В этом стихотворении, близком к балладе, в иносказательной форме выразилось подавленное душевное состояние поэта.
Народная фантастика часто видела в метели что-то бесовское,
колдовское, завораживающее и губительное. С помощью ритма Пушкин в
образной системе воссоздает страшную картину метели, в которой
заблудились ямщик и барин. Их охватывает общее чувство:
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин.
Картина бессмысленного кружения, снеговой метели,
стонущей вьюги перерастает в многозначный символический образ. Из
хаотической бессмысленности произвольно выхватываются отдельные видения.
Они то угрожают, то вселяют тоску одиночества и беспомощности, то
дразнят миражами. Лишь некоторые видения несут какой-то смысл. Так
прочитывается тема заблудшего человека, обуреваемого враждебными ему
силами зла и рока и угадывается намек на неясность пути человечества и
исторического пути России («Сбились мы. Что делать нам!»). Рефреном
проходят строки «Мчатся тучи, вьются тучи…», в которых выражено
торжество разбушевавшейся стихии. Композиция стихотворения явно передает
нарастание хаоса, усиливающуюся бессмысленность происходящего и
углубление щемящей тоски, перерастающей в душевный надрыв. Даже природа и
духи, внушающие страх, тяготятся неразумностью и страдают («вьюга
плачет», бесы «жалобно поют»), подчиняясь неуправляемому хаосу.
Иррациональность жизни рождает в лирическом «я» переживания, сходные с
теми, которые свойственны природе и духам («Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…»).
Пушкин, привыкший светлым разумом постигать смысл жизни, передает в
«Бесах» внезапное бессилие ума, не могущего понять представшую его
глазам хаотическую действительность, лишенную порядка и стройности. Поэт
не страшился стихии и отважно бросался в схватку с ней. Страх, о
котором он писал в «Бесах», вызван прежде всего ощущением, пусть
временным и быстро прошедшим, неразумности действительности и, главное,
ее неподатливости рациональному объяснению, относительной беспомощности
разума. Угроза непонимания мира равносильна угрозе сойти с ума. Эта
мысль внезапно поразила Пушкина, и он не однажды возвращался к ней. Но
поэт сопротивлялся хаосу действительности, доверяясь своему ясному уму.
На другой день после «Бесов» была написана «Элегия» («Безумных лет
угасшее веселье…»), где теме разума отведено почетное место.