Во всякое время года приходилось мне ездить на станцию из своего села или, наоборот, в село со станции.

Летом кажется, что дорога, которая зимой могла показаться однообразной и скучной, необычно разнообразна и живописна. То она спускается в глубоченный лесной овраг, где сырой прелью обдает из-под темного полога леса, где трухлявеют пни, истлевают упавшие деревья и перегорает прошлогодняя листва; то, поднявшись из оврага, заденет дорога лесную опушку, где над цветами веселое кипение и пчел, и ос, и шмелей, и бабочек, где тотчас въедешь в жаркое испарение пестрых цветов, горячего цветочного меда; в эту пору, если и поле, то не ровное пустое место, а, к примеру, хлеба. С холма не наглядишься на матово- зеленое, тронутое желтизной ржаное море, или, лучше сказать, озеро, а над ним прозрачными струями струится жара. Подвода въезжает в рожь по узкой дороге, и, наверное, даже верхушки нашей дуги не видать теперь со стороны, или, может быть, только ее-то одну и видно. Тележные оси задевают за рожь по сторонам дороги, оставляя на пригнутых стеблях черные метины колесной мази. Тут наступает полное безветрие и слепни начинают кружить над бедной лошадью, облепляя ее со всех сторон. Лошадь дергается и вздрагивает каждым мускулом, чтобы спугнуть назойливую тварь, машет хвостом, бьет себя по животу то одной, то другой задней ногой - все бесполезно.

И потому, что жарко, и потому, что нервничаешь: не опоздать бы на поезд, да к тому же чуть ли не в пятнадцатый раз любуешься на все вокруг, ждешь не дождешься, когда настанет конец тарахтенью телеги.

(По В. Солоухину)

248 слов