих столь популярных в докризисные времена акций ели и пили действительно на халяву. Ведь все эти небесплатные сами по себе радости были оплачены из не всегда ясных источников и отнюдь не всегда организовывались ради целей благородных и возвышенных.

Таким образом, противопоставление бесплатно, даром – халява, на халяву отражает очень важный составной компонент современной жизни, «истинное» – «имитирующее», «настоящее» – «поддельное». Причем имитация, поддельность могут быть более или менее скрытыми. Например, дочь – падчерица, бриллиант – фианит, волосы – парик, сосуды – шунты, деньги фальшивые и настоящие, цветы живые и искусственные, петь живьем и «под фанеру», заработать – настричь, наварить, нажечь, присутствовать – отметиться и мн. др. Такую же функцию – обозначение имитационности, а не реальной полноты действительности – выполняет в русском языке и частица как бы: как бы учусь, как бы муж, как бы знаком и мн. др. (см. об этом выше).

Так что слово халява имеет мощную поддержку в окружающей нас современной жизни. Перефразируя поэта, можно сказать: «и верно быть ему в чести». Оно оказывается вписанным в систему представлений о нашей современной жизни. Нужное слово для того, чтобы эту действительность лучше понимать.

Самоломаный-мажор

Формула «все люди рождаются равными», конечно, отражает гуманистический взгляд на мир. Однако не раскрывает тех аспектов, в которых такое равенство осуществляется. А между тем имеется немало аспектов, где такое равенство заведомо отсутствует. Один рожден в богатой семье – другой в бедной. У одного родители – утонченные интеллектуалы, у другого умеют лишь читать и писать. В одних семьях существуют высокие нравственные устои – в других пьянство, насилие, воровство… Эта зависимость качеств младшего поколения от старшего хорошо отражена в русской пословице Яблоко от яблони недалеко падает. Однако родившийся человек существенно отличается от упавшего на землю яблока. Многое в судьбе человека зависит и от его собственных усилий. Посмотрим, как эта зависимость обозначается словами русского языка.

Молодой человек, наслаждающийся радостями жизни за счет положения своих родителей, по-русски мажор, хотя это полезное слово едва ли принадлежит литературному языку. Тургеневский Базаров говорит о себе, «лекарском сыне», «наш брат, самоломаный». И это также находящееся вне литературного языка слово обозначает очень важную характеристику человека, а именно ту, что он «обязан своими достижениями исключительно собственным усилиям». Для обозначения того же самого в русском языке иногда употребляется, также лежащее за пределами литературного языка, английское selfmademan (селфмейдмен). Буквально – «человек, сделавший сам себя».

Очевидно, что и самоломаный, и selfmademan четко противостоят мажору по параметру «самостоятельно», однако оставляют невыраженным другой очень важный параметр – «область достижений». Относится она к воспитанию в себе высоких моральных, волевых качеств, развитию разнообразных способностей, преодолению комплексов, мифологических представлений и т. п.? Или отражает карьерные успехи, занятие видных должностей, общественное признание, материальное богатство, наконец? Согласитесь, что моральное и материальное, гармония внутри самого человека и в его отношениях с другими – вещи весьма различные. К сожалению, выразить эти важные противопоставления по отношению к самоломаному и selfmademan можно лишь с помощью более или менее длинных словосочетаний. Напомню, что подобную же неопределенность в отношении физических или моральных свойств человека я уже отмечал у русских прилагательных ленивый, красивый, грубый.