Трудно писать о человеке, с которым недавно расстался, которого любил,
знал больше двух десятков лет, хотя дружба с ним была далеко не легка.
Да, Твардовский не относился к людям, с которыми легко и просто. Но
общение с ним, в каком бы настроении он ни был, всегда было интересным.
Он никогда не старался казаться умнее, чем он есть, но почему-то всегда
чувствовалось его превосходство, даже когда в споре оказывалось, что
прав именно ты, а не он. Побежденным, как и большинство людей,
признавать себя не любил, но если уж приходилось, то делал всегда это
так по-рыцарски, с таким открытым забралом, что хотелось тут же отдать
ему свою шпагу. Да, в нем было рыцарство, в этом сыне смоленских лесов,
светлоглазом, косая сажень в плечах, умение отстаивать свою правоту,
глядя прямо в глаза, не отрекаться от сказанного и не изменять в бою.
Это навсегда привлекло меня к нему.
Мы познакомились с ним почти сразу после войны. Обоим было тогда лет по
тридцать пять. Но он уже ходил в знаменитых писателях, «Теркина» все
знали наизусть, а я пришел к нему в кирзовых сапогах, в гимнастерке с
заплатанными локтями и робко сел на краешек стула в кабинете. Некоторое
время он внимательно и доброжелательно меня разглядывал, а это всегда
смущает, потом огорошил вопросом: «Это что же, вы безопасной бритвой так
ловко пробриваете усы или опасной?» Я растерялся, но вынужден был
признаться, что да, безопасной. Он часто потом возвращался к этим
злосчастным усам: «И вот так вот, каждое утро, перед зеркалом, железной
рукой? И вот адесь, посередке, тоже? Ну-ну, очень неплохо надо к себе
относиться, чтоб этим заниматься». И пожал плечами...
Вообще Трифоныч не прочь был иной раз смутить человека каким-нибудь
неожиданным суждением или вопросом. Но в тот раз не думаю, чтоб он хотел
как-нибудь задеть меня — весь вечер он был удивительно внимателен и
заботлив. Просто он очень не любил, и не всегда мог это скрыть, людей,
слишком много уделяющих себе внимания. Какие-нибудь красные носки или
излишне пестрый галстук могли сразу же его настроить против человека.
Вообще пошлость, в любых ее проявлениях, была ему противопоказана. Я
видел, как на глазах терялся у него интерес к такому человеку.
Я говорю сейчас обо всех этих мелочах не только потому, что из мелочей
складывается целое, а потому, что именно сейчас, через каких-нибудь два
месяца после того, как я его хоронил, Твардовский близок и дорог мне
именно этими его черточками, его взглядом, иногда суровым, редакторским,
а иногда таким добрым, даже детским, его улыбкой, замечанием, жестом.
Может быть, с ним не всегда было легко дружить, но от одного сознания,
что он есть, всегда становилось легче. (422 слова) (По В. П. Некрасову)
ЗАДАНИЕ:
Перескажите текст подробно.
Ответьте на вопрос: «На чем, по вашему мнению, основывалась дружба А. Твардовского и В. Некрасова?»
Перескажите текст сжато.
Ответьте на вопрос: «Какие черты характера А. Твардовского особенно ценил В. Некрасов и почему?» |