Незаконнорожденный сын
родовитого и богатого русского дворянина И. А. Яковлева и немки
Л. Гааг (что объясняет секрет его искусственной немецкой фамилии), Герцен
получил достаточно хорошее домашнее воспитание, с детства помимо русского знал
немецкий и французский языки. Очень рано проявилась и политически оппозиционная
настроенность Герцена, характерная для всей его последующей жизни. Он с
жадностью читал запрещенные по политическим мотивам стихи Пушкина и Рылеева;
в 14 лет, при известии о разгроме восстания декабристов, сразу же принял
их сторону, почувствовав, по его собственному признанию, что не может быть «с
той стороны», где «тюрьмы и цепи», т. е. на стороне Николая I,
который с этого момента становится для него символом правительственного
деспотизма. Существенную роль в формировании и поддержании этого оппозиционного
угла зрения сыграло для Герцена чтение произведений Вольтера с его резкой,
язвительной критикой консервативных общественных институтов и, в частности,
неизменно скептическим отношением к церкви и религии. В то же время своего рода
контраст к увлечению Вольтером составлял столь же рано проявившийся и также
сохранившийся на всю жизнь глубокий интерес Герцена к Евангелию с его, по
словам писателя, «миром и кротостью» и проповедью самоотверженной любви к
ближнему.
На интеллектуальное
развитие молодого Герцена оказал также влияние его двоюродный брат
А. А. Яковлев, фанатически увлекавшийся химией и другими
естественными науками, атеист и своеобразный философ «от науки»,
рассматривавший жизнь человеческого общества со всеми его высокими идеалами и
культурными достижениями как различные модификации химических соединений и
простейших нервных реакций организма. С целью более полного изучения
естественных наук Герцен поступает на физико-математическое отделение
Московского университета. В университете вокруг Герцена и его друга
Н. П. Огарева складывается кружок свободомыслящей молодежи, резко
критически оценивающей существующее положение вещей в России. Через год по
окончании университета, в 1834 г., за распевание «пасквильных» песен,
порочащих царствующую фамилию, Герцена, как политически неблагонадежного
субъекта, высылают из Москвы в Пермь. Начинается первая, длившаяся до 1839 г.
ссылка Герцена: Пермь – Вятка – Владимир. В эти чрезвычайно важные для его
общей духовной эволюции годы он вплотную сталкивается с застойным
провинциальным бытом российской глубинки и усиленно ищет путей духовно,
интеллектуально и этически правильного реагирования на окружающую его
прозаическую действительность, колеблясь между трезвым и вдумчивым принятием ее
и страстно-бунтарским противостоянием ей. В годы ссылки по-новому расцветает
начавшееся еще в университете и отчасти поддерживаемое религиозно-мистическим
настроем двоюродной сестры Герцена Натали, ставшей в 1838 г. его женой,
увлечение сен-симонизмом, или, по-другому, христианским социализмом в изложении
французского мыслителя А. де Сен-Симона, идеи которого стали особенно популярны
во Франции после революции 1830 г. В своем трактате «Новое христианство»
(1825) и в других работах Сен-Симон выступал против деспотических структур
старого феодального общества, традиционно поддерживаемого католической
церковью, и попыток их реставрации в новой послереволюционной, «буржуазной»
Франции, где беднейшие слои населения по-прежнему оставались без хлеба и
работы. Выход из создавшегося положения Сен-Симон видел в утверждении свободной
экономики, не контролируемой извне никакой государственной властью, и через это
в постепенном мирном приближении к идеалу «золотого века», неизбежный и скорый
приход которого был провозглашен им в известной формуле: «Золотой век, который
слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится впереди нас». Только
в будущем, полагал Сен-Симон, когда отношения между людьми будут основываться
на подлинном равенстве и по-настоящему открытой, несобственнической любви друг
к другу, человечество сможет достигнуть идеала, завещанного в свое время
Иисусом Христом. Резко противопоставленный церкви и церковной традиции, Христос
тем самым превращался в защитника и глашатая святых для Сен-Симона принципов,
начертанных на знамени французской революции 1789 г.: Свободы, Равенства и
Братства. Особой симпатией Герцена пользовалась также развитая учеником Сен-Симона
Анфантеном и, в частности, нашедшая отражение в ряде произведений Жорж Санд,
находившейся в 1830-е гг. под его сильным влиянием, идея о полном равенстве
полов, требующая со стороны мужчины не господства над женщиной, а признания ее
прав на свободное, независимое существование, что на языке сенсимонистов
называлось «реабилитацией плоти».
Огромное впечатление
произвела на Герцена публикация в 1836 г. «Философического письма»
П. Я. Чаадаева в журнале «Телескоп». Убежденный западник, поклонник
европейской культуры и цивилизации, Чаадаев в этом письме отказывал России в
праве называться цивилизованным государством и описывал ее как страну, стоящую
вне магистрального пути развития человечества. Герцена прежде всего привлекли
чаадаевский скептицизм в отношении современной – николаевской – России и
смелость, с которой мыслитель указывал на ее недостатки: отсутствие свободы,
подлинных творческих достижений, умственную вялость и духовную сломленность
русского человека – от интеллигента до простолюдина. Отказывал Чаадаев России и
в подлинной религиозности, полагая, что настоящее христианство, а им он считал
католичество, существует только в Европе, неудержимо стремящейся к установлению
Царства Божия на земле, знаками которого и являются духовные и культурные достижения
европейской цивилизации. Хотя мысль Чаадаева развивалась в русле консервативной
религиозности, той самой, которую отвергал Сен-Симон, основанием для нее
служила все та же вера в неизбежность движения человечества к высшей точке
своего существования – райскому «золотому веку», предсказанному в Евангелии.
Воззрения Сен-Симона и Чаадаева питали, таким образом, не только социальный
критицизм Герцена, но и поддерживали в нем своеобразную религиозность, не
лишенную мистического отсвета и состоящую в вере в божественное Провидение,
самопроизвольно влекущее человечество в предсказанный мир совершенства и, в
определенном смысле, гарантирующее его.
Сходный взгляд на историю
Герцен находит и в философии Гегеля, к изучению которой приступает, по
возвращении из ссылки, в 1839 г. под влиянием своих новых друзей –
В. Г. Белинского, М. А. Бакунина и
Т. Н. Грановского, не просто увлекавшихся философией Гегеля, но
воспринимавших ее (особенно это касалось Белинского и Бакунина) как некое
религиозное откровение. По Бакунину и Белинскому, божественное Провидение, на
гегелевском философским языке именуемое Абсолютом, требует от человека полного
и безоговорочного «примирения» с ним, в каком бы облике, пусть самом
трагическом, зловещем и жестоком, оно ни выступало. На этом основании русские
гегельянцы утверждали необходимость «примирения» с Николаем I и его
империей. Герцену их выводы казались чудовищными, он полемизировал с ними,
доказывая возможность иной, не столь консервативной трактовки гегелевской
философии истории, однако что-то в позиции «примиренцев» представлялось ему
если не привлекательным, то во всяком случае исторически оправданным и хотя бы
поэтому заслуживающим внимания.
|