Роман в стихах «Евгений Онегин» (9 мая 1823 – 25 сентября 1830)
11.05.2016, 15:47
«Евгений Онегин» был начат поэтом в южной ссылке и закончен
Болдинской осенью. Но на этом работа над романом не прекратилась. В
1831 г. поэт переделал последнюю, восьмую главу и сочинил письмо Онегина
к Татьяне.
В течение семи лет план романа менялся, менялись его герои. Поскольку
Пушкин печатал главы романа отдельными книжками, то и читатели могли
следить за переменами в жизни и в мироощущении главных персонажей. Сам
Пушкин тоже не оставался неизменным. Поэт запечатлел в «Евгении Онегине»
и собственный духовный рост, и развитие своих героев. Пушкин смотрел на
них глазами современника и глазами человека, для которого они стали уже
историческими типами. В «Евгении Онегине» предстала реально движущаяся
история русского общества, но она явилась в авторском освещении,
пропущенная сквозь сердце автора. В связи с этим Пушкин разрешил себе
широту и непринужденность авторских оценок по отношению к героям, их
судьбам, к историческим, литературным и иным событиям. Он даже рассказал
читателям, как он пишет роман, какие трудности возникают у него, как он
справлялся с ними, что думает об оде и элегии, о старом слоге, о
заимствовании иностранных слов и о многом другом. Словом, он делает себя
полноправным героем романа, только не романной фабулы, где есть всего
две пары героев, а романного сюжета, населенного значительно большим
числом лиц. Все эти юмористические, исторические, литературные,
житейские, лирические и полемические места столь тесно и неразрывно
входят в сюжет романа, что их никак нельзя считать обычными «лирическими
отступлениями», уводящими в сторону от сюжета или тормозящими и
поясняющими его развертывание. Все они составляют особый сюжет – «сюжет
автора», равноправный «сюжету героев». Сдержанность, сжатость, экономия
художественных средств, обычная для Пушкина, здесь, в известной мере,
нарушена. Она сохранена на уровне фабулы, но на уровне романного сюжета
не только не выставлена напоказ, но и решительно отвергнута. Это
противоречие – скупость эпической, повествовательной фабулы и щедрость
лирического сюжета, а также лирического освещения эпохи – демонстрирует
исключительное чувство меры, вкуса и художественного такта,
обеспечивающее гармонию всей «воздушной громады», по словам А.А.
Ахматовой, «Евгения Онегина».
То же противоречие сразу же встало перед исследователями романа,
которые пытались выяснить, что же главное в нем – эпика или лирика – и в
каком соотношении они существуют в «Евгении Онегине». Е.Г. Эткинд,
споря с В.С. Непомнящим, следующим образом излагал его точку зрения:
«Роман же как таковой… никакой не роман, а большое лирическое
стихотворение. Говорить о «лирических отступлениях» нет смысла, потому
что «лиризм диктует всю художественную логику романа, а «отступления» –
лишь наиболее очевидные проявления, опорные точки насквозь лирической
структуры произведения»… «Отступлениями» являются эпизоды, содержащие
«сюжет героев»; это – отступления от «сюжета автора», точнее, «инобытие
этого сюжета»…».
По мнению Е.Г. Эткинда, В.С. Непомнящий произвольно поменял местами
«лирические отступления» и романный сюжет: до В.С. Непомнящего авторские
лирические рассуждения считали «лирическими отступлениями», В.С.
Непомнящий же предложил фабульный сюжет (взаимоотношения героев романа)
считать «лирическим отступлением», а авторские рассуждения – истинным
«сюжетом» романа. В таком случае «Евгений Онегин» – лирическое
произведение («большое лирическое стихотворение»)
с сюжетно-повествовательными «отступлениями». Это означает, продолжал
Е.Г. Эткинд, «что в «Евгении Онегине» нет ни персонажей, ни действия, ни
быта, ни моральных или политических проблем, ни истории; все происходит
во внутреннем мире, в душе. Известно, что «там, внутри» нет ни
пространства, ни времени – как в Вечности». Смысл критикуемых
утверждений В.С. Непомнящего его оппонент видит в том, что жизнь,
изображенная Пушкиным в романе, не имеет прообраза в действительности, а
представляет собой исключительно внутреннее порождение и происхождение.
«Нет эпического начала, нет персонажей, пространства, исторического
времени, нет повествовательного сюжета, даже нет… текста, – заключает
Е.Г. Эткинд. – Действие – которое не действие – протекает внутри
авторской души. В этом неисчерпаемо-загадочном произведении нельзя
увидеть и жанра…». И далее следует цитата из книги В.С. Непомнящего
«Поэзия и судьба»: «…будучи лирической исповедью, оно («большое
лирическое стихотворение» «Евгений Онегин») в то же время является эпосом авторского духа как национального духа, осмысляющего себя Е.Г. Эткинд держится иной позиции: он стоит за историческое изучение
романа и считает главным в нем эпическое, повествовательное начало,
сюжет, отводя авторской лирике роль «отступлений» в разнообразии их
значений.
Спор о том, какое начало – эпическое или лирическое – является
главным, далек от схоластики. В зависимости от того, эпический или
лирический роман «Евгений Онегин», зависит угол зрения, под которым его
следует анализировать и понимать.
Если подсчитать
строфы и стихи, в которых излагается фабула, относящаяся к героям
(эпика), и строфы и стихи, в которых нет изложения фабулы (лирика), то
окажется, что количество, условно говоря, «эпических» и «лирических»
строф и стихов одинаково. Пушкин строго соблюдал равновесие и
равновеликость эпики и лирики. Впечатление господства лирики,
сложившееся у В.С. Непомнящего, возникает, по-видимому из-за того, что в
«Евгении Онегине», как выяснено исследователями и прежде всего Ю.М.
Лотманом и С.Г. Бочаровым,
два романа – один «роман жизни», творимый ею и связанный в большей мере
с автором, чем с героями, где автор и есть главный герой, а другой –
«роман героев», который творится жизнью и автором. «Роман героев»
вставлен в более широкую – жизненно-авторскую – раму. «Роман жизни»
подан в большей мере в лирическом ключе, «роман героев» – в эпическом,
повествовательном, сюжетном. При этом оба романа рождаются исторической
действительностью и всемирным, вселенским бытием вообще.
Думая о «форме плана», Пушкин в начале работы над романом не знал, какие поправки внесет жизнь в ход повествования:
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал. (8, L)
Поэт намеревался постичь тип современного человека,
принадлежащего к петербургскому дворянскому обществу. Он искал причины
разочарования современного дворянского интеллигента, т. е. ставил перед
собой художественную задачу, волновавшую его в южных поэмах –
«Кавказском пленнике» и «Цыганах». Но в южных поэмах герои попадали в
исключительные обстоятельства, а в «Евгении Онегине» помещены в
привычное им окружение – в петербургское или московское общество и в
деревенскую среду.
Поскольку в «Евгении Онегине» отразилась историческая эпоха,
представшая через историю героя и сюжет, то это произведение является
романом. Так считал и сам Пушкин, писавший, что под романом он разумеет
«историческую эпоху, развитую на вымышленном повествовании». Однако
Пушкин писал не просто роман, а «роман в стихах».
В письме к П.А. Вяземскому он ясно указал на эту особенность «Евгения
Онегина»: «Пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница».
Стихотворная форма романа потребовала от Пушкина упорной работы над
стихом. Поэт необычайно разнообразил четырехстопный ямб, придав ему
исключительную гибкость и емкость.
Необходимость единства повествовательного и лирического начал привела
Пушкина к созданию новой строфической формы. Пушкин ведет с читателем
непринужденный разговор, и поэтому законченность каждой строфы
приобретает важное значение: повествование легко нарушается лирическими
отступлениями, а затем возвращается в прежнее русло. Так как каждая
строфа вмещает небольшой рассказ, то на каждую тему можно рассуждать
отдельно, отступая от сюжета и высказывая свою точку зрения. Нить
повествования не теряется, но зато сюжет заметно оживляется и
разнообразится, согревается лирическим волнением автора.