«Художник обязан скрыть от публики те усилия, которых ему стоит
произведение, — писал однажды Крамской. — Свобода и легкость —
непременное наслаждение зрителя...»
Но легкость легкости рознь. Размышляя об этом, думая о сложной
взаимосвязи между художником и зрителем, я вспоминаю еще одну сцену из
далеких дней моего детства.
Как-то в школе нам объявили, что приехал и выступит перед нами столичный
художник-виртуоз. Что означали эти слова, никто как следует не понимал.
Но тем сильнее разъедало нас любопытство.
После уроков все собрались в зале. Школьный сторож Кузьма вынес на сцену
столик, два мольберта с поставленными на них чертежными досками,
толстую стопку александрийской бумаги.
Затем появился сам «виртуоз». Это был полный румяный мужчина в чесучовой
блузе-толстовке, с кудрями до плеч и выпуклыми глазами, сизыми, как
слива «венгерка». Он вышел, неся в руке лакированный плоский ящик, живо
раскланялся, поставил ящик на стол, щелкнул медными застежками и раскрыл
его жестом циркового фокусника. В ящике рядами лежали цветные
палочки-мелки.
«Виртуоз» накрепил кнопками к доскам два листа «александрийки», затем —
опять-таки жестом фокусника — набрал полную горсть мелков, и тут
начались чудеса.
Листы бумаги стали на наших глазах с необыкновенной быстротой
превращаться в картины-пейзажи. Цветные мелки будто сами бегали по
шершавой «алек-сандрийке», вырисовывая деревья, траву, тропинки, пышные
сливочные облака в небесах и синюю воду.
Мы сидели с раскрытыми ртами и взрывались аплодисментами, когда
«виртуоз», закончив очередной лист, раскланивался с чарующей улыбкой.
Казалось, чудесам не будет конца. Раскланявшись, он сменял готовые
пейзажи чистыми листами бумаги, и вновь на глазах у нас возникали как бы
сами собой невиданной яркости малиновые закаты, избушки в снежных
шапках среди сахарно-голубых сугробов, бирюзовые озера с лебедями и
апельсиново-лимонные осенние рощи.
Наконец «виртуоз» приступил к своему коронному номеру. Сдвинув мольберты
вплотную, он прикрепил к доскам два свежих листа и стал орудовать
обеими руками, правой и левой, малюя одновременно два пейзажа — летний и
зимний.
И тут вдруг из первого ряда поднялся сидевший там наш учитель рисования Александр Григорьевич.
Долговязый и тощий, в своей вытертой на локтях бархатной блузе и
шнурованных сапогах, он направился, горбясь, к выходу через весь зал.
Его седоватая бородка вздрагивала, губы кривились. Выражение нестерпимой
обиды, написанное на его худом, обычно едко-насмешливом лице, я
запомнил надолго и вспоминал не раз впоследствии.
Вспоминал, когда бился над первыми своими этюдами, над каким-нибудь
простеньким на взгляд мотивом. Вспоминал, размышляя о непримиримой
вражде между ремеслом и искусством. Вспоминал, думая о поверхностной
легкости, о заученных приемах, за которыми не кроется ничего
действительно важного или хотя бы искреннего и которые тем не менее
подкупают порою зрителя так же неотразимо, как подкупила когда-то нас,
несмышленышей из трудшколы, ловкость рук заезжего мастака.
Умение отличить в искусстве настоящее от поддельного, понять разницу
между действительной красотой и «красивостью» — не простое дело.
Многие полагают, что понимание живописи дается само по себе, не требуя
никаких усилий. Но это так же неверно, как и то, что ребенок, едва
научившийся складывать слоги в слова, может наслаждаться поэзией Пушкина
или прозой Тургенева.
Есть дистанция между первой детской песенкой и симфонией Чайковского —
только пройдя эту дистанцию, начинаешь понимать, какие сокровища
человеческих чувств кроются в музыке.
В каждом из нас природой заложена способность воспринимать прекрасное.
Но эта способность, как и все другие природные способности человека,
нуждается в развитии.
(450 слов) (Л. Волынский. Лицо времени)
ЗАДАНИЕ:
Озаглавьте текст и перескажите его подробно. Ответьте на вопрос: «Почему автор так часто вспоминал рассказанный им случай?»
Озаглавьте текст и перескажите его сжато. Напишите рассуждение на тему «Красота и красивость». |
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
