Само собой, в 90-е годы, как и во
все времена, литература – по-прежнему зеркало общества, его образ, из
которого проступают беды и боли, дела и заботы страны, народа и, как
итог, – человеческой личности. Примерно так же приходится сказать о
«Предисловии» Сергея Залыгина (Новый
мир. – 1998. – № 2). Сюжет состоит в том, что некий современный
писатель Н. Н. носится с замыслом романа «Граждане». По этому поводу он ведет
тягучие «внутренние» беседы с воображаемым писателем М. М. Беседы, говоря без
иронии, глубокомысленные, но изрядно затянутые и немного монотонные. Кроме
того, по мере чтения этих бесед и личных философствований Н. Н. становится все
яснее гражданская бесхребетность данного литературного героя (так его образ
«выстроен» автором). По сути, именно личная бесхребетность (а не сложность
избранной темы и не всевозможные «экзистенциальные тонкости», обсуждаемые в
диалогах с М. М.) мешает Н. Н. сочинить своих «Граждан»!.. Впрочем, последнее,
возможно, и задумано писателем. Но тогда авторское отношение к персонажу могло
бы быть более зримым, выраженным, на что есть многие общеизвестные
профессиональные приемы…
«Этого не было» Леонида Бородина (Юность. – 1998. – № 4) берет за
душу своей человеческой искренностью. У каждого в детстве было что-то такое,
что в зрелом возрасте страшно хотелось бы изменить, – да увы, уже нельзя.
Но своему ныне немолодому герою Л. Бородин дает такую возможность, средствами
литературной фантастики перенеся его в детство, – как раз в тот момент,
когда он одиннадцатилетним мальчишкой легкомысленно совершил гадкий и
непоправимый поступок по отношению к своему отцу, инвалиду войны. Сейчас герою
удается вмешаться в те события… Доброе, даже трогательное произведение.
Вместе с тем в литературном плане
«Этого не было» держится на ставшем с конца 80-х годов расхожим, не раз
повторенном разными авторами приеме «перехода в прошлое».
Почему-то всякий раз – это грань 40-50-х годов. Возможно, отчасти потому, что
это как раз годы детства многих авторов. (Даже и неплохой фильм с данным
сюжетным трюком есть – «Зеркало для героя»). Однако та эпоха послевоенного
бурного восстановления страны чем-то притягательна и с объективной точки
зрения. Антураж тоже кочует из произведения в произведение: сталинские
портреты, энергичные лозунги, детали тогдашней послевоенной бытовой
неустроенности и др. Как же без этого, возразите вы. Надо со всем этим, но
по-своему. Визиты в послевоенное детство очень трудны для истинно творческого
воплощения. Однако в 90-е годы ностальгия по тем временам весьма симптоматична.
«Два рассказа» Бориса Куркина (Наш современник. – 1999. – № 2)
тоже характерны для настоящего времени с его бедами и заботами. Внешне они
интонационно разнородны. Герой рассказа «Доходяга» – израненный отставной
полковник Глеб Александрович Широков, который сражался и во Вьетнаме, и в
Афгане, и в Приднестровье, и в Чечне, пережил «пару семейных катастроф», а
теперь, в холостяцком своем одиночестве, сражен инсультом и оказался в больнице
без видимых надежд на выздоровление. Он, однако, поднялся, и подняла его любовь
к женщине-врачу. Только не получилось настоящего «счастливого конца». Героиня
оказалась не одинокой женщиной, как думалось полковнику, а заботливой женой при
парализованном муже…
Герой рассказа «Правозащитник» –
«бывший воин-интернационалист, а ныне рядовой профессор всех и всяческих
международных прав и обязанностей полковник милиции Вася Кирпичников»,
оказавшись в Америке, неожиданно сталкивается в аэропорту с американскими
собратьями тех самых отечественных хапуг, мелких жуликов и взяточников, против
которых ему приходилось бороться по роду профессиональных занятий в родном
Отечестве. Бравый полковник дает им отпор на радость прочим авиапассажирам…
Рассказ выдержан в шутливых тонах, в
нем много традиционной для русской прозы
яркой выдумки, жизнерадостной легкости. Дар
непринужденного легкого повествования не может не привлекать в авторе читателя.
Впрочем, имеющему дар «писать просто», как известно, всегда не худо
остерегаться того, чтобы не впасть где-нибудь в легковесность. Равным образом
имеющий дар «писать сложно», работать в символической манере, будет прав, следя
за тем, чтобы «не переусложнить». |