Немногие молодые поэты удостоивались
похвалы Пушкина. Такая удача выпала на долю В. Теплякова. Он был, как
писала о нем Е. Е. Дмитриева, «живым воплощением типа романтического
героя, начало которому в русской и европейской литературе положили поэмы
Байрона». Обладавший странной внешностью, носивший широкополую шляпу, которую
называл «шапкой-невидимкой», и железную трость с надписью: «Memento mori»
(«Помни о смерти»), он был одинок и вечно неудовлетворен всем – и собой, и
мирозданием.
О
други! крылья соколины
Душа
расправила б моя,
Когда
бы ранние кручины
Из
урны бешеной судьбины
Не
проливались на меня!..
Русским
Мельмотом-скитальцем прозвал его Пушкин.
В конце 1820-х годов Тепляков
задумал цикл «Фракийские элегии» – своего
рода лирический дневник поэта-скитальца. Уже в первой «Фракийской элегии»
звучит характерный мотив. Покидая родину, поэт испытывает тоску и жаждет
скорейшего возвращения:
Безумец!
что за грусть? в минуту разлученья
Чьи
слезы ты лобзал на берегу родном?
Чьи
слышал ты благословенья?
Одно
минувшее мудреным, тяжким сном
В
тот миг душе твоей мелькало,
И
юности твоей избитый бурей челн
И
бездны перед ней отверстые казало!
Пусть
так! но грустно мне!
Как
плеск угрюмых волн
Печально
в сердце раздается!
Как
быстро мой корабль в чужую даль несется!
О
лютня странника, святой от грусти щит,
Приди,
подруга дум заветных!
Пусть
в каждом звуке струн приветных
К
тебе душа моя, о родина, летит!
Само
плавание осмыслено в философско-историческом ключе и предстает бессмысленным
круговоротом. Не только человека, но и каждую цивилизацию, каждую культуру ждет
неизбежная гибель в мировых катастрофах. «Тут есть гармония, лирическое
движение, истина чувств», – писал впоследствии Пушкин. Сам Тепляков,
заявляя, что видел все любопытное в подлунном мире, признавался, что все это
ему «надоело до невыразимой степени». Оборотной стороной такого пресыщенного
скептицизма было неприятие действительности и скрываемой, но пронзительной
тоски по счастью, любви, словом, по иной, не скучной, жизни. Тепляков хотел
прожить жизнь романтически, не отступая от знаменитой формулы Жуковского «Жизнь
и поэзия – одно». И получилось так, что лирика объясняет житейское поведение
Теплякова, а жизнь является комментарием к стихам поэта.
Тепляков, начавший поэтический путь
романтика с ученичества у Жуковского, Батюшкова и Пушкина, своими философскими
размышлениями оказался близок позднему Баратынскому с его мыслью об
обреченности всякой цивилизации и гибели культуры, молодому Лермонтову с его
демоническим протестом и бунтом против торжествующего порядка вещей. Он обладал
ярким поэтическим дарованием. «Если бы г. Тепляков, – писал Пушкин –
ничего не написал, кроме элегии «Одиночество» и станса «Любовь и ненависть», то
и тут занял бы он почетное место между нашими поэтами».
|