Повесть – пример классической композиционной стройности (в первой части
повествователь рассказывает о Сильвио и о случае, произошедшем в дни его
молодости, затем Сильвио – о своем поединке с графом Б***; во второй
части повествователь рассказывает о графе Б***, а потом граф Б*** – о
Сильвио; в заключение от лица повествователя передается «молва»
(«сказывают») о судьбе Сильвио). Герой повести и персонажи освещаются с
разных сторон. Они увидены глазами друг друга и посторонних им лиц.
Сочинитель видит в Сильвио загадочное романтическое и демоническое лицо.
Он описывает его, сгущая романтические краски. Точка зрения Пушкина
выявляется через пародийное использование романтической стилистики и
путем дискредитации поступков Сильвио.
Для понимания повести существенно, что повествователь, уже взрослый
человек, переносится в свою молодость и предстает сначала романтически
настроенным молодым офицером. В зрелых летах, выйдя в отставку,
поселившись в бедной деревеньке, он несколько иначе смотрит на
бесшабашную удаль, озорное молодечество и буйные дни офицерской молодежи
(графа он называет «повесой», тогда как по прежним понятиям эта
характеристика была бы к нему неприложима). Однако, рассказывая, он
по-прежнему пользуется книжно-романтическим стилем. Значительно большие
перемены произошли в графе: в молодости он был беспечен, не дорожил
жизнью, а в зрелом возрасте узнал подлинные жизненные ценности – любовь,
семейное счастье, ответственность за близкое ему существо. Лишь Сильвио
остался верным себе от начала до конца повествования. Он по природе
мститель, скрывающийся под маской романтической таинственной личности.
Содержание жизни Сильвио – месть особого рода. Убийство не входит в
его планы: Сильвио мечтает «убить» в мнимом обидчике человеческое
достоинство и честь, насладиться страхом смерти на лице графа Б*** и с
этой целью пользуется минутной слабостью противника, заставляя его
произвести повторный (незаконный) выстрел. Однако его впечатление о
запятнанной совести графа ошибочно: хотя граф нарушил правила поединка и
чести, он морально оправдан, потому что, беспокоясь не за себя, а за
дорогого ему человека («Я считал секунды… я думал о ней…»), стремился
ускорить выстрел. Граф поднимается над обычными представлениями среды.
После того как Сильвио внушил себе, будто отомстил сполна, его жизнь
лишается смысла и ему не остается ничего, кроме поисков смерти. Попытки
героизировать романтическую личность, «романтического мстителя»
оказались несостоятельными. Ради выстрела, ради ничтожной цели унижения
другого человека и мнимого самоутверждения Сильвио губит и свою жизнь,
напрасно издерживая ее в угоду мелочной страсти.
Если Белкин изображает Сильвио романтиком, то Пушкин решительно
отказывает мстителю в таком звании: Сильвио вовсе не романтик, а вполне
прозаический мститель-неудачник, который только притворяется романтиком,
воспроизводя романтическое поведение. С этой точки зрения Сильвио –
читатель романтической литературы, который «буквально воплощает
литературу в свою жизнь вплоть до горького финала».
Действительно, гибель Сильвио явно соотнесена с романтической и
героизированной гибелью в Греции Байрона, но только затем, чтобы
дискредитировать мнимую героическую смерть Сильвио (в этом проявился
взгляд Пушкина).
Повесть заканчивается следующими словами: «Сказывают, что Сильвио, во
время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом
этеристов и был убит в сражении под Скулянами». Однако повествователь
признается, что он не имел никаких известий о гибели Сильвио. Кроме
того, в повести «Кирджали» Пушкин писал, что в сражении под Скулянами
против турок выступили «700 человек арнаутов, албанцев, греков, булгар и
всякого сброду…». Сильвио, видимо, был зарезан, так как в этом сражении
не было произведено ни единого выстрела. Гибель Сильвио намеренно
лишена Пушкиным героического ореола, и романтический литературный герой
осмыслен заурядным мстителем-неудачником с низкой и злобной душой.
Белкин-повествователь стремился героизировать Сильвио, Пушкин-автор
настаивал на чисто литературном, книжно-романическом характере
персонажа. Иначе говоря, героика и романтика относились не к характеру
Сильвио, а к повествовательным усилиям Белкина.
Сильное романтическое начало и столь же сильное желание его
преодолеть наложили отпечаток на всю повесть: социальный статус Сильвио
заменен демоническим престижем и показной щедростью, а беззаботность и
превосходство природного счастливчика графа возвышаются над его
социальным происхождением. Лишь впоследствии, в центральном эпизоде,
приоткрываются социальная ущемленность Сильвио и социальное
превосходство графа. Но ни Сильвио, ни граф в повествовании Белкина не
снимают романтических масок и не отказываются от романтических клише,
так же, как отказ Сильвио от выстрела не означает отказа от мщения, а
представляется типичным романтическим жестом, означающим свершившуюся
месть («Не буду, – отвечал Сильвио, – я доволен: я видел твое смятение,
твою робость; я заставил тебя выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь
меня помнить. Предаю тебя твоей совести»)
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
