Обвинения
падают на «толпу» и в этом стихотворении, но здесь у Лермонтова есть конкретный
повод и конкретный адресат – «свет» и, даже точнее, – светская чернь,
«толпа, стоящая у трона».
Стихотворение «Смерть поэта», как
широко известно, написано сразу после кончины Пушкина, лишь только весть о ней
облетела Петербург. Оно представляет собой лирический монолог, в котором
гневная речь поэта-оратора состоит из резко меняющихся по своей ритмике
отрывков. Столь же резко меняются тональность и стиль. С одной стороны,
возвышенная, декламационная лексика, восходящая к жанру оды, с другой, –
плавная задумчивая речь с воспоминаниями, размышлениями, сожалениями, обычная в
элегии. С одной стороны, обличительные эпитеты, броские и негодующие:
Не
вынесла душа поэта…
С
другой стороны – слова и образы, взятые из элегий:
Замолкли
звуки чудных песен…
Гневная
инвектива сменяется рассказом («Его убийца хладнокровно…»), затем элегическим
размышлением, потом снова ораторской речью и опять декламацией («А вы,
надменные потомки…»). Ритм и речь передают страстное переживание поэта,
исполненного негодованием и чрезвычайно взволнованного. В стихотворении есть герои
(Пушкин и поставленный рядом с ним поэт Ленский из «Евгения Онегина») и
антигерои (убийца Дантес и «толпа»). Речь о Пушкине выдержана в традиционных
стилистических красках – либо в одическом, либо в элегическом ключе, о «толпе»
– исключительно в стиле высокой сатиры. И в том, и в другом случаях Лермонтов
использует типичные «поэтизмы» и перифразы. Вот пример высокой сатиры:
А
вы, надменные потомки
Известной
подлостью прославленных отцов,
Пятою
рабскою поправшие обломки
Игрою
счастия обиженных родов!
Элегический
стиль, совмещаясь с риторическим, всюду окружает, обволакивает образ Пушкина:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Здесь
мы встречаем характерные синтаксические вопросительные конструкции, введенные в
русскую поэзию Жуковским и играющие важную композиционную роль в мелодике
стиха:
Зачем
от мирных нег и дружбы простодушной…
В
такой же степени элегический стиль характерен и для воспоминаний о Ленском.
Переходя к образу антигероя – убийце
Дантесу, – Лермонтов меняет стиль:
Его
убийца хладнокровно
Навел,
удар… спасенья нет:
Пустое
сердце бьется ровно,
В
руке не дрогнул пистолет.
Все
слова здесь употреблены в своих прямых значениях: «пустое сердце» –
опустошенное, равнодушное, но настоящее сердце (ср. в «Завещании»: «Пустого
сердца не жалей…», где «пустое сердце» – синоним пустой, опустошенной души).
Пистолет тоже настоящий, а не метафорический (ср. в элегии Ленского:
«стрела» означает пулю, выпущенную из пистолета).
Почему же при описании Пушкина и
«толпы» Лермонтов прибегает к метафорической и перифрастической образности?
Во-первых, потому, что Пушкин
окружен ореолом возвышенного романтического певца. Во-вторых, Лермонтов писал
стихотворение не только о гибели Пушкина, но также о трагической судьбе, об
уделе и об участи Поэта вообще.
В стихотворении совмещены
романтический образ Пушкина и романтический образ Поэта. На факты и канву
биографии позднего Пушкина наложена вымышленная и обобщенная «биография»
романтического Поэта. Образ Поэта в стихотворении Лермонтова не совпадает ни с
реальным Пушкиным, ни с лирическим образом Пушкина, каким он выступает в его
стихотворениях. Так, поздний Пушкин далеко не соответствовал образу,
нарисованному Лермонтовым. Например, Пушкин, которому «свет» действительно
наносил «неотразимые обиды», не призывал мстить и обращался к Музе с иными
словами: «Хвалу и клевету приемли равнодушно И не оспоривай глупца». Пушкин
умел возвыситься в стихах над злобой жизни, над суетой, над хаосом, беспорядком
и устремиться к гармонии. Он думал о жизни, а не о смерти и убегал мыслью в
будущее. Ему был чужд и образ певца, одиноко противостоящего «толпе» и
возвышающегося над ней («Один как прежде…»).
Многие образы, обороты, контрастные
сравнения, которые употребляет Лермонтов, создавая образ Поэта, расходятся с
образами, оборотами и сравнениями, свойственными поэтическому языку зрелого
Пушкина. Например, Пушкин избегал излишней «возвышенности», он не любил
холодной «высокости», торжественной патетики. Его привлекали прозрачность
стиля, точность, ясность и смелость выражений. Пушкину были совершенно чужды
отвлеченные риторические формулы, которые составляют силу и энергию
лермонтовского стиха
Отравлены
его последние мгновенья
Коварным
шепотом насмешливых невежд,
И
умер он с напрасной жаждой мщенья,
С
досадой тайною обманутых надежд...
...И
вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта
праведную кровь!».
Наконец,
Лермонтов метафорически сопоставляет Пушкина с Иисусом Христом:
И
прежний сняв венок – они венец терновый,
Увитый
лаврами надели на него:
Но
иглы тайные сурово
Язвили
славное чело…
Все
это имеет мало отношения к Пушкину, но вполне совместимо с романтическим
образом Поэта-избранника, конфликт которого с окружающим миром выглядит
трагически неразрешимым. Гибель Пушкина послужила для Лермонтова поводом
воплотить образ возвышенного Поэта, вынужденного жить среди враждебной «толпы»,
страдающего в духовном одиночестве и жертвующего своей жизнью, подобно Христу,
ради истины и людей.
В этой связи в стихотворении «Смерть
поэта» существенна еще одна настойчиво проходящая тема. Речь идет о мягких
упреках Поэту, который покинул обычную и естественную для Поэта идиллическую
обитель («Зачем от мирных нег и дружбы простодушной…») и «вступил… в свет».
Здесь проясняется позиция самого Лермонтова, как автора стихотворения. Он
причисляет себя к духовным собратьям Поэта, к старой родовитой аристократии, к
«обиженным родам», которые ныне вытеснены «надменными потомками Известной
подлостью прославленных отцов». В этом случае Лермонтов солидарен с Пушкиным.
Окружение, враждебное Поэту, названо
отчетливо и конкретно – «жадная толпа, стоящая у трона». Она отчуждена как от
Поэта («Не вы ль сперва так злобно
гнали…»), так и от лирического «я» и автора («А вы, надменные потомки…»). Особенно остро отчуждение чувствуется в
стихах:
И
прежний сняв венок – они венец
терновый,
Увитый
лаврами надели на него…
Но,
если есть «они», значит есть и «мы». Косвенно это подтверждается строкой: «Не
мог щадить он нашей славы…». «Мы» –
это те из родственных Поэту (и Пушкину) душ, кто увенчал его славой
(поэтическим венком), а «они» – те, кто коварно завлек Поэта (и Пушкина) в
свою, чуждую певцу-избраннику среду и кто снял с его головы прежний венок и
надел иной, терновый венец. Романтический Поэт (Пушкин) погиб, стало быть,
потому, что поддался обману («Зачем поверил он словам и клятвам ложным…») и
совершил ошибку, думая, что «сердце вольное и пламенные страсти» могут жить и в
своей естественной среде, и в искусственной и враждебной – «свете завистливом и
душном». Поэт (и Пушкин) потерпели жизненный и творческий крах вследствие
компромисса с придворной знатью, с которой компромисс невозможен и которая
должна быть изобличена и отвергнута.
«Смерть поэта» – это попытка установить прямой контакт
Поэта с царем, это также попытка найти национальное согласие и национальную
гармонию. Арест Лермонтова за стихотворение «Смерть поэта» развеял эти надежды:
стало ясно, что царь не нуждается в Поэте и поддерживает не Поэта в его идее
союза царя и народа (нации) на основе любви, а придворную аристократию. После
стихотворения «Смерть поэта» Лермонтову нужно было искать новую опору
поэтическому творчеству. Эти поиски поэт вел на почве реальной
действительности, пристально вглядываясь в происходящие в ней явления и
события. |