Трудно писать о человеке, с которым недавно расстался, которого любил, 
знал больше двух десятков лет, хотя дружба с ним была далеко не легка. 
 
Да, Твардовский не относился к людям, с которыми легко и просто. Но 
общение с ним, в каком бы настроении он ни был, всегда было интересным. 
Он никогда не старался казаться умнее, чем он есть, но почему-то всегда 
чувствовалось его превосходство, даже когда в споре оказывалось, что 
прав именно ты, а не он. Побежденным, как и большинство людей, 
признавать себя не любил, но если уж приходилось, то делал всегда это 
так по-рыцарски, с таким открытым забралом, что хотелось тут же отдать 
ему свою шпагу. Да, в нем было рыцарство, в этом сыне смоленских лесов, 
светлоглазом, косая сажень в плечах, умение отстаивать свою правоту, 
глядя прямо в глаза, не отрекаться от сказанного и не изменять в бою. 
Это навсегда привлекло меня к нему. 
 
Мы познакомились с ним почти сразу после войны. Обоим было тогда лет по 
тридцать пять. Но он уже ходил в знаменитых писателях, «Теркина» все 
знали наизусть, а я пришел к нему в кирзовых сапогах, в гимнастерке с 
заплатанными локтями и робко сел на краешек стула в кабинете. Некоторое 
время он внимательно и доброжелательно меня разглядывал, а это всегда 
смущает, потом огорошил вопросом: «Это что же, вы безопасной бритвой так
 ловко пробриваете усы или опасной?» Я растерялся, но вынужден был 
признаться, что да, безопасной. Он часто потом возвращался к этим 
злосчастным усам: «И вот так вот, каждое утро, перед зеркалом, железной 
рукой? И вот адесь, посередке, тоже? Ну-ну, очень неплохо надо к себе 
относиться, чтоб этим заниматься». И пожал плечами... 
 
Вообще Трифоныч не прочь был иной раз смутить человека каким-нибудь 
неожиданным суждением или вопросом. Но в тот раз не думаю, чтоб он хотел
 как-нибудь задеть меня — весь вечер он был удивительно внимателен и 
заботлив. Просто он очень не любил, и не всегда мог это скрыть, людей, 
слишком много уделяющих себе внимания. Какие-нибудь красные носки или 
излишне пестрый галстук могли сразу же его настроить против человека. 
Вообще пошлость, в любых ее проявлениях, была ему противопоказана. Я 
видел, как на глазах терялся у него интерес к такому человеку. 
 
Я говорю сейчас обо всех этих мелочах не только потому, что из мелочей 
складывается целое, а потому, что именно сейчас, через каких-нибудь два 
месяца после того, как я его хоронил, Твардовский близок и дорог мне 
именно этими его черточками, его взглядом, иногда суровым, редакторским,
 а иногда таким добрым, даже детским, его улыбкой, замечанием, жестом. 
 
Может быть, с ним не всегда было легко дружить, но от одного сознания, 
что он есть, всегда становилось легче. (422 слова) (По В. П. Некрасову)
  ЗАДАНИЕ: 
 
Перескажите текст подробно. 
 
Ответьте на вопрос: «На чем, по вашему мнению, основывалась дружба А. Твардовского и В. Некрасова?» 
 
Перескажите текст сжато. 
 
Ответьте на вопрос: «Какие черты характера А. Твардовского особенно ценил В. Некрасов и почему?»   |