Предметом лирики Баратынского
стало эмоциональное переживание раздумья о состоявшемся или не
состоявшемся чувстве. Если поэты обычно стремятся передать
непосредственное первичное чувство, то Баратынский его, как правило, игнорирует и сразу переходит к чувству вторичному –
эмоциональному переживанию своего размышления о первичном чувстве. Поэт
отвлекается от воплощения и выражения самого чувства в его
непосредственной данности. Его не интересуют эмоциональные проявления и
оттенки. Он занят мыслью о том, по каким причинам, почему данное чувство
оказалось возможным или невозможным. Поэтому он анализирует не чувство
само по себе, а мысль об этом чувстве. Этот мыслительный анализ включает
не только рассудок и ум, но все существо поэта, все его сущностные
силы, все его чувства и потому переживается поэтом эмоционально. Мысль
обретает у Баратынского силу чувственного переживания. Но Баратынский не
останавливается на этом: в поздних стихотворениях он мыслит не только о
чувстве, но и о мысли.
Понимая поэзию как выражение поэтической мысли, Баратынский
подвергает «лирическому философствованию» мысль о поэтической мысли, или
мысль о поэзии, т. е. размышляет о проблеме поэзии, о месте поэзии в
бытии, о поэтическом слове как орудии, инструменте мысли, сознаваемом не
адекватным способом для выражения чувства или переживания.
Из противоречий между словом-мыслью и природой поэзии вытекает
понимаемая Баратынским трудность преодоления слова-мысли и переплавки
словесного материала в гармонически стройное лирическое произведение.
Баратынский был убежден, что поэзия, искусство вообще – это гармония, но
современный ему мир дисгармоничен и направление его движения углубляет
дисгармонию, усугубляет разрыв времен, отрывает человека от природы и от
искусства. Человечество идет по пути гибели. Только любовь, природа и
поэзия могут внести в смятенную душу человека гармоническое согласие и
равновесие, примирить и усмирить страсти, внести успокоение в душу
современного человека. Однако великий смысл любви, природы и поэзии
открыт лишь духовному взору немногих избранных людей. От человечества в
целом он скрыт и ему недоступен. И тут самого поэта настигает трагедия:
думая обо всем человечестве, он не может удовлетвориться собственным
спасением в любви, природе и поэзии. В результате мучительных
размышлений Баратынский пришел к выводу, что ныне человек (как и поэт)
утратил свое место в мире, выпал из истории. Впрочем, не только из
истории, но и из бытия. Ему нет места ни на земле, откуда он, как и все
человечество, в конечном итоге неизбежно исчезнет, ни на небе, куда он,
никогда не достигая, только стремится в своих мечтательных порывах.
Точно такой же удел определен любви поэзии, символическую природу
которой, по словам Г.О. Винокура, Баратынский точно осознал, а место
которой «не сумел оправдать для себя».
Мысль стала для Баратынского и великой творческой силой, и страшным
мучением. Он чувствовал себя жертвой мысли, жертвой своего
раздробительного аналитического знания, которое парадоксально разбивало
все устойчивые представления человечества о любви, природе, поэзии и все
законы бытия, в том числе этические, нравственные правила и моральные
нормы. Всей душой Баратынский хотел даровать жизни согласье лиры, но ум
сигнализировал ему о тщетности усилий. Сердцем поэт хотел принять законы
устроения мира, но ум упорно сопротивлялся им и даже бунтовал.
Получалось, что символ гармонии не жизнь, движение которой разрешает и
примиряет все противоречия, как обычно считалось, а смерть, что дух
человека наполнен не религиозно-историческим оптимизмом, а скорбной
печалью, что человек, как бы ни хотел, не может вопреки каноническому
христианству преобразиться, а неуклонно шествует к своей гибели. Эти
противоречивые и неразрешимые «волнения» Баратынский побеждал не умом, а
верой. Аргументов, опровергающих его мысли, он не нашел. Осталось
прибегнуть к вере в целительную силу любви, природы и поэзии.
Свидетельства тому – многие стихотворения поэта, но, самое полное и
безусловное из них – стихотворение «Когда дитя и страсти, и сомненья…»,
написанное в последний год жизни и посвященное жене Анастасии Львовне. |