Стихотворение Пушкина «Когда за городом, задумчив, я брожу…» (1836)
11.05.2016, 16:03
В связи с причастностью к власти мирской и власти духовной решается и
тема бессмертия. С этой целью Пушкин в стихотворении «Когда за городом,
задумчив, я брожу…» обращается к традиции кладбищенской элегии, в
частности к «Сельскому кладбищу» Жуковского. В отличие от Жуковского,
который, вслед за Греем, описывал деревенское, крестьянское кладбище,
Пушкин сравнил два кладбища – городское, публичное и родовое, вотчинное,
помещичье-усадебное. Городское кладбище повторяет образ мирской суеты: в
захоронениях, надгробных памятниках, на плитах и в надписях – та же
пошлость, та же корысть, то же лицемерие, та же жадность наряду с
помпезностью и отсутствием вкуса, что были в реальной жизни усопших
обитателей. Здесь все свидетельствует о мнимых заслугах, ханжестве,
продажной любви, об унижении человеческого достоинства и полном
неуважении к покою спящих:
Такие смутные мне мысли все наводит,
Что злое на меня уныние находит.
Горький и мрачный тон, которым открывается
стихотворение, сменяется, как это ни парадоксально, бодрым,
жизнеутверждающим, когда поэт вспоминает о кладбище родовом:
Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мертвые в торжественном покое. <… >
Деревенское, родовое, вотчинное кладбище
противопоставлено городскому во всем: вместо рассеянных повсюду
признаков суеты – торжественный покой, приличествующий сну мертвых,
вместо украшенных могил – «неукрашенные», вместо сгрудившихся
захоронений – простор, воля, широта, вместо «нелепых затей» «дешевого
резца» – простота и благородство «камней вековых», вместо «могил
склизких» – «желтый мох», вместо всевозможных условностей и ложных
чувств – свобода от условностей, от деспотической опеки проявления
истинной скорби («с молитвой и со вздохом»). Всеми этими чертами родовое
кладбище ближе сердцу поэта. В нем заключена славная и грустная судьба
культурного слоя нации – старинного, аристократического дворянства, к
которому принадлежал поэт и которое ныне, как понимал Пушкин, утрачивало
свое господствующее социальное и имущественное положение.
Подчеркивая естественность родового упокоения, его близость к
природе, Пушкин неожиданно поднимается над «злым… унынием» и завершает
элегию не грустной, а жизнеутверждающей нотой: над родовым, вотчинным
кладбищем, в отличие от кладбища городского, где все подвержено тлению,
веет дух жизни. Над «важными гробами», храня их покой, «колеблясь и
шумя», «стоит… дуб» – символ бессмертия. Жизнь не угасла, и род не
предан забвению.
Подобно теме бессмертия рода решается и тема личного бессмертия, связанная с поэтическим призванием.