В этом стихотворении Лермонтов назвал
свою любовь к отчизне «странной». В нем ничто не вызывает волнения: ни мир, не
нарушаемый войнами, ни «заветные преданья», ни нынешняя «слава», добытая в
кровопролитных сражениях. Лермонтов не отвергает названные им формулы, не
отрицает их. Они просто оставляют его равнодушными («Не шевелят во мне
отрадного мечтанья»). Но сразу видно, что в противовес официальным
государственно-патриотическим соображениям он выдвигает ценности, дорогие ему
лично.
С одной стороны, его привлекают масштабность, обширность, величие,
степенность, «богатырство» русской природы («Ее степей холодное молчанье, Ее
лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям»), словно бы нарочно
приготовленное для рождения и жизни богатырей, с другой – ему отрадны низкие
картины, деревенский бедный и неказистый быт («Люблю дымок спаленной жнивы, В
степи ночующий обоз…») средней равнинной полосы России. Величественное
парадоксально соединено с обыкновенным, повседневным. В этом сочетании уже
заключена «странность». Любовь к родине сразу становится конкретной: будучи
«странной», она присуща именно данной личности. Наконец, поэт любит не за
какие-то заслуги предков и славные исторические деяния, а просто потому, что
родина дорога ему сама по себе, независимо от всяких других соображений, и что
она такова, какова есть. Поэтому он и не знает, как ответить на вопрос: «За что
ты любишь родину?» Лирический герой отвечает наивно и просто: «Но я люблю – за
что, не знаю сам…». Это такое же естественное чувство, как у пушкинской
Татьяны, как у самого Пушкина, который говорит о своей героине:
Татьяна
(русская душою,
Сама
не зная, почему)
С
ее холодною красою
Любила
русскую зиму…
Вследствие
сопряжения богатырства и обыденности в тональности «Родины» возвышенное слито с
умиляющим и трогательным. Более чем скромный достаток («полное гумно», «изба,
покрытая соломой») вызывает в нем настоящую «отраду». Здесь живут простые,
работящие люди, неравнодушные к красоте («с резными ставнями окно»), цельные,
отдающие себя делу или празднику («И в праздник, вечером росистым. Смотреть до
полночи готов На пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных мужичков»).
Здесь, в деревне, на родных просторах сохранился, может быть, ценой бедности
патриархальный быт, сохранилось согласие человека с природой, между собой и с
Богом.
Россия открылась Лермонтову в
парадоксальных и почти несовместимых контрастах. В самые ответственные минуты
единство человека с природой, с другими людьми, изначальное богатырство народа
оказывается неодолимой для врага силой.
|