Другим крупным писателем-романтиком,
создавшим несколько фантастических повестей, был В. Ф. Одоевский.
Картины мира в фантастических
повестях и новеллах Одоевского строятся на двух принципах. Первый – романтический принцип двоемирия – одновременное
существование или мерцание мира эмпирически доступного и запредельного
(«Насмешка мертвеца», «Сильфида», «Саламандра», «Игоша», «Косморама» и др.). Второй – развертывание «одномерной»
аллегорической картины, нередко гротескной, чаще всего дидактической, где
фантастика выступает в роли чистой условности («Старики, или Остров Панхаи»,
«Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту», «Бал»,
«Просто сказка», «Городок в табакерке», «Необойденный дом», «Город без имени» и
др.).
Религиозно-философский мистицизм и
просветительские устремления парадоксально уживались в мировоззрении
В. Одоевского. Он был прекрасным знатоком трудов средневековых и
современных мистиков – от Якоба Бёме до Сен-Мартена, Пордэча и Франца Баадера.
Будучи членом московского кружка шеллингианцев – «любомудров» – Одоевский
привнес в фантастическую повесть обостренную философичность. Раннее увлечение
натурфилософией сменилось с годами серьезным интересом к естественным наукам,
переросло в настойчивую потребность рационалистически объяснять необъясненное и
непознанное.
Веря в возможности человеческого
разума, Одоевский видел познавательные начала, зародыши инстинктивного знания в
народных легендах и суевериях, детских фантазиях («Игоша», 1833, «Орлахская
крестьянка», 1842). Алхимия и древние мистические практики (например,
каббалистические учения средних веков) поэтизируются в повестях «Сильфида»
(1837) и «Саламандра» (1840). Причем автор балансирует на грани научной и
мистической версий загадочных явлений.
В «Орлахской крестьянке» ощущается
влияние идей Шеллинга и древних мистиков о равноправном божественному началу
темном, злом корне бытия. Вместе с тем в ярких картинах видений бесноватой
девушки отразился острый интерес научной мысли к отклонениям и необычным
явлениям человеческой психики.
«Западный» колорит этой повести –
явление не случайное в творчестве писателя: на него оказали мощное влияние
немецкие романтики (Новалис, Тик и в особенности Гофман).
В повести «Сильфида» композиционно и стилистически воплощена идея двоемирия,
параллельного существования потустороннего мира красоты и поэзии и «здешнего»
мира пошлости и благоразумия. Это русская версия повести Гофмана «Золотой
горшок», однако версия оригинальная, окрашенная в национальные тона и имеющая
неповторимый реально-прозаический финал.
Тема общения человека с
«элементарными духами» нашла продолжение в повести «Саламандра», явившейся поэтическим результатом многолетнего
пристрастия Одоевского к занятиям химией на грани алхимии. Огненная Саламандра,
сливающаяся в сознании алхимика Якко с прекрасной Эльсой, – двуединый
образ, объясняемый верой в возможность чудесных событий и одновременно
остающийся легендой, старинным преданием.
В ряде фантастических повестей
Одоевского воссоздан национально-исторический колорит и социально-бытовые
реалии России. Народно-поэтические представления о домовом и тонкое
проникновение в детскую психологию определил поэтику «Игоши». Внутреннее
омертвение петербургского и провинциального чиновничества высмеяно за несколько
лет до Гоголя в фантастических повестях «Сказка
о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем» (1833) и «Сказка о том, по
какому случаю коллежскому советнику Ивану Богдановичу Отношенью не удалося в
Светлое Воскресенье поздравить своих начальников с праздником» (1833). В
дидактико-аллегорической «Сказке о том,
как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту» воплощена
популярная в русской литературе 1830-х годов тема обезличивания, нивелировки
частного человека. Мотивы этой повести предвосхищают гоголевские мотивы
губительного влияния на личность современного города.
В сознании автора его литературные
опыты в фантастическом и жизнеподобном образных планах складывались в циклы,
часть из которых была осуществлена («Пестрые сказки с красным словцом,
собранные Иринеем Модестовичем Гомозейко», «Русские ночи»). Книга «Русские
ночи» включает в себя наиболее значимые произведения 1830-х годов, в том числе
фантастические, и по праву считается энциклопедией русского романтизма. Она
пронизана социально-критическим пафосом и одухотворена идеей соединить с
плодами западной цивилизации «свежие, могучие соки славянского Востока».
Некоторая рассудочность и
«заданность» фантастических повестей Одоевского не раз была отмечена
современниками. Их, в отличие от светских повестей писателя, не жаловал Пушкин,
считая творческой неудачей Одоевского. Однако с течением времени многие из них
вошли в золотой фонд фантастического жанра.
|